Лужёный жёлудь...

Однажды он подался в дядьки,
хотел охаживать юнцов,
листать придирчиво тетрадки
и возражать концу концов.

Педагогическое бремя
ключиц негибкую дугу
усугубило, вредно племя,
осеменённое в стогу.

Она ж, ломая хлеб и пальчик,
под шалью поглощая снедь,
гадала скорбно, был ли мальчик
иль только маленький медведь.

И что же с ней, она в печали,
на солнце пятна, в пятке нерв,
вода бытует на мочале,
у чёлки перс, наперсник стерв.

В напёрстке кровь не голубая,
но и не красная ничуть,
на шею бросится любая,
когда судьба не по плечу.

Своими яхонтами осень
вместила Боткина в зрачки,
а мы рачков у речки просим,
как городские дурачки.

Урарту, встань и встройся в карту,
верни истории долги,
тогда уедем мы в Джакарту,
привычно встав не с той ноги.

И, пагубу индонезийцам
привив как модус и недуг,
нечистым православным рыльцем
все корни выроем в саду.

Под купол дуг подставив локти
и околотки воскресив,
запустим волосы и ногти,
петит напустим на курсив.

Застынь, мгновенье, истуканом,
не уходи от нас к врагам,
мы сможем вычерпать стаканом
проход к небрежным берегам.

Пускай, соседствуя с пожаром,
остекленит тропу мороз,
мы не простимся с самоваром,
цирроз трактуя как курьёз,

но, под корой копыта сжавши
и всласть похрюкав на закат,
пополним список в щи попавших
за раздвоенье языка.


Soundtrack: Е. Летнянова, К. Нагата, Friedrich Nietzsche, Da geht ein Bach.