подземелье

     если я думал, что камера, в которую меня возвращают после беседы, худшее место в городе, а я именно так и думал, допуская, что в других городах могут существовать места и похуже, если я так думал, я ошибался, потому что место, где я оказался после проигранной партии, хуже прежнего, гораздо хуже, находится оно где-то под землей, это подвал, подземелье, пещера, здесь так же холодно, как и в камере, и так же темно, но вдобавок еще и сыро, лампа, которую мне оставили, светит так слабо, что я не могу разглядеть стен, может быть, их вовсе нет, может быть они так далеко, что безразлично, есть они или нет, а что касается свода, то он имеется, я могу достать до него рукой, и для этого мне не придется вставать, вот в каком месте я оказался, что-то вроде крысятника, хорошо еще, если я здесь – единственная крыса, передвигаться можно только ползком или на четвереньках, я не страдаю клаустрофобией, но, признаюсь, мне здесь не по себе, неуютно, да чего уж, я в настоящей панике, сердце бьется, я в поту, неужели все это из-за какой-то ошибки, совершенной на тринадцатом году, в тринадцать лет, что же со мной тогда случилось, первая поллюция, насилие, какое-то ужасное открытие, болезнь, серьезных болезней у меня не было, я болел только ветрянкой, может быть, я провел несколько дней в бреду, и мне связывали руки, чтобы я себя не расчесывал, этого достаточно, чтобы разлучиться с самим собой, может быть, тогда я чувствовал себя так же, как чувствую сейчас, под этим низким сводом, который держится неизвестно на чем, я похож на лист ветчины между двумя половинами гамбургера, на окровавленный кусок мяса, свежая вырезка, материнская туша еще висит на крюке, вот мой исток, исток моей болезни, черное и красное, поезд несется во тьме, черная ночь и красный огонь, преступление, преступление, как будто я подхватил ветрянку по своей вине, невинные будут страдать, а виновные будут страдать еще больше, если это возможно, мне представляется, что нет, равенство в страдании, все уравнены в своих правах, от каждого по способностям, каждому по делам его, а дела у всех одинаковы, что бы ты ни сделал – результат тот же, выигрывает всегда дознаватель, затягивать партию – значит длить мучения, но мое положение может перемениться, почему бы нет, приговор еще не вынесен, обвинение не предъявлено, а ведь вначале меня допрашивали как свидетеля, может быть, как жертву, уже не помню, и вот к чему все пришло, я кричу «эй» и не слышу никакого эха.