Азбука умирания. Это любовь. Начало

Или история одной любви и одного предательства.



Ночью внезапно раздался телефонный звонок. Дико хотелось спать. В телефонной трубке бился детский испуганный голос – Мамочка! Приезжай скорее – бабушке плохо! Она встала, наспех оделась, вызвала такси.  Светало. Войдя внутрь квартиры увидела мать и плачущего ребёнка.  Дочка объяснила, что бабушке всю ночь было плохо, она ползла до туалета, её рвало, собака выла и жалась к молодой хозяйке. Отец  даже не вышел из комнаты. Вызвала скорую, попутно утешая мать и дочку. Приехали врачи, переглянулись, посоветовали срочно ехать в диагностический центр обследовать желудок. Из комнаты выполз заспанный отец, и недоумённо спросил, что происходит. Врач резко ответил: « А вы, что, не в курсе?» Тот, недовольный, что его побеспокоили, вернулся обратно, а у Н. начался тот нестерпимый, жуткий, нескончаемый год.
 В диагностике врачи были необычно приветливы, и вежливо сказали, что денег за обследование не возьмут. На недоумённый вопрос - Почему?  Мягко сказали – С диагнозом Онкология денег мы не берём, а вам нужно срочно класть мать в больницу.
Она была ещё очень глупая и молодая, и мало что знала об этой болезни. От матери решила скрыть, чтобы у неё не пропал стимул бороться. Сказала, что у неё язва, и что операцию нужно делать срочно.  Отец устранился сразу. Просто перестал разговаривать с женой, сделав вид, что его не существует. Дочь металась по врачам, таскала за собой больную мать, срочно собирала анализы. Ребёнка пришлось оставить отцу. Всё своё время она посвящала матери. Больницу выбирала по принципу – ближе к дому, чтобы навещать как можно чаще. Не зная, что навещать не придётся. Там нужно будет просто жить рядом с матерью, и делать всё самое необходимое.
Врач обещал выздоровление и решение всех проблем. Мать ничего не подозревала о страшном диагнозе, рядом не было никого, кто смог бы поддержать.
К операции нужно было купить лекарство для анестезии. Карточку, в поликлинике, как водится, потеряли. Без неё оказывались выдать рецепт.  Хирург в поликлинике, направлявший больную на операцию, увидел, как рыдает, сползая по стене, дочь его пациентки. Карточка нашлась, рецепт выдали.
Оставалось сдать кровь. Без неё никто не стал бы оперировать. Обычная практика. Кровь смогла сдать только дочь. Слава богу, её хватило. Женщина – врач, бравшая кровь для переливания, прониклась сочувствием, посоветовала попросить врача, чтобы матери переливали именно её кровь, кровь Н.
Бред, конечно, но она решила, что так и впрямь будет лучше. Врачей было двое. Тот, который обещал сделать операцию – зав. отделением, и второй, врач, ведущий палату, ассистировавший первому. Он был похож на мерзкого, рыжего, сального таракана. Когда Н. вошла в ординаторскую, и попросила, чтобы матери переливали её кровь, он сказал ей, чтобы она не лезла не в своё дело, а то разволнует врача, перед операцией, а он её от волнения вообще может зарезать. Сказал он это, конечно, зря. Н. теряла голову легко, и в состоянии аффекта не боялась никого и ничего. Она пошла на него, глаза горели, ей хотелось вцепиться в его мерзкую рыжую рожу, и он испугался. Здоровый мужик, хирург, улепётывал от разъярённой девушки.
Она сказала – Если хоть волос упадёт с головы моей матери, я тебя достану и на том свете! Запомни! Развернулась, и вышла из кабинета. Долго плакала в туалете. Умылась. Мать не должна была видеть этих слёз ни в коем случае. Ей нужно было идти на операцию абсолютно спокойной.
День операции. Маму увозили на каталке, выполнив все больничные суеверия. Дочь ушла из палаты, забилась в угол, чтобы никто не видел. Молилась, плакала. Когда через какое-то время вернулась, сказали, что мать в реанимации, посоветовали ехать домой, и возвращаться назавтра.
На следующий день, с утра, ей сказали, что её ищет анестезиолог. В панике, что случилось что-то страшное, она бросилась в отделение реанимации. Вышла женщина в белом халате. Не сказав, что с матерью, стала что-то говорить о низкой зарплате врача, о команде реаниматологов…
Наконец до Н. дошло, что у неё попросту вымогают  деньги. Денег, на тот момент, с собой не было. Ей намекнули, что подойдут позже. Через час, из палаты реанимации, передали список необходимых лекарств. Они стоили, порядка месячной зарплаты, и были необходимы. Пришлось срочно звонить мужу, занимать, покупать препараты. Отец так и не появился.  Наконец, маму привезли в палату. Дочь была рядом неотлучно. Научилась распределять время до минуты. Врач избегал подходить к матери. Кормить надо было через зонд, самостоятельно. Как это делается, не объяснил никто. Медсёстры шарахались от сложной больной, как чёрт от ладана. Но… один из врачей, симпатизировавший девушке, начал усиленно помогать, правда, параллельно пытаясь ещё и ухаживать.
Н. было ни до чего. У матери начался цистит. В палате был собачий холод, кругом тараканы, и два судна для лежачих больных на две палаты. Чтобы получить это судно в своё распоряжение, ей приходилось параллельно ухаживать ещё за несколькими больными. За день она настолько выматывалась, что привязывала к своей ноге верёвку, а другой её конец – к кровати матери, чтобы та смогла её разбудить ночью при необходимости.
Наконец, в один из дней появился отец. Мать расцвела. Он приносил бульон и кисель, сидел часик, и уезжал. У него уже была своя активная личная жизнь и молодая любовница, о которой, слава богу, не знала мама.  Дочь ни разу никто не подменил. Прошло полтора месяца. Анестезиолог упорно ходила в палату, рассказывала про гриб Чагу, из экологически чистых районов, который, за бешеные деньги надо было купить у неё лично,и который якобы обладал чудодейственными свойствами, но… денег не было. Их хватило только на необходимые лекарства и плату врачу – за операцию.
Двух женщин наконец, выписали. Врачи желали выздоровления, а на ухо дочери шептали, что облучение не  нужно, оно не поможет, и давали понять, что это не конец. Дочь не слышала никого, мать ходила, хорошо себя чувствовала, и казалось – это конец всех бед.
Мать включилась в домашнее хозяйство с рвением и упорством, как впрягается в ярмо застоявшаяся рабочая лошадка. Ездила на дачу, крутила банки с консервами, радовалась большому урожаю, судорожно пытаясь его переработать в угоду супругу. Через неделю ей стало хуже. Начало тошнить. Дочь приехала к родным домой, когда её отец орал на свою жену за подгоревший томатный сок. Мать начала метаться по врачам снова. В больнице где её оперировали, пощупали лимфоузлы и с диагнозом – здорова, затруднено глотание – отослали домой. Участковая отказалась что-либо предпринимать. В мать лезла только вода, ещё она сосала Чупа – чупсы. Капельницы от поликлиники делать отказывались. На помощь пришёл тот самый хирург из поликлиники – Ворон. Он договорился со своим учителем, чтобы женщину положили в другую больницу. При обследовании подтвердился страшный диагноз – рак никуда не делся, он расползался по телу, давая метастазы. На беду двух женщин, одна из которых было вынуждена носить в себе эту страшную тайну, болезнь прогрессировала. Мать есть и пить самостоятельно уже не могла. Нужно было кормить её через зонд, для этого – делать ещё операцию, а пока питать внутривенно. Лекарства пришлось покупать свои. Вливали глюкозу и физраствор, больше не кормили никак. К больной врач подошёл только раз – это был зав.отделения, который, как оказалось, был дружен с зав. отделения той больницы, где мать прооперировали так неудачно. В защиту своего дружочка он демонстративно не оказывал этим двум несчастным никакой помощи. Мать умирала от истощения, а врач только поинтересовался, свои ли у неё лекарства, не дай бог, вколят что-то за казённый счёт. Дочь не выдержала. Через неделю нашла знакомых в другой больнице. Мать перевезли туда. Там потянулись долгие дни надежды, и наконец-то реальная помощь. Но… время было упущено. Первая безграмотная операция усугубила всё. И.. опять одна, без никого. Рядом со смертельно больной матерью – веря и надеясь, каждый день!
Мать не спала. Опять обострился цистит. Дочь не отходила от кровати, собственную дочурку она не видела уже несколько месяцев. Она почти не ела. День расписан по минутам. Встать, одеться, накраситься,распускаться нельзя! Вымыть палату. Если придут санитарки – будут греметь вёдрами, разбудят маму. К приходу врача – умыть, покормить пациентку, подставить судно, помыть. Проследить за капельницей.
Ночью, когда мать, наконец-то впервые спокойно уснула, на пустой этаж, где никогда не дежурили медсёстры, к пациенту пришли пьяные бабы. Началась гулянка. С визгом, с хохотом.
Дочь вышла в коридор, потребовала, боясь, что разбудят мать, прекратить крики. Вызвала врача.
С этого дня начался кошмар. На руках умирала больная мать, а вечером, когда уходили врачи, и исчезали сёстры – в палату рвался тот мужик с дружочками, говорил гадости, требовал отдать кушетку, на которой спала дочь, угрожали изнасилованием.
Сил не было ни на что. После очередной угрозы она обратилась к врачу, тот крепко выматерил хулиганов, пообещав выбросить их из больницы. Отец, муж, не отреагировали никак. Обоим было не до того. Один пропадал с внучкой на даче, второй работал.
Наконец, после очередной и последней операции мать уложили в реанимацию. Дочь не пускали.
А она – проходила всё равно. Каждая смена дежурных врачей, а менялись они каждую ночь – просила банку кофе и денег. Она пробиралась к матери. Отмачивала её губы, гладила. Через неделю стала умолять вернуть маму в палату. Её вернули. Матери стало получше. Дочь перестала уходить из палаты. Держа за руку, пыталась перелить свои жизненные силы. Но мама угасала. Появились пролежни. Переворачивать больную приходилось одной. Наконец, ночью, она стала задыхаться. До этого, каждый день ей делали переливания крови. Кровь стоила тысячу рублей. Изредка появлялся отец, приносил деньги. Сказал : «Вы бы подыскивали ей уже  место на кладбище, что ли!»…Ночью, когда маме не хватало воздуха, дочь побежала за медсестрой. Открыла окна. Пришёл недовольный врач, и глядя дочери в глаза, сказал, что её мать умирает, реанимационные меры, кислород, всё это лишнее. На что та ответила, что ей плевать – пусть реанимируют. Врач, нехотя, начал выполнять свои обязанности. А утром, после пережитого, после жуткой, бессонной ночи приехал отец с внучкой. Дочь сказала, что больше не может. Что у неё нет сил, что ей нужно одну ночь побыть дома, выспаться. Попросила её подменить. Он согласился, но сказал, что ему нужно съездить домой – переодеться. Внучка осталась с мамой и бабушкой. И тут, впервые за несколько месяцев, девушка взяла дочку за руку, и попросив сестёр последить за матерью, вышла из палаты на свежий воздух. Был апрель. Цвёл желтым какой-то кустарник, грело солнце. Хотелось остаться здесь навсегда.
Они вернулись через двадцать минут.
Навстречу бежали сёстры. Мама ушла, как только она выпустила её руку. Она лежала, и улыбалась, как живая. Слёз не было. Они пришли позже, после похорон, после того, как мать увезли из палаты,  не дав проститься. После того, как отец не разрешил привезти домой её тело. Не отдал вещей внучки, дочери, запер квартиру, поставив сигнализацию.
Она выла от горя потом, долго, больно, страшно, когда её не видел никто.
И долгие месяцы и годы винила себя в смерти Мамы. С тех пор она ненавидела Апрель... Продолжение следует.


Продолжение: http://www.stihi.ru/2013/10/03/5723