Тобиас Кнопп. ч. 3. Юлечка. по В. Бушу

Тобиас Кнопп
    (часть третья)

      Юлечка

Предисловие

Не должен быть отец столь полным,
Нормальным должен быть мужик,
Когда был молод, был он вольным,
В размерах тоже был велик.

Тогда «вершил» он тренировки,
Желанье было похудеть,
Но все приёмы подготовки…
Не смог он все преодолеть.

Но из-за собственной лишь лени
Спорт стал ему не по душе,
Весь ум застлали «злые тени»,
Ему не стало и лучше;.

С такой своею неудачей
Не мог вершить он добрых дел,
Был Кнопп наш очень озадачен,
Молиться тайно он посмел.

Его объял и тихий ужас,
Когда и верные друзья,
Ему все говорят не зря,
(Он не решался и всё тужась),

Что оставаться неженатым
Совсем не принято у нас,
Остаться может непоня;тым,
И жизнь пойдёт вся без прикрас.

Хотя, к примеру, есть чиновник,
Который тоже не женат,
Он добродетельный начальник,
Неуважаемый он брат.

Слонялся Кнопп наш и «по миру»,
Но счастья в этом не нашёл,
Стал жалок, растерял и веру,
Домой, обратно он побрёл.

А вид его был жалок очень,
Он — злой, сгорби;вшийся старик,
Он даже стал какой-то скрючен,
Испорчен весь мужчины лик.

И ни с одной из встречных женщин,
Что попадались на пути,
Хотя и был ещё не венчан,
Не мог уют ни с кем найти.

О, как теперь ему чудесно!
Законно был вознаграждён,
Отважный подвиг, очень лестно,
Венчаньем был сопровождён.

Он сам поступком восхищённый,
Ведь это есть гражданский долг,
Он как бы званьем награждённый:
«Отец и папа» — смысл и толк.
 
Юлечка — младенец

Уже писалось нами ране(е)
В семье у Кноппов — торжество,
Мадам «прошла» через страданья,
Родив «премило(е) божество».

Они хвалили фрау Вемут,
Что та всё знала, что и как,
Вся вникнув к роженице «в омут»,
Она ведь «дока» в сих делах.

На радостях, она с восторгом
Малышку поднимала вверх,
И Кнопп весь в настроенье гордом,
С ней разделял уже успех.

Глазам не веря сему чуду,
Он убеждался наяву,
Что: «Я отцом теперь ей буду,
В семье я с дочерью живу»!

Девчушку Юлечкой назвали,
В честь фрау Вемут нарекли,
Вне всякой внутренней печали,
Жить Юлей, деву обрекли.

А Юля, как грудной ребёнок,
Ведёт себя, как дети все,
Не вылезая из пелёнок,
Порой спит крепко в матрасе;.

Порой весёлая, игрива,
Ведь разум дремлет у детей;
Порой злобна и так криклива,
Покоя нет в их доме с ней.

Кричит, как будто так и надо,
Что любит, то давалось б ей,
Но всё равно она — отрада,
Считались с дочерью своей.

Она всегда была помыта,
Держали Юльку в чистоте,
Как позволяют цены быта,
И честь семьи, и всё бытьё.

Уже обычно, ранним утром,
Как раздавался её рёв,
Пакет с компрессом, его нутром
В нательный облачался кров.

Любил смотреть её папаша
На утренний сей ритуал,
Мочалка, пудра — эту «кашу»
Помывки всей — он обожал.

Конца дождавшись туалета,
Кнопп дочку брал уже к себе,
Бросал он вверх её для взлёта,
Он с ней был как бы весь «в борьбе».

Скакала Юля на коленах,
Её он в попу целовал,
«Плясала» кровь у папы в венах,
При этом песню напевал.

Праздничное утро

Летят года, взрослеют дети,
И Юля тоже подросла,
Ей интересно жить на свете,
Умом до многого «дошла».

Растёт пытливым сей ребёнок,
Смотреть всё интересно ей,
Недавно, кажется, с пелёнок,
Но нет у ней ещё друзей.

Вот в праздничное утро папа
На Мессу собрался; идти,
Уже готовы фрак и шляпа,
Лишь лоск он должен навести.

Перед бритьём он точит бритву,
Он кистью мылит и лицо,
С щетиной счас он «вступит в битву»,
Всю сбрив её заподлицо.

А Юля с куклой стоит рядом,
Следит внимательно за всем:
Отцовским праздничным нарядом,
Ему наряд такой зачем?

Бритья окончив процедуру,
Покинул комнату отец,
А Юлечка свою натуру
Решила «выдать» наконец.

На табурет вскочив проворно,
«Плацдармом стал отцовский стол,
Схватив перо, довольно вольно,
Для рисования простор.

Часы карманные с подставкой
Стояли рядом, на столе,
Красой своей и, как приманкой,
Служили в детском том челе.

Часы схватила за цепочку,
И, с силой дёрнув на себя,
И вдруг мы видим Юлю-дочку,
(Как будто всё случись шутя),

А с нею вместе все предметы,
Принадлежащие столу,
(Чернил разлитых все приметы),
Простёрты рядом, на полу.


Но к счастью слабые ушибы
Паденье «подарило» ей,
Но и серьёзные — могли бы,
Случиться тоже, так же с ней.

Зато часы и их подставка
Разбились от паденья в крах,
Такой была цена и ставка,
На первых Юлькиных шагах.

Оправившись лишь от паденья,
Её привлёк вязанья вид,
Чулок, как мамино творенье,
Лежит там рядом, «недошит».

Чулок и пухлый, и шерстистый,
А рядом пряжи весь клубок,
Сгодился тряпкой просто чистой,
Стереть чернильных пятен «сок».

Свершив второе лишь деянье,
Свой взор нацелила на фрак,
Зачем такому одеянью —
Торчат две фалды, просто так.

Она, достав отцову бритву,
Удобно так висел тот фрак,
Она устроила с ним «битву»
В серьёзе полном, «на ножах».

Обрезав ему фалды сзади,
Довольная за результат,
Она опять, «довольства» ради,
«Творить решает Юля ад».

В отцовской трубке для куренья,
То место, где «набит» табак,
«Забито» пробкой «к удивленью»,
«Ведь не должно же быть бы так».
 
Она той самою же бритвой
Сумела пробку удалить,
«Своей отважной в доме битвой»,
Чтоб лучше было бы курить.

Попалась ей отцова шляпа,
Её, намерив на себя:
— Ах, как же носит её папа?
Она мне слишком велика.

А вот сидеть на ней удобно, —
На шляпу села в тот же час:
— Горшку та шляпа так подобна,
Вот отдохну-ка я сейчас.

Вошли родители внезапно,
Их изумленью нет конца:
Наряд потерян безвозвратно —
Проделка — «юного лица».

У папы защемило сердце,
На Мессу не в чем и пойти;
Закроем праздника мы дверцы,
Пойдём мы дальше по пути.

Злые мальчики

Летят года, взрослеют дети,
«Пощады» нет здесь никому,
Растёт, стареет всё на свете,
Вступая с жизнею в борьбу.

Уже и Юля — ученица,
Чуть полновата, но мила,
Она уж общества частица
К мальчишкам интерес нашла.

Один — не нравится ей вовсе,
Другой — не симпатичен ей,
А третий — тех двоих он толще,
Наглей компании он всей.

А Фёрстер Фриц — блондин курчавый,
Всегда прилично он одет,
Он мальчик несомненно бравый,
Средь этих всех он — яркий свет.

Стремленье нравиться девчонке
Конечно, было у ребят,
Но Фриц один лишь в этой гонке,
Был преимуществом «объят».

На голове он сделал стойку
На виду у всех ребят,
Как ни пыталась эта тройка,
Но ими сей рубеж не взят.

Они попадали все сразу
В попытке стойку повторить,
Не удавалось им ни разу
И близко стойку сотворить.

Смеяться стала наша Юля,
Крича обидные слова,
И убежала, словно пуля;
Объяла мальчиков злоба;.

Помчались вслед за Юлей дерзкой,
Догнав, в траншею затолкнув,
В восторге от проделки мерзкой,
И как бы счастья в том «глотнув».

Но мальчик Фриц навёл порядок,
Он всех троих столкнул в тот ров,
О, как же был для Юли сладок,
Получить от Фрица кров.

Он мальчик храбрый, нежный, мягкий,
Извлёк он Юлечку из рва,
И голосочком очень сладким
Шептал ей нежные слова:

— Не надо плакать, дорогая,
Ты вся цела, беги домой,
Такого ты не ожидала;
Лишь платье купит папа твой.

Отцовские заботы   

Летят года, взрослеют дети,
«Пощады» здесь нет никому,
Растёт, стареет всё на свете,
Вступая с жизнею в борьбу.

И Юля наша уж девица,
Она и в меру хороша,
Полна чуть-чуть, но удивиться
Все могут и;дя, не спеша.

Хитра, умна и взгляд лукавый,
«Магнитом» тянет всех мужчин,
Считает каждый себя бравым,
Что он ей —  «подходящий чин».

И Кнопп сам тоже удивился,
Что дочь — невеста у него,
Немного он и прослезился
От счастья даже своего.

Достойных юношей есть много,
Добиться Юлиной руки,
Ветеринара вот такого
Могли бы в зятя «привести».

Аптекарь — тож кандидатура,
Жених он в общем неплохой,
Довольно знатная фигура,
Не стар ещё и холостой.

А вот ещё — служитель церкви,
Он кантор там по выходным;
Ещё один «достоин жертвы»,
Чиновник «станет выгодны;м».

К сим кандидатам можно много
Добавить молодых людей,
И, говоря короче, строго,
Он вряд ли где найдёт верней.

У многих этих кандидатов,
Почтения не достаёт,
Не только обижают сватов,
И тестя чёрствость «достаёт».

Не часто, правда, но бывает
Сам задаёт себе вопрос,
Он, как глупец, здесь выступает,
А надо ль в это «совать нос»?

Как поступать отцам в сим деле?
Ведь вся сегодня молодёжь
В неуваженье преуспела,
И что страшнее, даже ложь!

Под видом любящего зятя
Войти обманом в ту семью,
А потом сказать: «И знать я
Ничего уж не хочу!»

Что должен делать он с досады,
Коль всё такое налицо,
Какие меры «для ограды»,
Какое должен дать словцо.

К примеру, вот и вечер поздний,
Идёт спокойно он домой,
И видит, у окна все козни
Троих «поклонников» — разбой.

Повисли у окна, где Юля
Возможно, в комнате была,
Кнопп ринулся на них, как пуля,
Достала палка их тела.

Нагнал на «кандидатов» страху,
Досаду он покинул прочь,
Он не допустит теперь маху —
Достойному отдаст он дочь.

Соблазнительное мастерство

Любви упорству нет предела,
Чтоб смыть позор свой у окна,
Себя «подать» решили в деле,
Надежда верная одна.

Всегда приятно любоваться,
Как скачет всадник на коне,
Сутит решил покрасоваться
Пред Кноппом, Юлей, что в окне.

Он скачет мимо окон дома,
Сидит он гордо на коне,
Подобно вдруг удару грома,
Конфуз хватил его вполне.

На лошадь налетели пчёлы,
Стал ненормальным весь галоп,
Во все места, что были голы,
«Удар пришёлся как бы в лоб».

Брыкаться начала лошадка,
Задравши заднюю вверх часть,
И седоку пришлось не сладко,
И неприглядная уча;сть.

Он «съехал» лошади на шею,
Он выбит как бы из седла,
Над ним какой-то рок довлеет,
Его лошадка подвела.

Спектакль получился чудный,
Смеялись оба от души;
А случай с Сутитом был трудный,
«Засел» в душе его, в глуши.

Своё искусство в страстном пенье
Решил наш кантор показать,
А звуков струн и вдохновенья
Ему не надо занимать.

Уселся у окна под вечер
И «закатил» сплошной концерт,
Её хотел позвать на встречу,
Но фокус оказался мёртв.

Но всё ж любовну(ю) серенаду
Исполнить удалось ему,
Но, получил зато награду,
Казалось, вовсе ни к чему.

Серенада

Прекрасен этот вечер тихий
Под звуки песни о любви,
«Я — ключик твой совсем не дикий»,
Меня ты только помани.

Спокойно, милая, я только
Лишь на ночь песенку спою,
Мне жить останется без толку,
«Коль потерять тебя в бою».

Я знаю, ты при тусклом свете
Уже готовишься ко сну,
И локоны чудесны(е) эти
Уже сегодня не найду.

Ты раздеваешь свои платья
И верхне(е), нижнее бельё,
Ты в белоснежные объятья
Ложишься, будто «пьёшь зельё».

О, если твои нежны(е) груди
Торчат, когда легла в постель,
Мой дух вокруг всё время «блудит»,
Чтоб «замести их, как метель».

И подползёт к ним незаметно,
Как будто бы какой-то жук,
Спокойна будь, ты — безответна
На мой чудесный пенья звук.

Но я ключом мечтаю к сердцу
Стать постепенно твоему,
И тем ключом открыть все дверцы
Скорее к счастью своему.

Но, вдруг: «Бултых!» — Умолкли звуки,
Гитары звон и песнь прервал;
Ведро воды у Кноппа руки
«Метнули, как девятый вал».

Облили кантора-беднягу
Всего, от головы до ног,
Домой, похожий на бродягу,
Побрёл, но сразу занемог.

Залита была и гитара,
Отвергнут кантор, как жених;
Смеялся Кнопп над этой карой,
А кантор проклинает их.

Тётя приезжает в гости

Внезапно иногда бывает,
Приедет в гости кто-нибудь,
И вот семья уже встречает
Того, кто сделал трудный путь.

Не кто иной, родная тётя
Пожаловала в гости к ним,
Она была желанной гостьей,
А Кнопп, племянник, был любим.

К тому ж, она была богатой,
Объятья, поцелуи — всё,
Возможно Юлечку просватать,
Желанья были на лицо.

А Юля — ловкая девица,
Спектакль решила учинить,
Она любила веселиться,
Иначе скучно было жить.

На радостях увидев тётку,
Записку пишет в пару строк,
И в ней прописано всё чётко,
Чтоб «жениху подать» урок.

Но после неудачной скачки,
Сутита о;бъяла печаль,
Он жил всё время будто «в качке»,
Ему, конечно, было жаль;

Перед любимой так «сломаться»,
Но это не его вина,
Что Юля начала смеяться,
И Юля была не одна.

Как вдруг в руках его посланье,
И знали Вы бы от кого,
Ему назначено свиданье,
Но так, не видел чтоб никто.

Но слыл «жених» наш слишком глупым,
Ещё он был большой хвастун,
Своим умом довольно ту;пым,
Он слыл ещё, как истый лгун.

Не мог сдержать он свою гордость,
Аптекарю нанёс визит,
Во всём «сквозила» его бодрость,
Желанной новостью он сыт.

«Дружку» поведал эту новость,
Ах, где же у него был ум,
Он вызвал в нём лишь только зависть
И целый ряд коварных дум.

Дружок тогда не подал вида,
Его лица был ясен взгляд,
Хотя взяла его обида,
Но он за друга как бы рад.

Он предложил обмыть ту радость,
Смешав ему такой коктейль,
Добавил он каку(ю)-то гадость,
Чтоб «друг» свалился поскорей.

Наш Сутит наслаждался пуншем,
Надежд на встречу полон он,
Но в состоянии всё хужшем,
Он был, конечно, обречён.

Он чувствовал себя всё хуже,
Уже схватился за живот,
Поднялся он со стула тут же,
С аптеки «дал он поворот».

На уговоры все, остаться,
Ответом был: «Мне наплевать!»
Домой помчался «рад стараться»,
Вновь горе нужно переждать.

Но, полон хитрости и козней,
«Наш друг» аптекарь ждать не стал,
Дождавшись только ночи поздней,
Он к Юле быстро зашагал.

В окно открытое заранее
Влезает смелый «лекарь» наш,
Его, конечно всё внимание,
Найти там Юличкин «стеллаж».

Конечно, Юля всё предвидев,
Дав тётке спальню и кровать,
Себя она и не обидев,
Ушла в другую ночевать.

От предвкушенья обнять Юлю,
И ноги у него дрожат,
Он робко в темноте целует
Ей руки, что поверх лежат.

Потом в порыве «нежной» страсти,
Хватает Юлю на себя,
Но надо ж быть такой напасти,
Всё получилось как-то зря.

Целует он уж не девицу,
Он сам не знает и кого,
Успел он только удивиться,
От положенья своего.

Орёт старушка благим матом,
С объятий вырвавшись крепки;х,
Рукою звонит сильным взмахом
В звоночек, тем зовя своих.

На крик вбегают Кнопп с женою,
В руках и сабля и метла,
Они вполне готовы к бою,
Сразить преступника «до тла».

Аптекарь, «храбрый» наш от страха
Пытался скрыться под кровать,
Но тут его настигла «плаха»,
Он не успел от них удрать.

Кнопп саблей повредил одежду,
И по нему «прошлась» метла,
Ему не светит и надежда,
Чтоб вся история прошла.

Метался он по комнатушке,
И очутившись под столом,
Стол стал ему, как вроде «пушки»,
Чтоб справиться с своим врагом.

От всех неловких там движений,
Был опрокинут на них стол,
Нанёс жильцам он пораженье,
А сам — в окно и был таков.

Стола паденье всё смешало,
Все очутились на полу,
И то, что на столе стояло,
Упало тоже, не к добру.

Вода их чаши и кувшина
Вся льётся на пол и на них,
Лишь Юля наша, так невинна,
Всё видит, как тот бой утих.

В окне цветок с колючей розой
Задел несчастный наш беглец,
И вслед за ним в «летящей позе»
Его «ужалил» под конец.
 
Садовый сарай

Любовь считают все — прекрасна
И в жизни очень нам важна,
Но чтоб не быть ей столь опасной,
Защита ей порой нужна:

Вам надо знать самим, что делать,
Следить, что делают враги,
О всех их кознях знать и ведать,
И меры с ними быть строги.

Полна округа была слухов,
Ползли они из уст в уста,
Но Юля с Фрицем были глухи,
Ночами прячутся в кустах.

В саду гуляют, отдыхают,
Даруя ласки щедро так,
При этом также и вздыхают,
Когда ж законным будет брак.

Конечно, нашим трём персонам
Такие слухи — ни к чему,
«Лишиться звания и трона»,
Вступить им лучше здесь в «войну».

Они полны были раздора
Всего лишь прежде меж собой,
И чувство ревности, задора
Тянуло каждого дать бой.

И каждый принялся за дело,
Как позволял ему свой ум,
И действовал довольно смело,
Без лишних и ненужных дум.

Вот Сутит, малый хитрый, ловкий
Крадётся тихо в тот сарай,
С него он как бы всей уловкой
Обозревать весь будет «рай».

Сарай же тот был слишком тесен,
Там — весь садовый инструмент,
Он станет нам всем интересен,
Когда наступит тот момент.

Вот раз! Шмыгнул наш «храбрый» Сутит
В тот самый тесный, тёмный «ларь»;
Аптекарь рядом уже «блудит»,
Ещё один такой «бунтарь».

Вот раз»! И он шмыгнул туда же,
И кантор бродит уж в кустах;
Вот раз! И кантор, видом важен,
Одно лишь на его устах:

— Ах, вот она кому почтенье
Всё отдаёт уже давно;
И в лунном свете, в затемненье
Всё видно было лишь одно:

Как обнималась с Фрицем Юля,
В нём вызвав ревности лишь взрыв;
Вдруг дверь открылась, словно пуля,
Внутри «взорвался весь нарыв».

«Нарывом» стало пребыванье
Троих врагов в одной «норе»,
Мученьем было ожиданье
И гнев стоянья в темноте.

Стояли там они, прижавшись,
Друг к другу средь инвентаря,
Потели, гневом наполнявшись,
Дышали все уже «пыхтя».

Начавши бой между собою,
И в ход пошёл весь инструмент,
И с криком, шумом, страшным воем
Продолжен был «эксперимент».

А перед этим эта пара
Уселась возле на скамью,
В плену любовного угара
Целует Фриц любовь свою.

Ружьё своё поставил рядом,
У самых «домика» дверей,
Когда же парни «всем отрядом»,
«Как стая сорвалась зверей;

Ружьё его, упав на почву,
Задет ногою был курок,
Раздался выстрел поздней ночью;
Отряд бежал весь наутёк.

На шум сбежалась вся семейка,
Папаша Кнопп был с фонарём,
А для влюблённых «ларь» — лазейка,
В него зашли они вдвоём.

Но пёсик Книп царапал двери,
И раздавался его лай,
Когда же Кнопп, всё ж неуверен,
Но он открыл потом сарай;

Влюблённые стояли рядом,
При ярком свете фонаря,
А Кнопп, не веря даже взгляду,
Решил, что он пришёл не зря.

Пред ним стояла его Юля
С желанным Кноппу женихом,
И все друг друга здесь, целуя,
Не посчитали всё грехом.

Конец

Конечно, в праздничном порядке
Прошло венчанье молодых,
И не играли больше «в прятки»
Вся та компания — троих.

К тому же, как и подобает,
Хоть опозорен кантор был,
Но в церкви дело своё знает,
Он свадьбу эту отслужил.

Играл он также на органе
И пенье празнично(е) воздал,
Хотя душа вся была в ране,
По долгу службы он играл.

А в то же время остальные
Два неудачных жениха
В вине досаду всю «топили»,
Мирились — дальше от греха.

Папаша Кнопп, достигнув цели,
Уже не делал ничего,
Сидел он дома, как на мели,
Как отрешившись от всего.

Одет он был, как просто нищий,
Одежда — мятая на нём,
Он жизнь хорошую не ищет
И не мечтает ни о чём.

И даже кто его встречает,
Ему с тревогой говорят:
— Ты, Кнопп, совсем не замечаешь,
Как нищим духом ты объят.

Одет небрежно, как бродяга,
Распахнутый пиджак на нём,
Не человек, а как коряга,
Ты на неё похож во всём.

Богиня Парка, что витает
С бородавкой на носу;
Щёлк! Ленту жизни обрезает
За твою мужску(ю) «красу».

Теперь нашёл наш Кнопп покой,
Он этой жизни принял бой,
Был счастлив, дочку он родил
И жизни занавес закрыл.

Октябрь 2012