За тех, кого ты приручил

Екатерина Горбовская

ОНО, КОНЕЧНО, ЁКЛМН...

*   *   *
 
Да кто сказал, что ты в ответе
За тех, кого ты приручил? –
Ну, пел ты им про всё на свете,
Стихи читал, мозги лечил.
Открыл им выси, глуби, дали –
Они летели, трепетали
И в предвкушении судьбы
Сходили медленно с резьбы.
Но даже там, тогда, в начале,
Ты знал, что всё имеет срок.
И даже дал себе зарок...
Но ты хранил их от печали,
Надеждой душу бередил
И в летний сад валять водил.
 
 
 
*   *   *
 
Если лодочку оттолкнуть,
так она же ведь – поплывёт...
Если море вослед встряхнуть –
море лодочку зажуёт.
 
Хорошо в октябре уснуть,
а проснуться под Новый год,
горькой лодочку помянуть...
И себя. И других сирот.
 
 
 
*   *   *
 
Это то, что у вас называется
«Вы, наверное, милочка, спятили!».
Это то, что у нас прививается
С молоком вот такой же матери.
Это то, что само проплачется,
Это то, чему Бог судья,
Это то, что у вас не значится
В вашей Книге Небытия.
 
 
 
*   *   *
 
А я – двенадцати колен
Из рода гаваней, –
Я не приемлю перемен,
Штормов, и плаваний,
И этих белых кораблей
С крутыми мачтами –
Их караулит Водолей
И топит пачками.
И даже вас я не люблю,
Любуясь издали.
И не пристало кораблю
Просить у пристани.
 
 
 
*   *   *
 
Два совершенно разных человека
Пытались мне сказать одно и то же.
Один из них писал мне из Квебека,
Другой был малость ближе. И дороже.
И оба объясняли почему.
А суть всего сводилась к одному:
Я вас люблю, Ольга,
Но не настолько,
Чтобы издалека долго
И завсегда стойко.
Что, дескать, ехал Грека через реку
Ловить беду...
Два совершенно разных человека...
В одну дуду.
 
 
 
*   *   *
 
Я обещаю, Господи,
Я залечу все раны,
Ты же ведь знаешь, Господи,
Мне ещё как бы рано.
Ты вот прибрал мальчишку
С красного мотоцикла –
Парню пятнадцать с лишним,
А я тут уже привыкла...
А вот когда мне станет
Невыносимо тяжко,
Ты на меня поглядывай –
Я Тебе дам отмашку.
 
 
 
*   *   *
 
Снова жизнь со мной вполголоса,
Как с душевно-невменяемой...
А я крашу эти волосы
В этот цвет непререкаемый,
А я крашу эти пальчики
Кровавленно-красным лаком...
Не найдётся ль у вас, мальчики,
Разменять полтинник с гаком?
 
 
 
*   *   *
 
Он мне сказал, что Вас послал мне Бог.
А сам он был хромой и о копытцах.
Он мне сказал, что здорово продрог,
И попросил воды со льдом напиться.
 
А на «спасибо»:
– А причём тут я?
Я ни при чём, я только на раздаче,
И я – не я, и лошадь не моя...
– А Он, Тот, Кто послал?
– А Он – тем паче.
 
 
 
*   *   *
 
А мы с Вами будем встречаться
Как минимум два раза в год –
Под небом на ветке качаться
И биться как рыбы об лёд.
 
Нам будет погода, свобода,
Надёжный обратный билет,
И что в наши годы полгода? –
Ничто, супротив наших лет.
 
 
*   *   *
 
Оно, конечно, ёклмн...
Но мы ведь и не ищем виноватых
и, взмахом попадая в «Ай, нанэ!»,
мы числимся в счастливых адресатах.
Оно, конечно, жаль, безумно жаль,
и всё могло бы быть совсем иначе,
но нас учили всякую печаль,
пересчитав, откладывать на сдачу.
А мы хотели что? Да просто быть
и с горочки на саночках кататься.
А мы хотели мальчика любить
и чтоб при этом девочкой остаться.
И чтобы только пользовать своё,
и не пошли нам, Господи, чужое! –
Но каждый раз выходит ё-моё!..
клмн... и всякое такое.
 
 
 
*   *   *
 
Я не дышу – чего же боле?
Я к Вам пишу –
куда же дале тех рваных строчек,
где на воле
слова лукавые гуляли –
и всё по краю да по краю...
А я ведь, к своему стыду,
всегда прекрасно понимаю,
что Вы имеете в виду...
 
Когда в партере гасят свет,
тогда – всё то, что никогда.
А я спешу куда-то? –
Нет.
А я хочу чего-то? –
Да...
 
 
 
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ НОКТЮРН
 
...Кричали звёзды в небе птицами,
Пока не стало рассветать,
И облака с большими лицами
Учились заново летать.
 
Но шли косматые с покосами
Тот непочатый край почать.
И травы покрывались росами
От невозможности кричать...
 
 
 
«EINE KLEINE NACHT…»
 
Эта звёздная тряпица,
Эта лунная прохлада...
Почему-то мне не спится –
Может, так оно и надо?
 
Из копытца сладко пьётся,
Я сама не преминула...
Скоро утро. Всё проснётся
Посмотреть, как я уснула.
 
 
 
*   *   *
 
Мне так Вас не хватало в этом городе,
Где бледный дождь срывался на фальцет
И осень шла в своём дешёвом золоте –
На свет, на свет, на тихий зимний свет.
 
Мне так Вас не хватало в этом поезде –
Во всём по обе стороны стекла,
В движении, в замедленности, скорости –
Во всём и вся. Такие, брат, дела.
 
 
 
ДЕМИСЕЗОННОЕ
 
Снежинка дряблая тихонько таяла,
Упавши замертво на эту гладь.
Собака лаяла на дядю фраера,
Хотела что-то ему сказать.
 
Зима закончится, сама закончится –
Устанет, сморщится, сойдёт на нет.
А там – как водится, придёт уборщица,
Протрёт окошечки,
Забрезжит свет...
 
 
*   *   *
 
Равнины становились горами,
А горы поверялись безднами.
Но бездны множились повторами,
И стали карты бесполезными...
Я та ещё первопроходчица.
Вам, кстати, не нужна попутчица?
А то влюбиться очень хочется,
Чтоб посмотреть, чего получится.
 
 
 
*   *   *
 
Да что ж такого, что Шостакович? –
Мы тоже можем на табуретке,
Мы тоже можем любую горечь
Вам приготовить в одной таблетке.
 
Да что ж такого, что льды растают,
Ну что ж такого, что всех затопит, –
Господь всё видит, Господь всё знает –
Грехи прощает, обиды копит.
 
А может, кто-то ещё родится,
А может, снова замолвит слово,
Ведь, знамо дело, кровь не водица...
А мы такие. Так что ж такого?
 
 
 
*   *   *
 
Она появлялась всегда незаметно –
Невидимой тенью, при полной луне,
Любила любого – дарила несметно,
А после годами являлась во сне –
Бегущим оленем, летящей рекою,
Двоилась, троилась, дробилась на сто...
Не то чтобы в ней было что-то такое,
Но всё-таки было в ней что-то не то...
 
А он улыбался глазами лазурно 
И тростью игрался, ей глядя вослед,
И знал, что всё будет донельзя ажурно
(мрачнея во взоре при мысли, что – нет)
И гладил блуждающей жаркой рукою
Серебряный круп молодого авто...
Но всё-таки что-то в нём было такое...
Но всё-таки что-то в нём было не то...
 
И дни закружились, сплетаясь в недели,
И солнце сто раз обожгло окоём,
И каждый другого держал на прицеле,
Но каждый другому был нужен живьём.
И время устало, и стало их трое,
И третьего д;лжно кунали в купель.
Но что-то в ребёночке было такое,
Что батюшка слёг и болеет досель.
 
 
 
СОН РАЗУМА
 
Тьма на холсте густела красками.
Сколь бренна плоть, столь вечен Дух.
Но каждый сон изорван плясками
в кругу летящих ведьм и шлюх...
 
Ложились тени,
блики падали
мазком серебряных белил,
но еле слышный запах падали – 
слепил и зверя бередил.
 
И страшно было отражение
тех незнакомых миру глаз –
…no nos met;s[1] во искушение,
sed libera[2] – хоть в этот раз!
 
Но всеми пробами прожжённая –
так, что ни замуж, ни родить,
лежала маха обнажённая
и не хотела уходить.
 
 
 
*   *   *
 
Казалось, вернут в наказанье
Однажды мой поезд в Москву –
Я прям на Казанском вокзале
Кого-нибудь в клочья порву,
К чертям поломаю игрушки
И сяду реветь с ними рядом
Под чёрною сенью избушки,
Навечно повёрнутой задом.
И память моя серпантином
Пропляшет последний канкан
Туда, где страна Аргентина
Впадала в большой океан.
 
 
 
*   *   *
 
Зачем тебе счастье, когда уже полночь, –
Зачем эта горечь, когда уже ночь?
Зачем эти планы, которых исполнить
Уже никогда в этой жизни не смочь?
 
Спасибо за вечер – всё было жемчужно.
Спасибо за ужин, но счёт – пополам.
Зачем это нужно, кому это нужно?..
Кому-то ведь нужно... Но только не нам.
 
 
 
*   *   *
 
...В тихий предночн;й час
Погасить везде свет,
А потом обнять вас,
Словно нам по пять лет,
Рассказать вам свой сон,
А потом – свою явь:
Что я слышу тот звон,
Что давно живу вплавь...
Что, коль скоро вы здесь,
Значит, вы теперь – тут,
И нужны вы мне – весь,
Даже если вас ждут...
А потом включить свет –
А на вас лица нет.
 
 
 
ДИМЕ СОРОКИНУ, В ПРОДОЛЖЕНИЕ НАЧАТОГО РАЗГОВОРА, ПОКА ОН ЕДЕТ В ПОЕЗДЕ…
 
Я всё равно не понимаю,
Какого вот такого хрена
Тебя везёт туда кривая
Под песню крокодила Гены –
Нас там так долго не стояло ведь,
Что на фига оно нам сдалось?
 
Я ж не к тому, чтоб всё разжаловать...
Ну, мнится бабе шестипалость...
Там на невиданных просторах
Следы неведомо чего,
И ждёшь всю жизнь, что – скоро, скоро...
Ну, это... что-нибудь... того...
Там даром редко что подарится,
Хотя случался гол канадцам...
Там люди очень быстро старятся
И очень долго молодятся.
Под песню крокодила Гены
Проходит жизнь, зима, изжога...
Чужая кровь подправит гены –
И хорошо, и слава Богу!
Но две недели! Две недели!
Тебе совсем не жалко мая?
Ты знаешь, я ведь в самом деле –
Вот, хоть убей, не понимаю.
 
 
 
*   *   *
 
Он к ней приходит, такой красивый –
Нездешних, знойных, топлёных мест...
Но ей помогут Святые Силы,
И Бог не выдаст, свинья не съест...
 
...И вот уж солнце садится косо,
И в ночь бросает – как в полынью,
И к Богу, в общем-то, нет вопросов,
Но кто поручится за свинью?
 
 
 
*   *   *
 
По пляжу гуляла Судьба
И тщетно искала любви,
Касаясь до каждого лба
Лежащих пластом визави –
 
Чтоб просто пожить по-людски,
Чтоб душу о душу согреть
И, дабы избегнуть тоски,
Чтоб вместе вот так умереть…
 
Но люди пришли загорать,
И души их грелись вдоль тел.
Никто не хотел умирать,
Никто ничего не хотел.
 
 
 
*   *   *
 
Я опять полетала на воле,
потому что неволя – могила.
А ты даже не спросишь, давно ли
я вернулась и как мне там было.
 
Было здорово. Плыли верблюды
облаков как-то раз на закате...
...А ты даже не спросишь, откуда
у меня это синее платье.
 
 
 
*   *   *
 
Всё умещается в две трети,
А третьей трети будто нет,
И вам давно уже не светит
Туманность ваших Андромед,
И вам давно уже не в радость,
Когда над пропастью, во ржи...
О, моя страсть, о, моя слабость,
О, седовласые мужи,
Учите ваших жён молиться
И запирайте дочерей,
Когда с утра ругают птицы
Ночные оргии зверей.
 
 
 
*   *   *
 
Осень, осень, что мы косим?
То, что за год проросло:
Миллион умножь на восемь,
И получится число –
Слов хороших, мыслей милых...
Год прошёл, и рвётся нить.
Это осень – я не в силах
Ей что-либо объяснить.
 
 
 
*   *   *
 
Нам ли, милый, было плохо,
Нам ли было горевать –
Ни подлянки, ни подвоха,
Ни намёка на кровать –
 
Только лунные просторы,
Потайные острова
Да такие разговоры,
Что кружилась голова.
 
А теперь тебя не видно
Из-под груды одеял –
Мне же, знаешь, как обидно:
Нас – на бабу променял!

[1] No nos metas [en tentaci;n] (исп.) – не введи нас [во искушение].
[2] Sed libera (лат.) – избавь нас.