Элегия слепого авгура

                И всё же Париж ко мне оказался добр…
                (Ирина Ерёменко)
   
Париж, близость неба и разноголосица домр,
где узких аллей голубиная магия мая,
и камень, что c запахом хлеба и тмина на том
бульваре заветном Осман, будто птица, скликая
безмолвьем своим, вдруг расплачется, Господи, в толк
никак не возьму отчего… Неужели другая
судьба предначертана? Только нельзя ли потом
её разгадать, по размаху крыла узнавая?..

Париж. Светло-синие окна и чёрная тень
угла занавески, мелькнувшей знаменьем наскоро.
И лица, и кони, но все-таки снова не те…
от статуи Зевса холодный и пыльный осколок,
отбитый фугасом, по-прежнему, мраморно-сер
среди луноликих мечетей на площади голой,
поскольку и мифам здесь нынче удел – улететь,
оставив внизу палачам санбенито оковы.

Париж, постоянство, увы, не твоё
великое свойство, скорее, изменчивость ради
любви к неизвестности, словно опять мы вдвоём
у двери знакомой, а ключ, безусловно, украден.
Левкои повсюду и Эйфелев шпиль огранён
весенним резцом с облаками оливковых патин.
И ангел на башне с молитвой застывшей о Нём
своим одеяньем майолику тёмную златит.