Третий

Народу столпилось - свободных нет мест,
Стоят и глазеют на нас на троих,
От ветра скрипит и качается крест,
И гвозди ржавеют в ладонях моих,

Варавва - подлец, верно в доме своём
Закрылся и пьёт, как обычно, один,
А мы здесь с напарником гибнем вдвоём,
Да третий, не понял я, царь то ли сын.

Под камнем свою я кубышку зарыл,
С креста хохочу – ведь никто ж не найдёт,
И третьему – сыну – в лицо, что есть сил:
«Ну где ж твой отец? Что ж он нас не спасёт?!»

Он даже не вздрогнул и глаз не скосил,
Напарник чуть слышно в ответ прошептал:
«Ведь мы же с тобою за дело висим,
А он без вины на Голгофу попал».

И третьему тихо: «Отца попроси,
Чтоб спас и помиловал душу мою»,
А тот отвечает, взглянув в небеси,
Мол, ныне же будешь со мною в раю!

Чудной он какой-то – молчит да молчит,
А люди внизу, как сбесившись, кричат,
И тут он негромко вдруг так говорит:
«Прости их, не ведают ведь, что творят!»

Как смерть, тишина над горою легла,
Он взглядом прощальным толпу оглядел,
Лиловою тучей спустилася мгла,
И страх безотчётный людьми овладел,

Мой смех к раскалённой гортани присох,
Кричу, но застрял между гландами крик,
Послышался горький мучительный вздох,
«Иду к тебе, Отче!» - шепнул он и сник.

Удушливый сумрак сгустился везде,
Земля без Него опустела совсем,
Лишь я над толпою на старом кресте,
Такой же, как все. К сожаленью, как все…