Для себя, и тех, кто рос со мною рядом
Но и прежнее имя,"отделение третье",
ты тоже сберёг.
Деревенька моя,
мой посёлок степной
Ни леска, ни реки,
лишь по балочке сеть высыхающих в зной родников
Притаилась в ложбинке,
за лесополос чередой
В окруженьи курганов,
степных буераков-логов.
Как гудели они в моём детстве весной!
Это талые воды придонских степей,
в Маныч гнали потоки,
чтоб Дон напоить снеговою водой.
Из осевших сугробов,
с прежде белых полей,
робко струйки,искрясь собирались в ручей.
Было с вечера слышно журчанье ручьёв
С темнотою оно становилось всё строже и глуше,
как злое рычанье волчицы.
И поток в дом ворваться казалось готов.
Но смеялся отец:-"
"То то будет землице водицы!"
Гул стоял так всю ночь.
Просыпаясь, с опаскою слушала я,
как бурлит содрогаясь круг дома стихия.
В хате ж тихо, тепло,
спит спокойно семья,
значит так и должно быть,
не тронут нас воды лихие.
А наутро всегда,
с нетерпеньем бежала к порогу.
Всю деревню изрезав,
с верха в балку бежали ручьи.
В свете дня гул казался не строгим,
а весёлым и звонким,
и солнце пускало из луж озорные лучи.
Знали мы,что в поток тот бурлящий
не входи!
С ног собьёт ледяная вода.
В пояс взрослому,
рук не дотянешь к напротив стоящему
И не пробуй! Студёна водица, искупаешься, будет беда.
Но сходила вода, оставалась канава.
То то было раздолье для нас, детворы.
Поселковая мелочь здесь в войнушку играла
Как в окопах носились,
до поздней вечерней поры.
А война та и впрямь , недалече таилась.
Несмышлёные , то мы понять не могли
Уходила вода и на дне оголилось,
столько всяких богатств, нагибайся, бери.
Цацки- битой посуды осколки,
да окатыши стёкол,
пули, мины, патроны, снаряды подчас.
Их мальчишки взрывали тайком за посёлком
На солому сложив поджигали,
и в стороны пырскали враз.
Всё подальше в степи,
чтобы взрослые не услыхали.
Но однажды поймались.
на "четвёртом" рвануло, корову убив.
Меня старшие братья повсюду с собою водили,
потому я богачкой слыла,цацки все захватив.
Немудрёными были
деревенского детства игрушки.
Кто то кукол не знал куда деть, но всё новых просил.
Ну а мы , разложив на заборе из жёлтой акаци цацки-цацушки
любовались, делились, менялись,про всё позабыв.
Появились позднее,
мебель, куклы,наборы посуды. Даже техника. Братья,баловали меня до поры.
Но милее игрушки не помню,
чем на цацке цветок незабудки,
да точёные тёткою гладко
из липы кубы и шары.
Летом,вместо патронов карбид подрывали.
Где уж брали- не знаю, сказать не могу.
Или кобчиков взяв из гнезда обучали,
чтоб потом птаху влёт они били, на спор на лугу.
Мы для них воробьёв под застрехой ловили.
Ведь природа строга,
хищник жалости к птичкам неймёт.
А другого не ест,
это мы уяснили,
Шли на ферму
с фонариком ночью. Кормили хозяйство своё.
Диалектика жизни,
что поделаешь,коли
жаль и тех и других,
выбор вот невелик.
Кем пожертвовать,
если взял живое в неволю,
значит нужно кормить тем,
к чему кто привык.
Помню тёплую пыль
по дороге на" будку".
Так подворье дорожников звали у нас.
Пыль как пудра ,
по щиколотку.
Если выйдешь поутру,
сверху тёплая,
глубже прохладная, мягкая,
что там палас!
Командир впереди,
остальные-пылюку глотать,
значит надо вперёд,
значит не отставать!
Помню радость безмерную, одноклассница Оля,
едет с мамою в поле,
и меня на возилку берёт!
А возилку ту тянут быки,
едем мы под "второе",
так деревня зовётся,
где под самым каналом,
посадили весной огород.
Наконец едем.
Медленно ,тряско.
Видно каждый цветок,
птаху, дерево, куст.
Можно спрыгнуть, сорвать , приглядеться,
как кашка кудрявится рясно,
и возилку догнав ,
вновь на тряское ложе скакнуть.
Ничего что у мамы её
строго сдвинуты брови,
и бубнит что то тихо и зло,
громко щёлкает кнут...
Это всё пустяки!
Счастье где то внутри,
в нём и ветер колышащий поле, и вспорхнувшая сойка,
и тени деревьев,
что рядом с возилкой бегут.
В нём и запах дурманящих трав, и в цветущих подсолнухах поле,
стрекот звонких цикад,
шелест чудо-стрекоз
стерегущих наш путь,
и такое то счастье большое, большое,
что ничто уж не может его отпугнуть!
А цветущий бобовник в оврагах, тут и там полыхающий розовым цветом?
Рано утром бегу,
чтоб нарвать маме первый букет.
Возвращаюсь с огромной охапкой, макушка едва над букетом,
но уж очень манит, оторваться не даст зорецвет.
Деревенское детство моё,
воронцы и тюльпаны.
Да ковыль, да лазорики,
за перелеском в степи.
Перепёлки и зайчики.
Папа приносит подранков,
мы подлечим их с братьями, выпустим в поле- живи.
Разве всё рассказать..
Вспоминаю с любовью.
Ощущение счастья,
горечь первых обид,
даже как бы трагизм.
Может быть для того,
чтоб к земле этой,
политой потом родительским,
дедовской кровью,
прикипела душа на всю жизнь,
на всю долгую,долгую жизнь.
14-17 12 09
Свидетельство о публикации №113051408152