Королева Каменных могил - легенда

Прочитал сегодня на Фейсбуке: «Убедительная просьба отфрендится от меня всем, кто троллит страницу Sergio Popov и даже не лайкать меня». И понял, что капля камень точит – нужно поливать гранитные глыбы дождём, обдувать ветрами и спасётся язык Гоголя и Чехова.

Густые красные дымы мариупольских заводов утонули в сумерках. Ночь заглянула в глаза Меотиды. Но та не дрогнула перед лицом вечности. Небо очистилось и заблестело звёздами, раскрылось чёрным зонтом – куда ни глянь, ты в центре мира.

Прохлада наполнила майскую приазовскую степь. Вечер вздохнул чабрецом и полынью. Мишка гнал Тойоту на Бердянск – мы хотели до полночи заночевать в кемпинге за Мелитополем, чтобы по утренней зорьке пройти Чонгарский мост и обедать уже балаклавской барабулькой.

Но степная дорога в ночи обманет, не спросит – до сих пор не знает Мишка, где мы повернули не туда, а я и не пытаюсь понять, потому что хорошо ориентируюсь только на карте, но не на местности.

Как бы там ни было, но дорога сначала застучала бугорками и ямками, зашипела гравием, а вскоре превратилась в грунтовку, и стало ясно, что надо возвращаться искать потерянную трассу.
Здесь Мишка ошибся уже сознательно, пытаясь срезать угол, который отразился в его мысленном навигаторе и мы через полчаса упрямой гонки «вперёд и только вперёд» окончательно заблудились в ночной степи.

До этого мы обогнали пару легковушек, которые должно быть тряслись где-то позади, и я предложил остановиться, чтобы дождаться местного жигулёнка и спросить дорогу.

Ночная степь Приазовья ранним летом за пару минут наполнит тебя до краёв таким пряным воздухом и ритмичным стрекочущим звуком, что забудешь и Северский хвойный лес и даже приморской йодистый Крым – нет такого больше нигде.

Пятнадцать тысяч лет назад ледник застрял посерёдке донецкой степи – не добрался до этих мест, и южные суглинки спокон веков дышали свободно – не знали ледяного панциря.

За четверть часа никакие признаки цивилизации позади нас не обозначились, зато впереди мигнули огни, которые в ночной степи могут быть чем угодно: от фар длинномера-грузовика Coca-Cola до посёлка с универмагом, школой и стадионом, а теперь, после возврата к корням – и церковью.

Проехав три километра, мы обнаружили пересечение хоть и не с трассой, но с маломальской уже дорогой и придорожную шашлычную «У Сулеймана», где к нам вышла совсем не сонная, а наоборот приветливая женщина средних лет в длинном платье до пят и косынке.

Я уговорил Мишку выпить чая за столиком на улице под острыми короткими стрелами близко мигающих звёзд.
Хозяйка, ничуть не расстроившись малому заказу, не спросив, подала мёд и тонкие пресные лепёшки-лаваши.

«А где же сам Сулейман», – спросил я, не рассчитывая на результат, а только чтобы завязать разговор с улыбчивой женщиной.
«Дед», – позвала она, и из темноты вышел на свет фонаря высокий седой старик с узкой бородой.

Показав направление на Бердянск, старик охотно согласился выпить с нами чай.

«Далеко ли мы заблудились от Каменных могил», – спросил я, вспомнив об этом странном месте поблизости: выступающем прямо в степи довольно большом нагромождении гранитов и песчаников, словно кто-то хотел вырваться здесь наружу из толщи земных пород, но так и не смог, а был удержан в заточении, и где никогда не досуг было мне побывать.

«Вы во второй круг забрались, – непонятно, но бодро ответил Сулейман, – в первый круг перед Ивана Купала не пройти, – добавил старик».

Сулейман пояснил, что вокруг Каменных могил существует первый и второй круг захоронений-курганов и вот наибольший – второй внешний круг более-менее доступен для случайно заблудших незадолго перед мифическим цветением папоротника.

«Скифские курганы?», – захотелось мне блеснуть перед Мишкой.
«Нет, – задумчиво глядя куда-то мимо нас в степь, ответил старик – скифы здесь мало царей оставили, а так все понемногу хоронили: сарматы, языги, роксоланы, ясы – как встанет над всеми великий вождь, так после в круге ему насыпают курган и в курган кладут».

«А вы давно здесь живёте?», – спросил я.
«Мы? Мы – всегда», – ответил старик и подслеповато глянул на меня.

Непонятные фразы старик говорил так, как говорят их президенты – как само собой разумеющееся; продолжать разговор в таком русле можно, только если предполагать иную реальность, как иную местность, где есть дорога, но её ещё надо найти.

«А что же папоротник – правда, цветёт?», – спросил я.
«На Могилах каждый год, говорят, цветёт, но королева не отдаст его людям во второй раз, пока не уговорит её Справедливо избранный Президент степной, лесной, морской, речной, озёрной, каменной и земельной страны укрывшихся айнов – Украйны», – немного нараспев объяснил Сулейман и, увидев в моих глазах желание, бежать не расплатившись, рассказал легенду.

Отец мой Дауд рассказывал, что в стародавние времена стояли здесь между миром и морем сильные города полные счастливых ремесленников и богатые сёла умелых хлеборобов и скотоводов. И была справедливость на Земле, но не вечно ей быть, потому что мир старше Добра и Зла, и они сменяют друг друга, как день сменяет ночь, а между ними сумерки.

«Избирательное правосудие», – брякнул я, забывшись, что говорю с полусумасшедшим.

Сулейман Даудович с интересом взглянул на меня и продолжил.
Ушла справедливость из этой земли, и пришли в упадок города и сёла, а земля и море – нет, потому что старше они Добра и Зла, а значит сильнее.

Но говорили люди, что в Каменных могилах раз в год на Ивана Купалу цветёт папоротник, и сторожит его королева.

Когда настанет час, отдаст королева могил цветок людям, если её справедливый уговорит и зацветёт опять страна Меотия.

Многие уходили на Ивана купала просить у королевы цветок, но никто не вернулся обратно, и нельзя было понять – подвиг ли это, уйти и не вернуться, а если подвиг, то в каком мире он признаётся подвигом.

В 18-м веке царица Екатерина селила здесь, на пустых землях, много разного народу: православных крымских греков, расказаченных запорожцев, немцев и голландцев непризнанной секты менонитов.

Менониты, дословно следуя Евангелию, отвергали суд человеческий, любые присяги и клятвы и отказывались идти на войну даже под страхом смерти.

«Так Лев Толстой не изобрёл велосипед», – не выдержал я, и опять Сулейман глянул на меня внимательно из-под бровей, но продолжил.

В одном приазовском посёлке менонитов родился и вырос сильный и красивый юноша, который пожелал идти за цветком папоротника.
Не могли его отговорить, как ни старались и отпустили со слезами, попрощавшись.

Дальше легенда не знает, а лишь догадывается, потому что, скорее всего, нашёл юноша цветок и сумел уговорить королеву и овладел цветком.

То, что случилось потом есть предположение – единственное словесное объяснение, а не легенда и тем более – правда.
Королева Каменных могил сказала юноше, что нельзя нести цветок папоротника перед собой, а только за спиной и нельзя до прихода в селение показывать цветок людям.

Что по дороге всякая нечисть будет пугать и обманывать юношу, и только от него самого зависит, как распознать истинные пропасти и тропы от мнимых пропастей и троп.

Но обошёл юноша все преграды и вышел утром к селению, где его уже оплакали родные.

Навстречу юноше гнали пастухи стадо, и, завидев юношу, не поверили, что это он, а решили, что призрак ночи.

Приказали пастухи юноше остановиться и не идти в селение, а он прорывался сквозь стадо к людям и одной ногой уже ступил за черту селения, а вторая нога ещё в степи осталась.

И в таком двусмысленном положении протянул юноша цветок папоротника людям, и восстали в степи между миром и морем сильные города Мариуполь, Бердянск и Мелитополь и богатые сёла, но из-за второй ноги, оставшейся в степи, дымят мариупольские заводы красными густыми дымами, в Бердянске нехватка пресной воды, а асфальт в Мелитополе полопался и как его не чини, ничего не помогает, но проехать можно, хотя не быстро.

Замолчал старый Сулейман. Молчали и мы с Мишкой, пока нам не вынесли счёт за чай. Божеский вполне счёт, а мёд так и вовсе даром получился.

«А будет ли справедливость в степи?», – спросил я, всё еще находясь внутри легенды.

«Когда Сталина поменяют на Хрущёва. Я имею в виду памятник в Запорожье», – поспешил уточнить Сулейман, заметив мой испуг.

Но разве нашему миру не грозит гибель от этих дымов, от нехватки воды, от всего, что так страшит», – спросил я.

«Сколько себя помню, мир стоит на краю пропасти, и вожди призывают идти вперёд», – ответил Сулейман.

«Мне рано вставать, – вежливо перебила нас женщина в косынке, – суп в холодильнике, котлеты на плите, а смысл жизни в служении гуманистическим идеалам человечества».

Мы попрощались с хозяевами и уехали в ночь, а на следующий день, если не обедали, то ужинали балаклавской барабулькой прямо у памятника Куприну.

Вдруг тень забытого сна осенила меня: «Сулейман сын Дауда, Сулейман ибн Дауд, Соломон сын Давида – царь мудрости и справедливости».

Ирония Донецких степей, складка на старом армяке, пыль дорог менонитов.

Когда-нибудь все отфрендятся от меня, но может быть будут хотя бы лайкать, как я сегодня лайкнул Куприна, вспоминая его «Листригонов».

На фото памятник Куприну в Балаклаве.