Ангел ангелу никто К эскизам к творчеству Николая

4

«Ангел ангелу никто…»
 
  Поскольку «Маленький пловец» (1989), занырнувший в волжские воды,   ускользнул из моих рук,  сверкнув худыми лодыжками и сбитыми голенями, обратимся к  книге стихов «Змей» (1998), изданной в    «Инапресс»,  без указания тиража. Моё знакомство с творчеством Николая Кононова  началось в 1987 году с книги «Орешник». У неё самый большой тираж, десять тысяч. И прошло ещё   четверть века,  прежде чем я  смог обозреть его стихи целиком. Читающему подряд  его стихи  не может не  броситься в глаза переменчивость его  музы-искусительницы. Кажется, в своём плавание  поэт то и дело   меняет стили ; то брасом, то кролем…  В новой книге автор предаётся свободному горному течению речи, куда запускает своих форелей.
   Горизонталь поэтического дискурса, заползающего за край страницы, не оставляя   места для маргиналий, а вовлекая эти маргиналии собственно в  текст,  сменилась вертикалью повелительного наклонения, не терпящего ни  интроспекции, ни  ретроспекции.         
   Всё происходит здесь и сейчас,  в сию минуту, в мгновение ока, в нашем присутствии. Повелительное наклонение его глаголов никак не согласуется ни  с кантовским  «нравственным императивом», ни с гётевским (фаустовским) призывом: «Мгновение, остановись!».  В  них, в глаголах, есть что-то от армейской военной субординации. Не случайно появление стихотворений из армейской жизни. 
  «Мурка, мучай жилку, жми, Трезорка»,  «взлети валторной», «сгореть изволь», «мстя мсти», «спите-спите зимородком», «дрейфуй», «Лилинька, возьми в зев», «смотри ; стада купальщиц», «в три погибели, в самые стропила бей», «плыви, грей сестра Адели, ёрзай», «дай карамельку», «сверкни десною», «лётчик, лечи эпидерму», «бейся, ликуй, мой мышонок», «лампа-луна, лей», «пошёл ты» и т.д.  Да, это глаголы эротического доминирования и принуждения. Замечательно вот что:  внезапное  преображение маленького героя стихотворений Кононова  в повелительной речи, сметающей  то, что автор называет «интеллектуальным стилем» и «малодушным самоанализом». 
   Одним словом, нас вовлекают в эрос музыки, влажных звуков,   то есть в переживание  сугубо эротического момента, который не  остановить ни чувственному Гёте, не  помыслить девственному Канту. Тут, согласитесь,  не до разговора с ангелами, этими бесполыми существами христианской мифологии, призванными для чего-то, быть проводниками в потусторонний мир.
   Впрочем,  ангел тоже познал трепет плоти. «Неисправимо пылкий ангел…». Заметим, что плоть человеческую ;«цветущую, невесомую»  ; Бог собирает в свою щепоть и никогда не бросает  в качестве приманки ; известно кому.  Эзотерический язык эроса  книги «Змей»  напоминает  язык поэмы Михаила Кузмина «Форель разбивает лёд», а стилистически даже авангардные «загибоны»  Андрея Белого.   
  В эротическом трепете всегда есть «намёк на смерть как будто».   Да, трепет сопрягается со смертными судорогами.  Из книги «Пловец» вошли несколько стихотворений. Одно из них «Над мёртвым кузнечиком».   Автор утешает: «Умрёшь не весь», а в другой раз говорит: «Ведь я весь ; смерть, / Оживший лишь, / Чтоб бок согреть / О твою тишь».
   Однако, несмотря на то, что мгновение не поддаётся «малодушному самоанализу», вступительное стихотворение к этой книге посвящается некой  картине мира, которую мы должны собрать в своём внимательном  уме из разбрызганных  по холсту  мгновений бытия.
12 мая 2013