другая любовь

    вот так происходит измельчание великой любви, ее расщепление на множество мелких любовей, пусть страстных, но не всеобъемлющих, любовь мельчает, хотя не уступает первоначальной в напряжении, а потом происходит и это: пламя гаснет, угли едва мерцают, не огонь, а бледная тень огня, если тень может быть бледной, тут все зависит от освещения, я предполагаю, что яркое освещение создает густую тень, а неяркое – бледную, хотя все можно обстоять и иначе, наоборот, никогда не присматривался к теням, ничто меня не интересует, кроме неопределенного, но сильна ли твоя любовь к неопределенному? вынужден ответить: да, сильна, однако лишена своего предмета, в этом, значит, и состоит вырождение первоначальной любви? похоже, что так, первоначальная любовь включает в себя все, потом – что-то определенное, а потом уже –неопределенное, хотя напряжение остается, этого не отнять, не замолчать, отрицать не буду, порукой тому – первое лицо, которое будет удерживаться до конца повествования, речь живого человека, ведь я еще жив, если могу любить, что я и делаю, я люблю, не знаю, что, но чувствую, как, сильно и обжигающе, пренебрегая самосохранением и другими эгоистическими принципами, люблю так сильно, что готов умереть за, что и делаю, люблю до смерти, которая не за горами, равнинный ландшафт, ей просто негде скрыться, спрятаться, смерть всегда тут, на виду, это и определяет ментальность, определяет дискурс и все попытки уклониться от, невозможно, как невозможно избежать присутствия смерти, вида смерти, никаких гор, все на ладони, то ли дело Швейцария, жить и умереть в Швейцарии, а как же Килиманджаро, что видишь, то видишь, живешь ли на равнине или в горах, что любишь, то любишь, и по-другому не можешь, неясно только, много ли в тебе осталось этой любви, что движет тобой, любовь или другое, неназываемое, настолько мелкое, что и называть-то его не стоит.