Диоген на ракете

Надоело Диогену среди неудобных народов,
среди плотного человечества стало ему неприятно.
Солнце в море ударяет окровавленной мордой,
географический ветер раздувает белые пятна.

Используя материал рассохшейся бочки,
построил Диоген себе серьёзную ракету,
чтоб из древнего мира стартовать мощно,
и отправиться в гущу миров, на иную планету.

Скучно ему стало среди греков материальных,
среди телесных эллинов жить осточертело,
захотелось бороздить космические дали -
увидеть разум непонятный, непривычное тело.

Одиноко в этом мире, дайте мне ещё кого-то,
я хочу узнать по разуму близлежащего брата.
А в наваристой Элладе густо от народов,
то Афины всех жирней, то жирней всех Спарта.

Хорошо, наверное, жить на планетах Проксимы,
изучать философов полных сморщенного мозга,
записывать свои мысли на табличках из глины,
за беседой возлежать в бесформенных позах.

И летит Диоген на плохой, деревянной ракете,
светит вперёд фонарём, кричит: ищу человека.
Ходит по пустым мирам просроченный ветер -
ни еврея интимного, ни публичного грека.

Достаёт тогда Диоген свою лженаучную лиру
и на руки поплевав, щиплет её за громкое место:
оказался в стороне я от античного мира
словно мрамор, космос вокруг меня треснул.

Ау-у. Дайте мне кого-то навсегда другого,
я хочу увязнуть с ним в ненаглядном контакте,
чтоб услышать от него сказанное слово
и почувствовать себя в чуждом космонавте.

Мы бы стали с ним дружить - два других человека.
Курили бы тютюн, травили голые анекдоты,
наши рты трещали бы от красного смеха,
задымились бы наши мозги от умной работы.

Мы бы находились в тесном, культурном обмене,
бросались бы книгами через весь грамотный космос.
Так и летит Диоген по пространству Вселенной,
ищет нужного человека,
задаёт окружающие вопросы.

Но куда не посмотришь всюду одно и то же:
пересоленный космос, одиночество без конца и края.
Жизни больше нет, а наш плоский разум расположен,
словно перст, один, на краю Мирозданья.

Так лети же, похожая на ракету, трухлая бочка,
в космос пусть выходит Диоген с фонарём на палке,
освещает одиночество сквозь пространство ночи,
ищет гуманоида в густой, государственной давке.