Резон Ризориус

                Резон Ризориус
                (отрывок из романа «Свинюшник Гадаринский»)
     Давно уже стёрлись из памяти Николая Ивановича холод и сутолока студенческого общежития, выцвели и выветрились голоса и лица собратьев по фонендоскопу, но одно незабвенное имя, выплывая из прошлого,  до сих пор вызывает у него улыбку – Резон Ризориус.
    В нём ризы, розы, зори, озёрные бездны, но также и разорённые гнёзда, разрозненные души и позор изгнания лучшего из  людей, которых знал когда-либо в своей жизни главный врач областной психбольницы.
    Кто и когда дал склонному к резонёрству улыбчивому ассистенту кафедры нормальной анатомии Резо Георгиевичу это хлёсткое и резонансное имя, студенческое предание умалчивает. Известно лишь, что  его лекции, похожие на поэтические дифирамбы человеческому организму, записывались и передавались из одного поколения медиков другому на протяжение многих лет. Читали их по-разному: одни – с восторгом, вторые – с любопытством, третьи –  с насмешкой.
   Всё дело в том, что Резон никогда не повторялся, и каждая его лекционная поэма имела свой неожиданный ракурс. А вот их философская база оставалась у него неизменной: синтез размышления с иронической улыбкой… Резон Ризориус!
   Его прозвище – Ризориус – происходило от названия рудиментарной мышцы смеха, сохранившейся в настоящее время у очень немногих индивидов.
   - Теперь  мышца гордецов обнаруживается значительно чаще, - доброжелательно улыбаясь, говаривал Резон.
   И все улыбались вместе с ним: такой уж у него был талант.
   Но главным талантом Резона Ризориуса было его умение связывать довольно прозаические вещи – какой-нибудь жалкий аппендикс – с космическими процессами, с Богом.
   А о Боге в те времена позволялось говорить лишь критически.Премудрые профессора изощрялись в изобретении всевозможных способов завуалированной подачи  информации, связанной с неизученными и не подлежащими изучению явлениями.
   Так, скажем, под видом критики теории Менделя или Тейяра де Шардена преподавалось учение о Божественной энтелехии, а под маской разгрома вредоносной доктрины профашистского мракобеса Мальтуса – светлейшее учение о Божественной регуляции демографических процессов.
   Но Резон для таких интеллектуальных закидонов был чересчур простодушным. Мысли приходили к нему по наитию и непредсказуемо. Пожалуй, он   никогда и не готовился к лекциям, его поэтические метафоры возникали в его голове спонтанно по дороге на работу или в результате экспромта у секционного стола.
    В те не столь уж далёкие времена о таинственных функциях червеобразного отростка в соцстранах как-то не задумывались. В Китае, к слову, его за ненадобностью отсекали у новорождённых. В Союзе такому почти культовому обрезанию подвергались миллионы людей с различными заболеваниями – от кишечной колики до банального радикулита.
    Но Резон Ризориус мог часами рассказывать об аппендиксе, и по его логике получалось, что этот рудимент подобно часовой пружине задаёт ритм работы всем  органам брюшной полости. Так Господь-Бог с помощью неведомого нам малого рычага приводит в движение всю огромную Вселенную.
   Справедливости ради надо сказать, что у Резона в студенческих аудиториях было множество оппонентов. Это радовало Резона: «До истины добираются своим умом» и «Царство Божие приобретается силой».
   Но находились и такие студенты, которые, желая обескуражить Резона, заранее готовили ему ехидные подковырки.
- Кто сотворил гельминтов? – с деланным простодушием спросила у него однажды юная злоумышленница.
  Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и тотчас, не задумываясь, ответил:
- Тот, кто сотворил Ангела в небе, сотворил и малого червя в земле.
- Почему в земле? Речь идёт не о дождевых червях и не о личинках насекомых. Меня интересуют паразиты человека.  Для чего Господь сотворил глистов?
  И Резон, не умаляя приоритета основоположника отечественной паразитологии Данилевского, уносил аудиторию в удивительный многомерный мир, где духовные процессы проецируются и затвердевают в материи, многократно преломляясь в процессах, явлениях и биологических формах.
- Ни одно живое существо на нашей планете, в том числе и черви, изначально не причиняли человеку вреда. Падение Ангелов в горнем мире отразилось грехопадением Адама в дольнем мире, а оно, в свою очередь, спровоцировало паразитические процессы в мире животных. Так появились интересующие вас глисты…
- Этот Вселенский процесс перерождения благодатного Бытия можно сравнить с малигнизацией здоровой ткани, исходом которой является появление злокачественной опухоли и смерть…
- И уж если говорить о происхождении гельминтов, заразных микробов и о прочих вредоносных живых организмах, то не следует ли прежде поискать их в духовном мире?!
- Вспомним, например, евангельскую притчу о Гадаринском бесноватом, из которого Господь Иисус Христос изгнал легион падших духов и вселил их в стадо свиней, - аргументировал свою идею Резон Ризориус. (Это был тот знаменательный момент, когда Николай твёрдо решил, что станет психиатром и всей своей жизнью проверит достоверность духовного паразитизма!)
Но никогда Резон Ризориус не говорил так ярко и сильно о запретном, о Боге, как в своей последней в жизни лекции.
Тема лекции обещала быть интересной: строение органа зрения.
И действительно, началась она с восторженного гимна свету, просвещающего всякого человека, приходящего в мир.
- Свет – это одна из реалий нашего непостоянного  мира, которая наиболее полно отражает тайну единства Святой Троицы…Подобно тому, как природа света недоступна в своей основе нашему пониманию и заключает в себе волновые и корпускулярные свойства в одно и то же время, так и Единый Бог наш, Святая Троица, непостижимо пребывает Отцом и Сыном одновременно… Премудростью Святого Духа Бог являет себя физическим и духовным светом в нашей Вселенной…
- И не случайно, что пришествие  Сына Божия на Землю предварялось таким чудным световым явлением, как Вифлеемская звезда…

   Большинство сидящих в аудитории знало о Рождестве Христовом лишь из учебников «научного» атеизма; Николай Иванович почерпнул знание о нём из эпиграфов к коротким рассказам Льва Толстого, которые он любил читать в детстве.
  - Расскажите! Расскажите нам о Вифлеемской звезде! – попросил Николай  Иванович.
И тот рассказал… Но в его свидетельстве был один спорный, явно неканонический момент, о котором Николай Иванович размышлял всю свою жизнь. Резон Ризориус был уверен, что волхвы, пришедшие с Востока, видели Вифлеемскую звезду духовными очами, хотя она действительно вспыхнула где-то очень далеко в недрах Вселенной. Свет от неё, говорил Ризориус, пока ещё не дошел до нашей планеты; он должен преодолеть миллионы парсек, избежать капканы чёрных дыр и космические ловушки, чтобы его увидели все расы и народы, населяющие Землю …
  - Но близок тот час, когда свет Вифлеемской звезды воссияет над нашей планетой, и мы увидим её воочию… ибо сказано:  «Явится в небе знамение Сына Человеческого, и восплачут люди о грехах своих»…
  Первокурсники, сраженные наповал беспримерной дерзостью лектора, отважившегося открыто говорить на запретную тему, слушали, раскрыв рты.
  Резон Ризориус, вы - самоубийца! Почему вы тогда не обратили внимание на то, что в лекционном зале сидит мужеподобная  дама и конспектирует каждое ваше слово?!
  Седьмого января, в день Рождества Христова, весь институт был шокирован опубликованным у центральной газете фельетоном:
  «Что скажете вы человеку, если он будет утверждать, будто он каждый  день беседует с Богом? Посоветуете ему обратиться к врачу? Но как быть, если этот человек – и сам доктор, да не простой, а из числа тех, что обучают в институте будущих врачей?»...
  Резона Ризориуса сняли с лекции на следующий день, и он исчез из поля зрения  учеников так незаметно, словно растворился. Не было ни пресловутого воронка, ни машины скорой помощи, отвозящей психов в дурдом. Не было даже ректорской «Волги», благовидно скользящей по асфальту у входа в главный учебный корпус. Похоже,  увели Резона в психушку самоходом в тот суетный час, когда толпы тружеников из соседних учреждений спешили пообедать за полцены в студенческой столовой.
Впрочем, подобную развязку следовало бы ожидать, ибо Хрущёвская оттепель уже приближалась к концу.