Школьное платье

         Школьное платье

Я стояла у зеркала и заплетала косички. Приплетала к ним внизу простые ленточки из ткани, так как настоящих лент у меня не было.  Да и во всём нашем классе у девчонок не было красивых лент, а были узенькие, простые матерчатые полоски, из которых даже приличный бантик невозможно было сделать.
На кровати лежал чёрный школьный фартук и портфель. Их мне подарила наша знакомая тётя Нюра. Её дочь Женя окончила семь классов и поступила в Краснодаре в техникум. Платье школьное она забрала с собой, а вот портфель и фартук оставила. Фартук был почти новый, правда, немного великоватый. А портфель уже был потёртый и местами рыжий. Но у меня не было никакого. Это был мой первый портфель, хотя осенью я должна была идти уже в пятый класс. Денег в семье не было.
Мама работала в колхозе, где денег за работу не платили, а записывали «трудодни». В конце года колхоз расплачивался продуктами. Семья  жила очень бедно, но мы, дети, эту бедность не ощущали, может быть потому, что бедные были все, или почти все.
Я приложила к себе фартук и посмотрела в зеркало. Ах, если бы ещё и школьное платье.…   Немного утешало лишь то, что первого сентября я приду в школу в настоящем школьном фартуке и с портфелем. А форменные платья в нашем классе были только у двух девочек.
Школьное платье висело и в сельмаге, в котором продавалось всё – от хлеба до гвоздей. Каждый день я заходила в магазин, чтобы только посмотреть на это платье. Меня уже знала продавщица, да собственно, в нашем маленьком селе все друг друга знали в лицо. Она сочувствовала мне, это было видно по тому, как она смотрела на меня. Ей было известно, что наша семья была одной из самых бедных.
Как-то раз, выйдя из магазина, я встретила подружку-одноклассницу и узнала от неё, что в соседнем селе принимают школьников на работу, на время летних каникул. И платят им настоящие деньги, так как там был не колхоз, а совхоз. Уже на другой день мы отправились в это село, находившееся от нашего за четыре километра. Расстояние нас не смущало, главное – нас приняли. И начались наши трудовые будни. Работали мы с утра и до обеда на прополке свеклы, или, как её называли - «бурячки».
Густо заросшее бурьяном поле показалось нам бесконечным. Где-то внизу, под бурьяном, пробивались к солнцу эти самые «бурячки». Нужно было вырвать с корнем бурьян, а росточки бурячков прореживать, отделяя их друг от друга, примерно сантиметров на 10-15. Никто не знал когда будет «обед», так как часов ни у кого не было. Женщины смотрели на солнце, прикрывшись ладонью, а оно так медленно поднималось к зениту. Зато жгло неимоверно, и укрыться от его палящих лучей было негде…
Дома по ночам мне снились бурячки. Они густой щетиной смотрели на меня снизу, и я даже во сне судорожно рвала и рвала бурьян. А спозаранку нужно снова было идти на работу. Ладони сильно болели, но больше всего мы страдали от жажды. Даже ветер не спасал нас – он был сухой и горячий. Трескались губы, а язык делался сухим и колючим. Люди то и дело смотрели на дорогу: не видно ли водовозку? Подвозили нам воду к обеду. Подвода с бочкой показывалась издалека – и как же медленно она передвигалась! На подводе важно восседал дед Мусий, а за его спиной возвышалась деревянная бочка.
Подъехавшую подводу тут же окружали женщины и дети. Дед Мусий чуть приоткрывал пробку, и из бочки струйкой начинала бежать вода. Подставив ведро, дед открывал пробку больше, и вода хлестала – чистая и прохладная. Хотелось броситься под эту струю и пить, пить…
Но дед брал алюминиевую кружку и строго говорил: «Дайте сперва детям напиться!». Подавая неполную кружку воды, уговаривал: «Не пей сразу много, потом ещё выпьешь, а то заболеешь!».
После нас, детей, пили взрослые, а потом опять мы. Из озорства мы обливали друг друга из кружки. Дед Мусий не ругал нас за это, а иногда даже и сам плескал на нас из ведра, говоря, что завтра привезёт свежей воды. После такого купания четыре километра домой нам не казались такими уж длинными. Каждый раз, возвращаясь с работы, я заходила в магазин, посмотреть на «своё» платье. Оно по прежнему висело и ждало меня.
И вот, наконец – первая зарплата. Первая в жизни! Мы с подругой по дороге домой несколько раз останавливались, чтобы снова и снова пересчитать свою получку. Не верилось, что мы заработали настоящие деньги. В селе мы разошлись, подружка поспешила домой, а я повернула в магазин. С нетерпением посмотрела в угол, где висело платье. Его там не было…
«Может, перевесили?» - растерянно подумала я, осматриваясь. Магазин был тесный, и я бы всё равно увидела «своё» платье, где бы оно ни висело. «А платье взяли померить дома. Может оно не подойдёт, тогда его завтра принесут назад, ты приходи завтра» - сказала мне продавщица. Ох, как же долго я ждала это «завтра». Вечер и ночь, казалось, никогда не кончатся….Сон, в конце концов сморил меня. Проснувшись ни свет, ни заря я помчалась к магазину. Он был ещё на замке. Вскоре пришла продавщица. Открывая магазин, сказала мне сочувственно: «Ты знаешь, вчера принесли деньги за платье». У меня потемнело в глазах. Она что-то говорила ещё, но я уже ничего не слышала.
Люди заходили в магазин и выходили, а я стояла на крылечке, ничего не соображая, с глазами полными слёз. Продавщица вышла и завела меня в магазин. Порывшись под прилавком, она вытащила пакет и вытряхнула из него широкую, ярко-красную ленту. Отмерив мне два метра, спросила: «Что хочешь ещё?». Я попросила у неё килограмм конфет-подушечек и хлеб.
Конфеты были слипшиеся в комки, а хлеб продавался на развес большими кирпичиками. Он был тёмный и прилипал к ножу, когда его резали. Но всё равно он очень вкусно пахнул. Не знаю, сколько она мне отвесила, но помню, что домой я принесла полтора кирпичика, а один кусочек я съела по дороге домой. А ещё у меня остались деньги на кино.
Дома я приложила к своим волосам ленту и посмотрела в зеркало. Затем свернула ленту в трубочку и спрятала в сундук, где лежал фартук.
И вот наступило первое сентября. Я пришла в школу с портфелем и с двумя большими красными бантами. Фартук я надела на своё цветастое платьице. Рыжие пятна на портфеле мама закрасила сапожным кремом, и он стал, как новый. Все девочки любовались моими бантами, ни у кого не было таких. А на портфель никто не обращал внимания, хотя я ставила его на парту, открывала и закрывала, может быть потому, что портфели были у всех.
Но зато у меня были самые красивые банты, и я была счастлива оттого, что купила их на свои заработанные деньги. А школьного платья у меня так никогда и не было.