Петербург

Что может заставить меня думать о ком-то или о чем-то?
Так, что если я думаю больше, тем сильней я впадаю в панику.
Мои мысли цепляются друг за друга, как альпинисты, падающие в пропасть
без страховки. Я становлюсь воспоминанием и вместе с тем странником.

В этих словах нет рифмы, почти нет ритма и строгости.
Но взамен этому есть глубокая наполненность смыслом и драмой.
Если бы во мне не было чрезмерно много робости,
Я бы давно все сказал прямыми словами.

Если ближе к делу — то неделю назад я собирал свои рубашки, штаны и банные принадлежности.
Все собрал в синий и глубокий рюкзак.
Если бы во мне не было столько прилежности,

Я бы все положил без полиэтиленовых пакетов — просто так.

В общем я уезжал. Лишь неделю назад.
В общем я уже здесь, и писать об ушедшем ни смысла, ни радости нет.
Почему-то мне кажется, что где-то здесь понемногу рождается ад.
Там же был хоть какой-то (хоть мерзкий и тусклый, но...) свет.

Это был Петербург, собственно, так Петербург и стоит.
Как и где-то Москва, Тверь, Рязань и Архангельск.
На меня так никто никогда не глядит, -
Как неделю назад я туда, где стоит чуть заснеженный всадник.

Я спускаюсь по лестнице в темный и теплый подвал,
Стук шагов и размер между каждой ступенью,
Помогают спастись и разрушить словесный обвал.
И предать гармонический ритм такому реченью.

Я сажусь в темноте за железный испачканный стол,
Сотни шпал подо мной и лишь две бесконечные рельсы.
Завтра будет конец. Поезд будто чехол —
В нем давно бы сварился и сам мистер Цельсий.

Пережили горячий и тесный вагон,
Мы выходим на остров кривой и бетонной платформы.
Вот и стон Петербурга и поезда нашего стон,
Одуревшего с угля — горячего твердого корма.

Что здесь было?! Как мало нам было дано?!
Мы увидеть и точки в пространстве почти не способны.
В усеченных конечностях шпилей ожили давно
Утонченные стрелки часов. Даже ровны

здесь мосты. Ночью здесь их почти не видать —
Как пунктир, усекают речные пространства.
Здесь хоть тысячу лет можно молча стоять,
Натыкаясь на круга планет постоянство.

Кем построены призраки улиц твоих?
Кем придуманы лики далеких строений?
Даже в самой грязи проступают десницы святых,
И худые тела их. Остатки сплетений

трех эпох. Триединство — вообще роковая черта
Ни рублевских икон, но безличия веры.
Подношу и вкушаю я тело Христа,
По велению будто бы грозной Минервы.

Твое тело распято крестом деревянных брегов,
А в ладони и ступни мосты бесконечные вбиты.
В Петербурге нет призрачно-сказочных снов:
Здесь смеются и плачут могильные плиты.

Мы прошли сотни дней. Мы прошли сотни лет.
Но мы сделать и шага в тебя не сумели.
След от туфель; глубокий, отчетливый след.
Заметут снеговые лихие метели.

Не могу. Я стараюсь очистить строку
от ненужных метафор и слов наслоений.
Не могу. Не могу. Не могу. Не могу.
Не могу я избавить себя от стремлений

написать обо всех. Задыхаюсь от снов,
задыхаюсь от дыма и кислого газа...

.....................................
.....................................

ноябрь 2012 - апрель 2013 гг.