Баллада о русском отце

(2005г.)
Он жил нормально,
Жил как все
В российской
Средней полосе.
Как утро-
На работу шел,
А вечером
С работы брел.
Чай пил устало
И курил…
Он жил как все,
Нормально жил.
Семья-жена,
Да малый сын.
В семье
Ребенок был один
И отдавалось
Все ему,
Еще наверно потому.
Что рано батька
Взрослым стал,
Он с детства
Тяжкий труд познал.
Война «давала прикурить»
И вот сейчас
Хотелось жить,
Жить для того,
Чтоб сыну дать
Все то,
Что он не смог добрать
От жизни этой.
Да, друзья,
За то судить
Его нельзя.
И сын
Хорошим парнем рос.
Плеч ширину,
Курносый нос,-
Все это
Взял он от отца.
И доброту его лица…
На мать же
Мало походил.
Отец его боготворил,
Гордился  сыном.
Мать, втайне,
За то любила их вдвойне.
Минула школа,
Срок настал,
Сынок их в армию попал.
Отца Ивана
Сын Иван
Был отдан родиной
В Афган.
Единый сын!
Хотела мать
Его на бойню не давать,
Но что поделать
Мать могла?
Творились гнусные дела
И краснорожий военком
Решил прикрыться их сынком,
«Отмазав» сына своего,
Оставив при себе его.
Иванов сын
Пошел служить.
Ему, как всем,
Хотелось жить…
К чему излишние слова?
Имел на грузовик права
Сперва попал в «учебку» он.
«Уралом» мощным обучен
Был править,
Чтоб возить солдат,
Им был освоен автомат,
Честь был обучен отдавать,
Шагать, бежать, лежать, стоять,
Пожалуй все,
Вперед, солдат,
Пусть под рубахой крестик, брат,
Тебя в Афгане бережет
И мчится грузовик вперед,
Минуя горный перевал,
Виляя меж сплетенья скал.
Чужая желтая земля,
Дорога-желтая змея,
Пыль среди желтых кишлаков,
Гортанный говор чужаков.
Но вскоре ко всему привык,
Стал разуметь чужой язык
И письма он в Россию слал,
Родным здоровия желал,
Писал, что служит хорошо.
И верно, год второй пошел,
А он не ранен,
Он живой.
И мать
Дрожащею рукой
Иконку ставила в углу,
Да ей молилась на полу.
Она просила Божью мать
В беде сыночка не бросать,
Чтобы вернулся он назад
Ее сынок, ее солдат.
Ну а отец?
Он также жил,
Трудиться утром уходил.
Хотя работа та была
Порою ох как тяжела.
Рембазой звался тот погост,
Названием банально прост,
Разбитых бтэров рой.
Машины жженою горой
Свозились изо всяких мест,
Где свой нашли солдаты крест.
Афган всех больше поставлял
И труд Ивану доставлял.
Иван слесарничать умел,
Вот и добыл себе удел,
Машины рваные лечить,
От пуль пробоины чинить
И вновь на службу направлять,
Чтобы по ним могли стрелять
Душманы из-за желтых скал,
Чтоб с ревом брали перевал
Машин чиненые движки,
Сыны ивановой руки.
Шло время,
Перестала мать
Сыновьи письма получать.
Тревогою ей сердце жгло,
Ну что случиться там могло?
Быть может раненый сынок?
Ему уже вернуться срок,
А нет ни весточки одной.
Родной сыночек,
Что с тобой?
Отец Иван спокойней был,
Когда-то тоже ведь служил.
Армейский он порядок знал,
А потому и понимал-
По службе всяко может быть,
К чему без времени «пылить»
Еще чуть-чуть и минет срок.
Вернется Ванечка-сынок.
И он задумчиво курил,
Опять движки машин чинил.
Однажды взялся за «Урал»
Прошитый пулями металл,
Куски разбитого стекла,
От тента грязная зола
В пробитом кузове лежит.
Ужасен был машины вид.
Вздохнул Иван,
В кабину сел.
Он взглядом долгим оглядел
«Урала» грустное нутро.
От пуль дырявое стекло
В котором солнца луч играл.
Кусочек ватника лежал,
Что верно пулей вырван был.
Вдруг взгляд Иван остановил-
А это что там за клочок?
Солдатский подворотничок.
С изнанки буквочек штрихи-
Знакомый след родной руки.
Тот почерк сразу он узнал,
Свою фамилью прочитал
И на пол сел,
Унявши дрожь.
Сам на себя стал непохож
От горя черного Иван.
Здесь сын его стонал от ран
И алой кровью истекал.
-Сынок, сынок,-
Отец позвал,-
-Зачем случилось так, сынок?-
И вдруг волос увидел клок
На лобовом прилип стекле…
Сын ты не пожил на земле,
Любви девичьей не узнал,
Ты узких плеч не обнимал.
И в жизни ты своей, солдат,
Детей не нянчил,
Автомат тебе дитятю заменил.
Его ты холил и любил,
Его мерцающий металл
В руках ты нежил и ласкал…
Сидел Иван-отец как тень,
Покрылся мглою ясный день.
Он слышал сына тяжкий стон
И треск стрельбы со всех сторон.
Сыновий терновый венец.
-Прости, родной,-
-Прощай, отец,-
Как эхо голос замирал
И наконец вдали пропал.
И головой отец поник,
Но вновь в глазах его возник
Сынок веселый и живой
Двадцатилетнею весной
В саду цветущем,
На траве
А на отцовской голове
Свивала кудри седина.
Да будь ты проклята, война.
Утраты боль сдавила грудь
И злая ночь вонзила муть
В его отцовские глаза.
В них свет померк
И лишь слеза,
Отец которую ронял
На изувеченный металл,
Блестела крупно на полу
Подобно битому стеклу.

    Конец.