Подальше клячу за деревню

Алексей Порвин
Родился 25 августа 1982 года
Лауреат премии "Дебют" за ,2012 год, в номинации "Поэзия"
***

Подальше клячу за деревню
солдат выводит зачем? Вот-вот гроза
в домик выстрелит многочревный,
где наши звучат голоса.

Песчинки бьются в лошадиный
живот, толпятся – подобно мотылькам,
в дом толкаемым холодиной,
поближе к усталым огням.

(Плотнее окна закрывая,
печаль не хочет делить свой свет – с мошкoй,   
если пулями таковая
предстанет в степи костромской).

А что в дому? Дыханье живо –
и не желает гостей крылатых знать;
осень здешняя и служивый,
ступайте – без выстрела – вспять.

 

***

Прошлого, свобода, дождись,
если отыщешь бессловесных
существ, живущих как слова мои –
на небеса уставясь.

Пусть в саду кустится печаль,
с мраком огнистый шлейф сплетая;
а люди не следят за прежним днем –
когда родится завязь?

Чтобы новый вырос – пейзаж,
лунным покоем поливаешь
сторожевое зернышко зрачка
в глазу ночной собаки –

но в твоем ветвятся саду
только следы звезды летящей
и – завтра не принесшие плодов –
кометные зигзаги.

 

***

Видишь движенья глаз, всецело
ведомые замыслом дня:
свобода, на фразах – что рисуешь?
Не говори, что краски стали льдом.

Разве прохожие – случайны?
Глядят на рождественский день,
старательно вкладывая чувство
бесцветных обретений и утрат.

Фрески недолгих любований
взаймы ожиданию – дашь,
прозрачная взглядовая роспись
покроет стены парковой зимы.

Взятое – всё – вернут с избытком
снега запоздалой весной:
ручьи равнозначны взмахам зренья,
разрисовавшим ныне – берега.

 

***

Затишье, приветь мошкoю
вoды, к водам льнущие теплом;
хватит распадаться на части – покою
(сердечней – сделаешь надлом?)

Полям не нужна цикада,
их делить не нужно бороздой,
если вместо главного станешь разлада
зиять пейзажной светлотой.

Надломлено время года:
трещины расходятся во все
стороны теплеющего перехода
росы к начавшейся грозе.

В числе беспокойных трещин –
ветви и фонарные лучи;
голос в предвечернем просторе не встречен,
его отсутствие – смягчи.

 

***

Зренье зимы – безыскусно,
выхватило мало красот:
а грустное слово – вовсе
высотным увидено днем.

(Прошлым деньком поднебесным,
чутким, а не пришлой зарей.
Известно ли это – людям,
горой постоявшим за тьму?)

Нечего было бороться,
если – всё – заступник предал,
сболтнется не свет ушедший,
а даль, безразличная к нам.

Забран в далекую вьюгу – 
начатый вчера разговор,
с испугу глядит оттуда
топорной луной декабря.

 

***

Мало – печаль упрятать в рассвет,
ложись в траву, небывалый голос;
ветви слишком сильны,
глаголов много суетливых.

Мало – себя в покой увести,
встающий солнцем над лугом горным:
стихнут вряд ли – слова
проворно бьющие по чувствам.

Древо былой свободы к чему
сражаться вздумало с белым светом?
Музык хватит твоих,
неведом страх тебе, но всё же…

Травная дрожь побудет броней?
Непробиваемой здешним, колким
зноем падинных слов,
осколками людских молчаний.

 

***

Обнимая птичьими стаями
заждавшийся рыбацкий взгляд, 
стаял простор предвесенний,
разлад внося в сквозняки.

(Сквозняки не будут системами
отлаженными, если здесь
схема работы – туманна,
завес крикливых полно).

И вот-вот детальки – посыпятся,
падут былые шестерни,
зыбя покой атмосферный,
огни, что были душой…

Вот и польза быть бессловесностью,
объятья с птицами узнав:
вёсны увидены четче,
стремглав плывущие к нам.

 

***

С неба вчера вспорхнули емкости –
ближе к человеку в пути,
громко схвачены за песню
тихим полуднем лесным.

(С неба посуда переброшена
ближе к человечьим шагам?
Дрожью полнится отменной,
гамом, не значащим дня?)

Выбрали фразы безрассудные –
облаком одолженный быт;
трудно утолиться светом,
сытостью станут когда –

беглые действия, налитые
в птичью узкогорлую плоть,
виды певчих побережий
(вплоть до замолчанных гор).

 

***

Безлюдью будет что объясненьем?
Происки вражьих дней.
Денем подальше – причины
огней, толпящихся в дальней мгле.

Да что о снеге – сказано позднем…
Сказан бульвар вполне:
козням пустотным подставил
вчерне оконченный наш простор.

Всё – сводит счеты с мраком капeльным.
Трудно ли нам бранить
прельный надпочвенный ветер,
гранит, чернящий – навек – нутро?

Тоска, пошевеленная смелой
ветвью средь бела дня –
мелом предстанет воздушным,
кляня любую не-белизну.

 

***

Что будет ныне – добром?
Не прячься, участь, в разговорах.
Гром – всего лишь внятный
сор, принесенный на волне.

Речной отмокнет ледок,
от неподвижности – отстанет;
впрок словам пойдет ли
рань ледоходной суеты?

Не для словесной души,
не для сегодняшнего блага
ширь свою предъявишь:
ляг тишиной – на берега.

Для пользы прочих времен
уместно показать погоде:
стон речных покровов,
ход оживающей волны.

 

***

По лугу, по твердой почве летней
идти – всегда скукота:
средним качеством мгновений
тамошний мрак пускай живет.

Земля отзвучала луговая
быстрее всякой воды,
зная, что не только счастьем
дышит бредущий полусвет.

Меженные ночи переходит
неразговорчивый луч:
в броде если не увязнуть,
лучшее время – как познать?

Размякшая глина обхватила
движенья – скользкой бедой,
силой хляби невозможной,
дольше звучащей, чем восход.

 

***

Над полями остывает пропасть
(атмосферой кто ее назвал?)
робостью мыслимых музык
привал приветит не всех.

День уходит, как всегда, крылато,
взмахи сотворяя за спиной:
плата за помысел душный,
струной звенящий в полях.

Нам не надо участи возмездной,
без боязни – к тишине – дойдем;
бездна согретого звука,
путем июльским побудь.

Сумерки не прирастут к заплечью:
ими предлагаемый полет
речью вечерней – не станет.
вперед – не сможет волочь.

 

***

На привалочной высоте
привлекись озерами:
мелкие твари в мокротe –
телами шуршат бесперыми.

Не спеши негодность обресть
световых источников:
разве напрасно, слыша весть,
жужжащих нашли лоточников?

На прилавочном валуне
вечно много зaвали:
лyны в затишном полусне
в ошметках весь век проплавали…

Не останутся берега
кaпельными рынками,
наша дорога далека –
затарься, душа, подкрылками.

 

***

Засеяны ближние тени
в тишь не прошедших ночей;
вырастут только расселины –
не о том ли, небывалость, грустишь?

Надолго ли наш плодородный
звук переходит в поля?
Внятно по мраку зацокали,
застучали черноземы на юг.

По твердому мраку, по жестким
дням не прошедшей весны…
Ветер за конскими мордами
поспевает к безнадежным огням.

Забытыми зернами тешься –
жаль, что так мало земли;
в топот, рыхленый копытами,
засевается весенняя даль.

 

***

Различия названы кем,
когда над всем сгустилось – подобие?
Ветви противятся дням –
не отыщешь ничего бедовее.

В молчании – что за листва
растет смелей, чем листья кленовые?
Странно живут дерева,
слыша говорок недолгий, облачный.

То кверху качнутся, то вниз,
отталкивая капли осенние:
так ли шуршит ввечеру –
участи твоей произнесение?

Конечно, сегодня – всё так,
но никого не хочет отталкивать
облаку поданный знак,
слово возрастающей решимости.

 

***

                Т.

Не сном, не листвой, а человеком,
уходящим с берегов июльских – побудь:
давно отпрянули травы, предстали колким
простором, не дающим уснуть.

В жаре предночной, вовсю гудящей,
неуместно – тело, но идет на авось:
во всех растеньях – единой душой остался
полетец, прорастающий сквозь.

Ударится бабочка с разлету – 
и в твое лицо, не разбирая пути,
не отличив человека в закатной дымке –
от своего стремленья цвести.

Сквозные маршруты лучше – в листьях,
где любым просветом привечает судьба;
давно решились другие цветы и травы –
отпрянуть от нагретого лба.

 

***

Всё правильно на безлюдном свету:
для чувства – шорох станет поживой;
другие звуки спрятаны здесь, во рту
у всеблагой погоды паршивой.

Присваивай безоглядно, хватай:
не иссякает звук всеохватный – 
пускай взлетает выше себя, пускай
живет вдали от почвы закатной…

Возрадуйся, обладатель всего,
всё правильно сегодня случится;
во тьму не взятый шорох – пленил того,
кто шорохом побыть не боится.

Бесхозности вихревая лафа
творится от земли – в полуметре:
секатором отщелкнутая листва
валяется на парковом ветре.

 

***

Полдень славно поскользнется;
паденье лучей – вот нужный миг:
следам нерожденным взгрустнется
о том, что светом сдавлен крик.

Вместе закричим и всхлипнем,
ветвящейся дерзостью поправ
запрет, налагаемый ливнем:
сминай, душа, безволье трав.

Пуще всяких гололедиц
мешает ходьбе – намокший лист;
лучи размечтались о следе,
который весел и тенист.

Кто следы на всем оставил?
Тверда скользота любой воды.
Ветвями нарушенных правил
шумят смятенные сады.

 

***

Белый свет покрылся пятнами,
побудет душа твоя – лучом:
луга до зимы живут попятными
жестами травы.

На полyдне – клякса запаха
от неосторожных полевых
цветов под порывом юго-запада:
отмываешь – чем?

Чистым-чистым загрязнением
себя утомленного – потешь:
оно в осветляемом дыхании – 
правильная брешь.

Хлынет красота в пробоину,
качнется трава к покою, вспять:
твое равновесие удержано
всем, что можно знать.

 

***

Неизбежно удачен – берег;
с песнями – одна беда:
толпы существ – слова узнали
и музыкой кажется вода.

Загалдят, налетят на душу,
всё немедля разучив:
прошлый простор и новый образ
тепла, для которого ты жив.

(И со временем так – бывало,
слышимом в твоей груди:
сделаем так, что не узнают
мотив – разнобойные дожди).

По причине утиной стаи
речка стала хоровой,
петая прежде в одиночку
старательной облачной трухой.

 

***

Вот городской район неизведанный,
слова спешат как времена:
по вертикали домов – и в небо
(цель словесная ясна).

На ветер кто подует, кто сжалится?
Вечерним – час пока не стал.
Что милосердье? Негромкой фразой
узнаваемый квартал.

Казалось, что весь город облазили,
строенья ввысь проговорив –
и каланчу, и больничный корпус
(утешенье сотворив).

Откуда покрасненье закатное,
когда не стал осенним – клен?
Конечно, шелестом первых листьев –
ветер больно защемлен.

 

***

Город – это властные навалы
угловато каменеющих ветров:
слова – и не такое знавали,
уходя в заливный рев.

Чувство из-под груды извлекая,
не дождем, а мелким светом – запылись;
сияет чистота бунтовская,
прошуршав из неба – вниз.

И друзьям вернувшимся – напомни,
как подставить лица реденьким лучам;
зачем прожить стремятся укромней
и велят такое – нам?

Души будут – не слабее пыли,
фонарем обрoненной на эти дни:
слова – и не такое забыли,
возвращаясь из волны.

 

***

Чему противоположен
голос, похожий на осенний лес?
В траве начинается стрекот –
похолоданью в противовес.

В противовес потемненью –
облаком снова отражен закат:
едва ли иссякнет способность
противоречить – всему – впопад.

А где для фразы – противник?
Мирное время скоро надоест.
Ужели ничто не восстанет
за благоденствие здешних мест?

Пейзаж не станет сражаться
против себя, не наломает дров:
просторы притихшие – вечно
не отделяют себя от слов.

 

***

Некомфортно всё тебе, ты – придира,
и чувства вряд ли задвинешь в поля…
Хозяин временной квартиры
велел не трогать мебеля?

Остается лист бумажный – двуцветен
и умолкает, природой шурша,
когда морской стихает ветер
передвижного куража.

(Передвинули к молчанью – веселье,
уютней кухонька стала твоя;
а насекомым – всюду щели
для коммунального житья).

Пусть бумажное означит шуршанье –
внутри у почерка высказан час:
ночной – как тело тараканье,
дневной – как солнечный наказ.

 

***

Какие чувства шуршат листвой,
ветвятся к частностям дней июльских,
где замысел чудится наш –
в лесных тропинках узких?

Такие чувства – прибрежный край
пусть близоруким потешат ростом;
оглянутся вряд ли назад,
где зреет звучный остов.

Всё завтра скажет: наш враг – разбит,
наш хмель победы – еще угарней,
не зря столько дней доспевал
костяк гудящих армий.

(Сидел в засаде – шмелиный гуд,
плотнела солнечная завеса;
напал на растенья врасплох,
не видящие леса).

 

***

Трава поляжет иль небо прольется –
а люди уходят, дрожа;
побывает радостной утварью –
не всякая душа.

У ожидания мало пожитков –
луга и молчащий закат,
а сумело ловко хозяйствовать
в тебе, просторный взгляд.

Куски каких облаков запыленных
решает прогнать с потолка?
Непогоды вряд ли обидятся,
легка его рука.

Одним неспешным движением слёзным –
смогло чистоту навести
в навсегда проясненном зрении,
сказав свое прости.

 

***

Внутри дождя, под безлюдьем –
плавно пустеющий сквозняк;
защитных дней у новых срубов –
одолжить никак?

Что сделал свет, помавая
временем киснущих дорог?
Домов бревенчатые жесты –
молча уберег.

Пропиточным захолустьем
душу движения обмажь,
а после – завлекай к перрону,
праздничная блажь.

Медлительно возвращаться
в дождик, снаружи городской,
к нестрашной сырости и слёзной
теплоте людской.

 

***

Ни о чем шуршащие пушинки,
кривящие даль – тополя…
Говорка не найти иного?
Вычурна твоя земля.

Пересказа нежные попытки
извечно ведут к одному:
для внедренья твоей истомы –
всё в питательном дыму.

Облако, услышанное мельком,
изложено в устном деньке;
позаботься о всех, округа,
силы нет в былой реке.

Пухом тополиным до отвала
накормлен с подачи словес –
на погоду давить не сможет,
разомлеет водный вес.

 

***

На вечерние гуляния –
не лучик тихий, а хлопушечный гам
выдан как средство полетное,
возносящее к холмам.

Знаешь мало видов транспорта,
ведь веришь только – в прозвучавшие дни
(взмоют поля – фейерверками,
их полет слегка вспугни).

Ничего не скажешь: правильно,
туман затишья, сомневаешься в нас:
слабо к звезде устремляемся,
всякий – в празднике погряз.

Стонет лиственное топливо
внутри у шелеста, летящего вверх:
прочих ракет не придумано –
для тебя, лесной невер.

***

До человека не добросить
стареющий звук глубин;
мечутся прилuвные щепки,
а ты иди – один.

В начало осени одетых
людей – отличает шум:
ищут собеседника, чтобы
согреть вечерний ум.

Кто в разговоре засмеялся,
разгневал листву морей:
падают стволы звуковые
на души в сентябре.

В шаги береговые метят,
в разнеженное ха-ха –
временем разъеденный шорох,
шипучая труха.

 

***

Людям, до yтра осенним,
похолоданье, не вели –
через парк идти, сутулясь:
пусть посмотрят на свет.

Облако выдаст округе –
и чувство, и всегдашний звук:
это твой костяк пейзажный
перехода к зиме?

Осью озябшего тела
не лучик станет, а земной
шелест нисходящей грусти,
прореченный дождем.

Славно навек распрямиться ,
взглянуть в лицо твоей воде,
загодя узнавшей счастье
вертикального быть.