В поиках смысла

 Мне снилась жизнь, наивной и прожжённой,
Я падал и вставал над суетой,
Любовью бешенной и обнажённой
Я утолял души песчаный зной.

Я рифм кипел неистощимым морем,
И смысла молния пронзала жизнь мою,
В экстазе творческом я был как бог бесспорен,
Но пробил час — в сомнении стою.

Всё, что писал мне кажется нелепым,
Неясным, не имеющим судьбы,
Все поиски неизлечимо слепы,
А все находки — прошлого рабы.

И плод мой горек или несъедобен,
И часто не хватает мастерства...
Но был порыв так ядерно огромен
Дойти до самой сути естества,

Найти тот звук, оттенок, перемычку
Меж тем, что должен и могу сказать,
И душу сжечь последнюю, как спичку,
Когда уж больше нечего сжигать,

Мечтая истину узреть во тьме кромешной,
Что как и водится сомненья привели
Меня к тому, что образ безутешный
Созвучьем рифм я вызвал из земли.

-Зачем ты звал меня, вершитель дум и слов?
Ты пьян до беса собственным величием,
Ведь ты кичился к славе безразличием,
Рифмуя для скучающих ослов.

Что дам тебе я? — Совершенный слог?
Таланта нож, что и жесток и нежен?
Но твой язык Другим уж так подвешен,
Как даже я подвесить бы не смог.

А может, ты, гордыней обуян,
Уединенья ищешь на вершине?
Мне помнится, я одному мужчине
Весь мир сулил до самых дальних стран.

В запасе есть и деньги и любовь,
Да всё что хочешь — слова не нарушу,
Ты только дай обещанную душу,
Не огорчай же проклятого вновь!    

-Да звал ли я тебя, помилуй бес?
Какой мне прок в тебе и интерес,
Я только к слову помянул игриво
Поэтами любимые мотивы
Несовпадения добра и зла,
А ты опять про душу и осла
Иди к чертям! Ведь я пишу затем,
Что б взяв одну из постоянных тем
Свой взгляд и строй внести в распространение
Уже давно возникшего учения.
Да нет причин осмысленных, Другого
Посланец я, преобразую в слово,
Понятное для множества умов
То, что на свет летит поверх голов.

Вот друг идёт, спрошу его — зачем
То многословен я, то как колодец нем?

-Скажи, приятель, ты ведь говорил,
Что в этих строчках многое открыл,
Что я назначен жребию такому —
Так в чём же преимущество искомое?

 -У каждого свой путь, в твоих словах
Сокрыто то, что сам ты знать не можешь.
Когда лишь по кирпичику всё сложишь,
Чему тебя сподобил божий страх —
Прозреешь может быть, а мир впитает кожей
Всё, что к тебе пришло в неясных снах.

Со стороны вернее видно всё,
Слов отраженье явственнее в людях,
Сомнение всегда в тебе пребудет,
Но как блажен юродивый в цепях...

-За перспективу, друг, тебе спасибо,
Смешно роптать, когда орла и рыбу
И ветра шум могу в слова вобрать,
Одним обетом связанный: Не лгать!

Зачем мне ныть, когда стихи, как куст
Горят в душе, а я ещё боюсь
Божественную силу осознать.

Вот — милая, что дарит вдохновение,
Она — прохлады лёгкой дуновение,
Её присутствие везде незримо
И жажда губ её во мне неутолима.

Спрошу её, — что ей мои стихи?
Хотя она порой не замечает
Как дарит радость мне и как отягощает
Желанной невозможностью своей,
Но силой чувства я обязан ей.

-Тебя не понимаю я, поэт,
Ведь ты не тот, которого достойна,
Но мне с тобою и светло и больно,
Мы связаны с тобой, как тьма и свет.

В несовпадении двух любящих сердец
Рождается великое значение,
Неясное, но вечное свечение
Заблудших всех сзывает, как овец.

Но ты — поэт, ты свой желаешь слог
В мои уста вложить и ты не знаешь,
Что и меня в себе ты сочиняешь,
Реальность не пуская на порог.

Я — женщина, а значит я — земля,
Природа; а судьба поэта —
Всего лишь неразумная комета,
Летящая без ветра и руля.

Проста, как сок деревьев и травы,
Рождённая давать иные жизни,
Я избегаю проволочных истин,
Прозрений воспалённой головы.

Ты всё придумал: и меня и сон,
В котором существуешь, опасаясь,
Что новой жизни тоненькую завязь
Зачнёшь случайно, мне же нужен — он,

Живущий, как и я семьёй и домом,
Нормальный, настоящий, не рифмованный,
Не возводящий милую на трон...

Но глупой мукой я к тебе привязана,
И жизнь обычная мне видимо заказана.

Мне стало грустно. Для чего пришёл
На свет я? Что бы делать людям больно? —
По воле собственной или невольно —
Какая разница? И в тот момент

Вся жизнь моя прошла перед глазами,
Все персонажи предыдущих лет
Своё значение имеют в драме,
Которую во мне творит поэт.

Вот — женщины, которые любимы
Мной были тысячи веков,
Со мной они как смерть неразделимы,
Последняя же более всего.

Что из того, что я бросал и брошен?
Страсть лишь тогда имеет смысл,
Когда ты ею смят и огорошен,
Когда ты с ней над бездною повис,
Как на красивой лошади арабской,
Копыта бьют в граниты суеты
И лишь любовь изысканною лаской
Чертит на чёрном белого цветы.

Ещё мне снились дружба и не дружба,
Сердечность и ворованный цинизм,
Продажность, что пронырливо и ушло
Любое чувство обращала вниз,

И коридоры ложные стремлений
К богатству, к почестям, и подлые шаги...
Любой из нас в себе подвал имеет,
Где спрятаны убитые враги.

Но, что меня порадует на свете
Пред тем, как ускользну в небытиё? —
Наверно, дети, тонкие, как сети,
В которых сердце спрячется моё,

Ещё друзья... Их много и не много,
Остались горечи, обиды лет,
Навек нас разделившие дороги
И памяти неясный силуэт.

Кого винить в несовпаденье взглядов,
Когда непонимание, как гвоздь
Торчит в столе, а мы как будто рядом?
На самом деле рядом наша злость.

Не зная обязательств и награды
Водою своенравной протечёт
Святая дружба. Ничего не надо
Тому, кто первым сам помочь придёт.

А вот — мои родители. Поэту
Весь воздух — родина. Но есть отец и мать.
Они меня слепого взяли к свету,
Что б я учился жить и погибать.

И я, к родным могилам прикоснувшись,
Пошёл вперёд, но силы нет идти,
Своих прозрений трезво ужаснувшись,
Я маятником бьюсь на полпути.

Нет, мама, ты ничем помочь не можешь,
А брат мой младший, что сказать тебе
Путёвого могу, когда со вздутой кожей
От собственных бичей, и кровью на губе,

Как вещь в себе, я в нереальность спрятан —
Не узнаю имён, людей и глаз?
Я летним фруктом под стекло закатан
Для будущих читателей, для Вас,

Кого люблю... Мне жить смешно и тяжко,
И невозможно, господи прости,
И пить нет смысла — в тонкую рюмашку
От въедливой не скрыться совести.

Я звал её: — Иди, поиздевайся!
Она пришла, враждебная, как тать, —
Какого-то освенцимского вальса
Колюче-проволочная благодать.

Но даже совесть, попытав, устала,
Ей скучен я с моим глухим враньём,
А мир орёт и мрёт из-за металла
И тот все ставки получает в нём,

Кто взял за задницу удачу-суку.
Бери у жизни всё, что может дать!
Но я эту бандитскую науку
Не выучил и в тридцать пять.

Бывая и жестоким и нечестным,
Одной лишь рифме я не изменял,
Обязанный нести благие вести
Ценою чувств — надтреснутых зеркал.

 Закончу монолог. Вот та, к которой
Мы все приходим, не хотя того,
Она нас неотступно и упорно
Сведёт со свету серо-белого.

Пусть скажет, — в чём моё призвание?
Зачем я, не умея взять сюжет в уздцы,
Пишу невероятные признания
Бессилия своею и глупости?

Ответа нет... Прошла не оглянувшись.
Зачем я спрашивал? Узнаю в срок.
По очереди вылетают души,
Когда Господь подводит им итог.

Бессмертие! Я о тебе, как пьяный грезил,
В тебе, я думал — оправданье зла,
Но сочинив два чемодана песен,
Я понял — это рёв учёного осла.

— Что ты разнылся? — говорит мне кто-то
Внутри меня, — Опомнись, червь,
Ты возомнил себя жрецом полёта,
А ползаешь по плоскости неверия.

Смотри на мир открыто, без рефлексии!
Да разве сможешь, созерцатель рыл?
Что смысл искать, когда все жизни версии
Единого движения чернил?

И это так в тебе клокочет гений,
А может быть бездарность и пошляк,
Но правит Бог цветением растений,
Движеньем солнц и вкусами зевак.

Нет смысла в жизни, но есть смысл в жизни,
Неуловимый, дикий, как цветок
В расщелине скалы, он блик капризный
Не видимый, скользящий между строк.

Зачем искать его, когда ты сам узнаешь
Без слов, без мыслей, дуновеньем звёзд,
Там табуны миров ты повстречаешь,
Жуют не слышно млечный свой овёс.


Есть в микрокосме целая вселенная,
От самой мягкой толики души
До нынешнего воплощенья бренного
Ты, человек, миллиарды лет спешил.

Зачем спешить? При каждом повторении
Ты сам поймёшь, что повторенья нет,
Есть бесконечность перевоплощения,
И волны времени стирают каждый след.

Поэтому не думай о бессмертии,
Миг каждый проживая до конца,
Пускай судьба спирально путь завертит
В исканьях настоящего лица.

Пусть все тебе отпущенные роли
Сыграть ты сможешь до последних букв,
А дети продолжение истории
Придумают, приняв тепло из рук

Твоих. Зачем поэту слава?
Он пишет, не умея не писать,
Так птица, так весенняя дубрава
Шумят, не собираясь шум унять.

Зачем же спрашивать? Зачем искать ответы? —
И так всё ясно, нет другой судьбы,
Страданье и восторженность поэта
Пегаса подымают на дыбы.

Лети, мой конь, не чуя под копытом
Ни скал, ни жизни мерзостей, лети
Покуда вдохновенье не убито
Удавом электрической сети,

Пока ещё хоть пару слов в запасе,
Как карт в моём жонглёрском рукаве,
Лети, душа, в погибельном экстазе,
За бегом солнца следуя в траве.

Мир полон смерти и бессмертья тоже,
Отчаянья и вечных полон сил,
В нём всё живёт: и то, что он не прожил
И то, чего когда-то он вкусил.

Так пей и ты тот мир открытой чашей,
И умирай, отравленный борьбой,
Ты — мёртв, и смерти рёв тебе не страшен,
Ты — жив, и жизни шум всегда с тобой.

28.7.—10.8.1999.