В поле

Расставшись с книгой, я лежал
И в небо взор бросал уныло…
Уж ветер будто бы вполсилы
Вдали протяжно завывал,
Уж трель полуденная вдаль
На лёгких крыльях птиц летела –
Туда, где рожью поседелой
Поля укутались, как в шаль...
Я вторил трели, свой мотив
Ни на мгновенье не сменяя,
Как, к небу руки простирая,
Вдруг чуять сон, лазурь допив,
Стал... Что же было мне чудней
Изведать с каждой прежней книгой,
Чтоб перед музой светлоликой
Предстать в круженьи мёртвых дней?
Во что боязнь мне обратить
Толпы оставить вздор надменный,
Досуг безмолвный и степенный
Приняв из права свет корить
За суету и праздность дел
Всю? Где безропотность в гонимых
Иль скорбной публикой любимых –
Тех, кто пороков дух воспел?
Мой мир и книжный как в один
Слились в объятьях сна нежданных,
Весь скоп страниц забыв пространных
И их истории зачин...



In the field

After parting with book, I lay
And sadly cast my gaze into sky...
Wind seems to be half-hearted
Howling in long distance away,
Midday trill flew into distance
On light wings of nearby birds –
Where fields are wrapped up by
Grey rye like a thick shawl...
I echoed those trills, not for a
Single moment changing my tune;
And, stretching out hands to sky,
Suddenly became feel a sleep-dream,
Drinking azure... What was weirder
To me in explore with every old book,
When before bright-faced muse
I appeared in a dead days circle?
In what should I turn back fear
To leave haughty crowd nonsense,
Taking a right to reproach seculars
At silent and sedate leisure for
All vanity and idleness in affairs?
Where is resignation in persecuted
Or mournful beloved by audience ones –
Who have glorified vices of spirit?
So contemplated world and book are
Merged in arms of unexpected sleep,
Forgetting all it's pages pileup and
Their vague stories beginnigs...