А был ли мальчик?

  Когда мне поют с ностальгией о «самой читающей» стране в мире, я всегда почему-то вспоминаю своего соседа по Слободчиково Владимира Галина. Вижу его с большой сеткой хозяйственной, набитой неловко книгами.
  – Володя, что взял почитать?
  – Книги разные!
  – А авторы, авторы кто? Какие книги-то, Володь?..
  – Да хрен его знает! Мне без разницы…
  После пары попыток «заговорить» с ним о книгах, меня перестало интересовать содержание его авосек.
  Володя не был деревенским «дурачком на горке». Он был себе на уме. Он был по-своему очень не глуп…
  Второе, что мне припоминается, истерия, с которой бухгалтерши, экономисты, работницы аппарата и прочие «дамы света» бились, визжа, «деляче» романы Мориса Дрюона на одном из дефицитных выбросов в нашем районом городке. Свалка та бабская, толкотня, искры ненависти (булгаковская сценка!) вокруг «очень модного романиста» до сих пор у меня перед глазами.
  А чуть позже явилась передо мной, наивным и простодушным, внушительная дама-соседка. Она выхватила из рук моих тоненькую книжечку Рубцова, торопливо вырвала из небытия одно стихотворение и возмущенно фыркнула:
  – Ну что это такое: «Суну морду в полынью и напьюсь, как зверь вечерний»! Морду в полынью… Надо же так безобразно выражаться…
  Спорить с ней и доказывать ей что-то было совершенно бесполезно. Блестящий портрет таких советских псевдоинтеллигентов дан в книге Виктора Астафьева «Печальный детектив» (супруги Пестеревы).
  Потом я перевожу взор на своих одноклассников, многих и многих моих знакомых, примерно моего возраста. Читающие среди них – великая редкость. Книги в их доме можно сосчитать по пальцам, а у многих их нет вовсе. В библиотеку они тоже не ходоки или – давно не ходоки.
  …Вспоминаю полки книжного магазина советского образца, забитые «Целиной» Брежнева, докладами съездов КПСС, брошюрами Ильича… Раздобыть настоящую книгу было большой удачей! Редкостью! Удачливыми людьми были председатели различных книжных обществ, напористые библиофилы, читающие или коллекционирующие книги партийные функционеры. Нужен был блат или… кумовство с продавцом книжного магазина. Иногда «выгоду» приносила симпатия, рождающаяся у владельца «лавки» книжной к «читающему мальчику-школьнику». Такое и со мной было, случалось. Что, впрочем, не худший вариант в нашем случае.
  Прорывом в приобретении редких книг случались иногда для меня и моих друзей учительские конференции, где можно было купить блестящие книги как художественные, так и искусствоведческие, литературоведческие. До сих пор в моей библиотеке труды Яна Парандовского («Алхимия слова»), Лиона Фейхтвангера, Томаса Манна, Андре Моруа… Добыты они мной в коротких и решительных натисках на столики, расставленные в больших фойе тогдашних Дворцов культуры…
  А вообще, таких праздников торговли хорошей книгой было настолько мало, что они до сих пор в моей душе дрожащей радостью, «новогодней сказкой» и всегда – сожалением по уплывшим из рук каким-то книгам. Как до сих пор жаль 30-рублевого фолианта с работами Марка Шагала (и сейчас скреплю вот зубами…).
  Вы помните, как в учительских делили абоненты на приобретение «огоньковской» подписки?! Ого еще были сражения! Как-то в конце 80-х я безвольно согласился на «оставшегося» и никому не нужного Алданова, – целых шесть томов! И как я ликовал, и радовался, и торжествовал, когда прочитал их все! А позже искал ставшего одним из любимых писателей в различных литературных журналах.
  ...А я спрашиваю и спрашиваю себя: обратилось ли чтение книг моими сверстниками в перечитывание, что и отличает настоящего читателя? Сохранило ли большинство из них потребность в хотя бы  еженедельном обращении к книгам? Брали ли книги они сами, по сердечному позыву, вне школы и учителей? Много ли в моей провинциальной деревенской эйкумене истовых читателей?
  Ответ меня не утешал раньше. Не утешает и сейчас.