Колеблется в рюмке

Мне хочется верить, что счастье возможно.
Пускай не со мной и не здесь,
а хотя бы
у близких, у бывших, 
у встреченных ложно   
не будет моих прозаических тягот.
Не будет, и баста.

Живу, как умею:
не пишутся оды, не ждутся трамваи;
куда-то несусь и несу ахинею;
хожу, как обычно,
по скользкому краю...

...Колеблется в рюмке холодная водка –
бармен аккуратен, опрятен и ловок;
пижоны цепляют кокоток,
кокотки
покорствуют стилю пижонских уловок.
Но главное...
Впрочем, не стоит об этом –
тут всюду насущная пища для сплетен.
Спиртное сменяет зазимье на лето.
На улице – слякоть.
Ни слова о лете.

Миксую напитки – классический "ёршик",
ещё два бокала – хардкор и лезгинка.
Просцениум гладит каблук стриптизёрши,
петляющей в стрингах на слабой резинке.
А мне всё до лампы – умею надраться:
насмешливо вежлив, брыклив и туманен,
и речь полыхает огнём аффектаций,
и въедливость слова дымится в кармане.

Картинка размыта –
всё смутно, как в трансе;
реалии мрачны, едва ощутимы.
Отборные бесы бунтуют "останься!",
а я ускользаю в бесследное мимо,
а я уплываю – подменят другие.
Пора притушить дофаминовый порох. 
Уже предвкушаю свою летаргию
в плетёной качалке чужих коридоров.
 
Скорее на воздух...
Весна хромонога –
ей явно неловко в ублюдочной роли.               
Пытаюсь горланить послания к Богу –
не помню названий, не знаю паролей.
Да ладно, потерпим – побуду безбожным.
Апрель гармоничен: то грязь, то ухабы.

Мне хочется верить, что счастье возможно.
Пускай не со мной
и не здесь,
а хотя бы.