По кличке Ночь

И почему-то помню как щенком
неловким, бестолковым, безымянным
она пила под вечер молоко
размешивая алым языком
приречные тягучие туманы.

Как стоило мне выйти за порог
откуда ни возьмись бежал вприпрыжку,
спеша на неуклюжих четырёх,
густой землисто-чёрный холодок
кусать неосторожные лодыжки.

Пригревшись засыпала под рукой,
вот только лапы дёргались тревожно
ведь досветла в подшёрстке у лугов
тьма-тьмущая коротких светляков
таилась на остях у самой кожи.

Под утро уползала в конуру
спала вовсю измученно и крепко
и возвращаясь лишь повечеру
безудержно носилась по двору
слегка звеня проржавленною цепкой.

...

А уезжая вывел за сарай,
да пару гильз извлёк из патронташа,
и заглушив её пугливый лай
кричала вся родня: - Стреляй. Стреляй.
Чего ей тут болтаться, одичавшей?

И за окном вокзал сменял вокзал
и не спалось и слышалось, как будто
скользя по маслянистым спинам шпал
покорный зверь за именем бежал
сдирая в кровь подушечки об утро.

И думалось, едва зрачок луны
белёсой затянулся поволокой,
что капая росой из ран брюшных
она в себе не чувствуя вины
глядит на обезлюдевшие окна.

Я знаю до сих пор её хребет
мелькнёт то у крыльца то у колодца
подчас, когда обманный гаснет свет.
Надеется ночь-сука столько лет
на то, что возвращения дождётся.