Кошачья мама

       Он был еще совсем  крохотным, этот котенок. Мы и не заметили бы его,  высыпав после последнего урока шумной толпой на улицу,  два первых класса, «А» и «Б».  Начальная школа в то время располагалась   отдельно  от  общей в здании-филиале для «первачей».  Это были две просторные комнаты, примыкавшие к школьному спортзалу.  Чувствовали мы себя там спокойнее вдали от многолюдных  школьных коридоров и потока учеников на лестнице. Когда наша разноголосица прервалась короткой паузой, все услышали пронзительный крик, точнее мявк. Оглядевшись по сторонам, увидели сжавшегося в комочек котенка. Он сидел на льду  ямы, оставшейся после прокладки новой водопроводной ветви.  От обильных осенних дождей яма заполнилась водой, раскисла, а в январе покрылась достаточно толстым  с виду  льдом.

       Было  очевидно, что котенок замерз, возможно  оголодал и жалобно просил о помощи. Разумеется, всей толпой ринулись к яме. Что делать,  как дотянуться до него? Наступать на лед никто не решался.  Идти к нам в руки,  несмотря на призывы,  малыш тоже не хотел,  видимо боялся -  слишком нас было много.  Очередной порыв холодного ветра поднял дыбом шерстку на его свернутой калачиком спине. Я не выдержала первой и решила приблизиться, не особо раздумывая о последствиях  вопреки всем предостережениям со стороны. Одноклассники предлагали мне прежде испытать лед портфелем, пустить его вскользь впереди себя. Но это казалось малоубедительным – разве можно сравнить мой вес и портфеля! Да и время тянуть не хотелось, котенок явно замерзал.

       Отмахнувшись  от  советов, пошла  к нему.  Шаг, еще шаг… Лед держит. Уже не сомневаясь, что все будет хорошо,  продолжаю уверенно продвигаться вперед. Но что-то неожиданно хрустнуло  внизу, в паре шагов от котенка. Под общий вскрик  и треск ломающегося  ледяного наста погружаюсь в холодную воду  по пояс, потом еще выше. Не имея понятия о глубине ямы,  удивляюсь  этому погружению – я-то думала, что воды в ней не больше, чем по колено.  Школьный портфель, крепко зажатый в моей ладони, погружается вместе со мной.  К этому огорчению прибавилась  досада на котенка -  испугавшись шума,  он отпрыгнул куда-то в сторону и исчез.

       Теперь уже не ему, а мне самой кричат, чтобы поскорее выбиралась оттуда,  осторожно протягивают руки, и я как ледокол начинаю плавно двигаться к берегу. Холода еще не чувствую, наверно от неожиданности ситуации. Но страх за промокшие тетради уже есть. Местная служба информации, не теряя времени даром, успевает пулей слетать  в опустевший  класс с целью  донесения сведений о моем «провале» и уже возвращается в сопровождении  нашей школьной мамы,  Марьванны.  От предвкушения близкой и неминуемой расправы ( подзатыльника уж точно, не избежать!) шапки под радостный визг взлетают высоко в воздух .  Учительница   с озабоченным лицом торопливо приближается к нам, ветер колышет края пуховой шали, накинутой на ее плечи, отчего Марьванна становится похожей на большую сердитую хохлатку  в окружении  цыплят. Она не на шутку встревожена и вышла  из класса как была, без пальто. К огромному разочарованию «докладчиков» меня никто не бьет ногами и не топит в проруби как нашкодившего щенка. «И как же тебя занесло туда!» -  в глазах классной мамы огорчение и упрек. Пытаюсь обосновать свои законные действия – «Так  замерзал же котеночек, а лед был целый! Откуда мне знать, почему он вдруг треснул». «Потому что мороз небольшой,  глупенькая!».   Вокруг уже хихикают. « Да и пусть, глупая! Главное, не равнодушная, - думаю о себе сама. - А ум дело наживное, так мой папка говорит,  и я ему верю».

     Со мной нужно что-то делать, но школьная печь уже остыла, а до начала второй смены еще часа полтора.  К тому же Марьванна опаздывает на педсовет, и поручает тем, кому идти домой через центр, сопроводить меня к отцу на работу. «Зачем! Я и сама доберусь, недалеко ведь!»  - «Пусть пойдут с тобой на всякий случай!» - все же настаивает наша учительница и предлагает свою шаль для моего укутывания поверх мокрого пальто, с которого стекает струйками вода. Не видя смысла в этой акции, разумно отказываюсь от шали в пользу  Марьванны (что может изменить шаль в данном случае!) и мелкой рысью бегу в заданном направлении, не забыв оглянуться через плечо на разочарованных доброжелателей и скроив презрительную гримасу, показать им большой язык.

        Курьеры, честно выполнив товарищеский долг, прощаются со мной у  металлической ограды учреждения, строят самые разные предположения о моей дальнейшей участи. Но  я еще  спокойна. Мой отец мой же и адвокат, тут больших проблем  не предвидится. Хорошо, что  зима и все сотрудники сидят в отделах. Пробираюсь по темному коридору к тяжелой двери с полуметровой деревянной ручкой. Путь знаю наизусть, поэтому отсутствие света из-за перегоревшей лампочки меня не пугает. Вот дверь  это действительно проблема. Она большая и тяжелая,  на зиму к ней цепляют толстую пружину, чтобы сохранить тепло. А помочь открыть  некому – за ней второй коридор.  Двумя руками тяну ее на себя, одновременно продвигая левой ногой портфель к проему в качестве ступора. Ну, вот и все, а дальше проще.  Во вторую дверь просто стучусь. Мне открывает отец, потому что его стол самый ближний к двери. В темноте ничего не видно. Вваливаюсь внутрь и предстаю пред очи  всего отдела  дочерью  болотного царя. С краев одежды и портфеля продолжает капать вода.

       Все глаза полны недоумения и вопроса, откуда меня выудили.  « Что с тобой?» - с тем же недоумением  спрашивает ошарашенный отец. – «Да ничего… Просто в лужу попала…» - отвечаю я и виновато свешиваю нос до пола. Отдел не может сдержать невольного смеха – где же это я такую лужу отыскала? Хорошо,  не с головой  нырнула, так и захлебнуться  можно! Последнее соображение сопровождается уже серьезным негодованием по поводу возмутительного  разгильдяйства  водопроводчиков, которые не вняли совету и просьбам жителей квартала, не закопали яму после окончания работ.

       Женщины суетятся, обдумывая,  как мне помочь  –  снять и просушить одежду не получится, отопление слабое.  Может, сбегать за самоваром  в приемную и отпоить меня горячим  чаем?  «Ничего не надо, – решает отец, - пусть бабки займутся этим!» И ведет меня  к бабушкам в соседний квартал через дорогу. Он высокий и худощавый, с быстрым и легким шагом, угнаться за ним непросто. На мои жалобные стенания отвечает, что в данном случае мое  «запыхательство»  пойдет на пользу, не даст простудиться и заболеть. Остается решить,  к какой из бабушек меня сдать. Обе живут почти рядом, через два дома друг от друга. Выбираю  папину, она лояльнее. Попричитает  немного, потом  и пожалеет. Самое главное впереди. Это разговор с мамой и вопрос промокших тетрадок. У меня уже и так четверка по чистописанию намечается. Теперь будет двойка, наверно. «Конечно, будет!» - не сомневается отец. Для него не это главное, а мое быстрое разогревание, иначе опять ангина!

       Бабушка  принимает меня на руки сочувственно и ласково, называет кошечкой, без лишних упреков  переодевает  в сухую одежду со своего плеча, сажает парить ноги в горячей воде с горчицей и дает пить малиновый чай, отпустив отца на работу. Сколько же мне пришлось   перепить его в тот день, этого чая с малиной! Я водохлеб по определению, но даже мне уже не по силам поглощать столько подслащенной жидкости. «Пей, – настаивает бабуля, - иначе заболеешь!»  -  «А сколько еще надо выпить?» - недовольно интересуюсь я.  - «Пока пот не прошибет  раза три» - утешает моя спасительница.  А тетрадки?  Вместе решаем, что дело не безнадежное, надо просто переписать все, что есть в них. Труд титанический, конечно. Но у меня впереди пара дней обещанного отгула от школы, вот и буду скрипеть пером с утра до вечера!  И еще пить опостылевший чай с малиной.

       Ангины удалось избежать. Мама тоже ограничилась выговором средней смысловой и динамической силы. Значит, самое страшное проскочила. Тетрадки почти все переписала. Осталась одна, но Марьванна не только простила мне ее, даже пожурила родителей за то, что  загрузили меня  нелегким трудом. «И так в трех школах одновременно учится! Пусть бы отдохнула за эти дни…»  Но мама с папой в этот раз были  на редкость единодушны и не  сожалели о проделанной мной работе, считая ее вполне педагогичным средством  вполне заслуженного наказания за мою крайнюю  беспечность. А я получила  прочно закрепившееся прозвище «кошачьей мамы», которое  и оправдываю до сих пор.