Замызганный, обшарпанный подъезд

Замызганный, обшарпанный подъезд,
Хранитель андеграунда дебилов,
Граффити изливающих протест
Бесчинствам африканских гамадрилов.
По выбитым ступеням не спеша
Ступаю в преисподней повиниться
Из райского раздрая шалаша
В гнездилище отвергнувшей девицы.

Картавый тенор дряхлого звонка
Заходится отрыжкой подземелья,
Глумясь над безрассудством штрафника
Раскаянием позднего похмелья.
Моргает глаз в замыленный глазок,
Зажжённый паранойей любопытства
И, жёлчью разбухающий, зрачок
Пронзает хладнокровием бесстыдства.

Растлившись, вековая тишина,
Лукавит впечатлением безлюдья
И жаждет разговения душа
Сочувственным вердиктом правосудья.
Но жжёт неуважительности тишь,
Приникнув к полукружью амбразуры,
Надеясь, что настырный нувориш
Оставит любострастные амуры.

Стучу по бронированной двери
Коварством разъяренной деспотии,
Но мёртвое безмолвие внутри
Перечит пароксизму истерии.
Всё тщетно. От деяний изнемог.
Иду на хитрость басенной лисицы
И баю, как вороне, монолог,
Верстая чумовые небылицы.

Слова сквозь двери притчами плывут,
Внося окрест спектакля атмосферу,
Дотошный домочадный институт
Призывно собирая на премьеру.
Беснуясь, глас народа, сгоряча
Со мной заводит кризисный дебрифинг,
А со стены обличье Ильича,
Подначивает начавшийся митинг.

Плакаты злободневностью пестрят
Сермяжной правды кличей и девизов:
«Даёшь, любовь!», «Влюблённые не мстят!»,
«Вся власть любви без пошлин и акцизов!»...
Но вот вползает дымчатая мгла,
Предвестница приблизившейся ночи
И тени домочадного тепла
Становятся прохладней и короче.

Замызганный, обшарпанный подъезд
С ехидством провожает восвояси
Не солоно хлебнувшего наезд
Особенностей женской ипостаси.
Но ссорой не окончится война.
Бывали и униженней потери.
Придётся изощряться и она
Откроет протестующие двери.

Март 2013г.
Самара.