Жаворонок
родился спустя полгода после расстрела
отца, рабочего шахты г. Прокопьевска Кемеровской области, которого по ложному доносу репрессировали, как «врага народа».
Кроме Кемеровской области семья, (мать с тремя малолетними детьми), проживала в Средней Азии, в Иркутской области.
Служил в Воздушно – десантных войсках в г. Пскове.
Окончил техникум, институт, работал на предприятиях энергетики, принимал участие в строительстве Байкало -Амурской железно – дорожной магистрали.
Стихи начал писать ещё в годы студенчества .
В своём первом стихотворном сборнике «За святую Русь» автор, как Гражданин, встаёт на защиту обкраденного, обманутого и вконец обнищавшего российского трудового народа в период развала Советского Союза и начала дикого грабежа и уничтожения России.
Собрание лирических строк о Любви, Природе, размышления о жизни, объединённые под названием «Снегирь» с самых первых строк берут Ваше сердце в тёплые ладони и бережно несут его до конца. Стихи автора о матери и отце, которого он никогда не видел, заставляют сопереживать и ценить умение автора радоваться жизни, видеть её светлые стороны. Занятия в литературном объединении «Парус» несомненно способствуют ещё более трепетному отношению к работе над словом.
В предлагаемом третьем своём сборнике «Жаворонок», который включает в себя лирические стихи, поэму и несколько рассказов, автор продолжает тему Любви, своего восхищения Природой и размышлений
о жизни.
Присоединяйтесь,
думайте,
мечтайте,
размышляйте вместе с автором!
В добрый час !!!
От составителя
Моей жене
Галине Ивановне
с любовью посвящаю
С.А.Н.
П Р И Р О Д Е
Г И М Н
И С Л А В А,
С Л А В А,
С Л А В А!!!
- - - * * * - - -
Восторг весеннего расцвета
Душевных сил и красоты
Напомнила мне встреча эта,
Твои забытые черты,
Неловкость первого свиданья
И трепет счастия в крови,
И нежный опыт не лобзанья –
Прикосновения любви.
А память воскресить успела
Улыбку, взгляд, любовь храня.
Как жаль, что девушка смотрела
Совсем, совсем не на меня…
--- Ф И М И А М ---
Весенней прелестью овеян,
стремится к вечной красоте,
Природы дух предерзновенный
и верен он своей мечте:
Чтоб быть красивей, совершенней,
умом ли, свежестью блистать,
До той поры своей осенней
успеть росточек жизни дать.
Всё, всё в природе этим дышит --
растенья, человек иль зверь.
Убог, кто этот зов не слышит,
и счастлив отворивший дверь
В природы вечной ликованье
в любое время, в непогодь
И в возрожденье, в угасанье,
в любых невзгодах, в снег и дождь,
Поможет сердцу ширь простора
и неба синь над головой,
И вечно юная природа
даст силы не играть отбой,
Встать в полный рост
при буйном шквале,
Раздвинуть тучи и помочь
тому, кто рядом шел и падал
И ночь не смог бы превозмочь,
Тому, кто уж в рассвет не верил,
кто духом, мускулом ослаб.
Дай руку, мой товарищ верный,
я знаю, сердцем ты не раб,
Пройдёшь сквозь жизни испытанья,
сильнее станешь ты втройне!
Я эту песнь с таким желаньем
пою Природе и Весне!
---С П А С И Б О ---
Утро … Сумрак … Месяц–серп
Сквозь берёзы кружево,
Воздух чист, прозрачен, свеж,
Зимней полон стужею.
Мне так хочется, Природа,
Ты – Земли Царица,
От всего людского рода
Низко поклониться:
За былинку в снежном поле,
Что качаясь на ветру,
О своей поёт нам доле,
Вся озябшая к утру;
За отчаянно весёлый
Русский наш Мороз
И за смех сереброзвонных
В инее берёз;
За тот запах сена летний,
Что напомнит в марте мне
Шаловливый ветер встречный
О красавице Весне;
За лукавство звёздных ночек,
За туман, росу
И за нежность первых почек --
Вербную красу;
За волненье поцелуя,
За огонь в груди
И за ту, что так люблю я,
Как тебя… Прости!
За закаты и рассветы,
За полынь–траву
И за то, что я на свете,
Радуясь живу!
Ах, как в мире всё красиво,
Мне б черёмухой зацвесть!
Я шепчу тебе: -- Спасибо,
Что была ты!
Будешь !
Есть!!!
--- А В Р О Р Е ---
Заалела заря золотая,
Как дитя разметавшись во сне,
Сквозь ресницы лучи простирая,
Попросилась «на ручки» ко мне.
Нежно, нежно её я качаю,
И боясь разбудить невзначай,
Я молю тебя, Ночь, заклинаю --
Уходить не спеша обещай!
Пусть понежится в сладкой истоме,
Надо косы–лучи заплести,
Как хозяйке Восхода всё в доме,
На Земле красоту навести.
Чтобы Солнце, как Бог, величаво
Всё живое смогло обогреть,
Птичьи песни пусть льются заздравно,
Прославляя Любовь,
Жизнь и
Честь!
А пока не спеши, дорогая,
Нежась в розовых Солнца лучах,
Провозвестницей Дня выступая,
Ты Авророй плыви в небесах!
--- Ж А В О Р О Н О К ---
Ты слышал жаворонка
Нехитрой песни трель?
Неспешно и негромко,
Затем смелей, сильней
Несётся с поднебесья
В простор родных полей
Та жаворонка песня
Про радость жизни всей.
Захлестывают чувства,
От счастья чуть дыша,
Являет он искусство,
Крылами трепеща.
И нет ни горьких ноток,
Ни жалоб, ни мольбы.
Мотив той песни кроток,
В ней прелесть чистоты,
В ней родника журчанье,
В ней пульс Земли самой,
В ней мудрость мирозданья,
В ней … сами мы с тобой!
И оду вдохновенью
Исполнив в вышине,
Скользит он лёгкой тенью
К своей родной земле.
А здесь он неприметен
И серенький такой,
Но тем и интересен,
Что в пенье он -- герой…
Вот так обманна внешность
И среди нас – людей,
Не осуждай поспешно
Своих простых друзей.
Иной таким великим
Нам кажется подчас,
На деле ж он безликий
И серенький как раз.
Ах, если б только песню,
Как жаворонок спеть,
Клянусь Вам своей честью,
Жизнь можно не жалеть!
--- * * * ---
Не в радость нынче мне Весна
(Простите, что иду не в ногу!),
Как будто только лишь вчера
Мы шли с ней общею дорогой.
По косогору вдоль ручья
С Весной я бегал «в догоняшки»,
В игре у нас была ничья,
Считали все, что мы двойняшки.
Воды с тех пор умчалось много,
Сравнял я с Осенью года,
Весна, девчонка - недотрога,
Осталась юной навсегда.
И всякий раз её приходы
Всё увеличивают счёт:
Мои летят, как ветер, годы
Весне – семнадцатый идёт.
Вот отчего Весна не в радость,
Вот почему я молчалив…
И всё ж приди, о жизни сладость,
Твой взор так чист и так красив!
--- Ф О Н Т А Н ---
Ах, как фонтан нас радовал собою,
Когда в сиянье солнечного дня,
У струй его встречались мы с тобою,
Любовь свою лелея и храня!
Какой палитрой радуга сияла
Вокруг тебя при встречах в сквере том,
Где музыка фонтана нас сближала
И где в мечтах мы строили наш дом...
С тобой скатилось лето с небосвода,
Умолк фонтан под осень без тебя
И листьями швыряет непогода,
Струной минорной сердце теребя.
--- П У Г А Л О ---
(шутка)
Загрустило Пугало
к осени на даче,
Зябнет одинокое
и тихонько плачет:
-- Вот уж листья жёлтые
ветер обрывает
И хозяйка с радостью
урожай снимает,
Увезут с вареньями
люди в город Лето
И оставят на зиму
Пугало раздетым.
-- Ах, не плачь, помощничек,
мы устроим праздник
И тебе поклонимся,
«ветреный проказник».
За работу славную
мы «Спасибо!» скажем,
Воробьёв отпугивал
и ворону даже.
Спать уложим до Весны
в тёплое зимовье,
К лету справим для тебя
Платьице - обновье.
.
Замахало весело
Пугало руками --
Будет ждать в тепле оно
Лето вместе с нами!
--- Г О С Т Ь Я ---
Дворник-ветер подметает
листья вдоль аллей,
По-хозяйски он встречает
гостью у дверей.
Ту, что в шубе белоснежной
барыней с утра,
К нам нагрянет неизбежно
в блёстках серебра.
Она щёчки подрумянит
любо-красотой,
Все берёзки принарядит
снежной бахромой
И лебяжьим одеялом,
как родных детей,
Сосны, ели ряд за рядом
кутает теплей.
Наиграется снежками
с нашей детворой
Покатается и с нами
с горки ледяной,
А затем поля напоит
влагою сполна,
К урожаям приготовит
и придёт Весна.
А пока трудяга-ветер
листья вглубь аллей
Хлопотливо подметает
всё быстрей, быстрей!
--- В Ь Ю Г А ---
Выслав на разведку змеями позёмку,
Налетела вьюга злобная, как зверь,
Там раскрыла ставни, сорвала тесёмку,
Что крепила долго на чердак нам дверь.
Где-то разметала копна сена в поле,
Сорвала с амбара крышу набекрень,
Как бандюга старый, опьянев от воли,
Повалила в школе новенький плетень.
От безнаказанья ,всё куражась в злобе,
Похваляясь силой страшною своей,
И от беснованья вся дрожа в ознобе,
Запугала в доме взрослых и детей.
--- М Е Т Е Л Ь –
Взмахнула белою накидкой
И в пляс ударилась метель,
И завизжала истеричкой
Всегда спокойная свирель.
У моего окна плясала,
То подбоченясь, то кружась,
Бесстыдно к клёну приставала,
Натужным счастьем веселясь.
Всю ночь, шальная, так бесилась,
Ну чисто брошенка – как знать?
А утром, видно, утомилась
И улеглась спокойно спать.
--- Б Е Р Ё З Е ---
Перед берёзой на поляне,
Как в храме перед алтарём,
Душою -- истый христианин,
Молюсь о всех и обо всём.
Морозец инеем-фатою
Её невестой нарядил,
Я б женихом ей стал, не скрою,
И жизнь бы прежнюю забыл.
И рядом с белоснежной, гладкой
Весь век бы вместе простоял,
Где б приласкал её украдкой,
Где от невзгоды защищал.
Её обновою весенней –
Листвой зелёной молодой,
Укрывшись, как вуальной сенью,
Я б любовался сам не свой.
И вместо ёлки новогодней
Водили б дети хоровод
Вокруг берёзы белоствольной
Здесь на поляне каждый год.
О, Ш А М Б А Л А Л Ю Б В И -----
В О Л Ш Е Б Н А Я С Т Р А Н А !!!
--- * * * ---
Больной, в бреду,
Измученный движеньем,
Казалось, что навек
К земле сырой приник,
Но жаждою томим,
Я в час благословенный
Услышал где-то рядом
Невидимый родник.
Шатаясь, первый шаг
Нашёл я силы сделать
И жажду утолил
Целительной водой.
О несравненная!
Прости меня за смелость,
Что тот сейчас родник
Хочу сравнить с тобой!
-- Источник мой
С живительною влагой!
Тебе обязан тем,
Что вновь живу, любя.
Молю лишь об одном:
Не исчезай, не надо,
С тобой и жизнь моя
Иссякнет навсегда!
---М О Я Ж А Р - П Т И Ц А ---
Ах, как мне жаль, что в сказки рано
Не стал я верить, повзрослев!
А между тем в них, пусть туманно,
Звучал судьбы моей напев.
И я искал, как в сказках, птицу,
Которой краше не сыскать.
Уж тридевятую столицу
Я посетил – ан, не видать!
С душой, озябшей в странах лета,
Вдруг повстречал в родном краю
Жар-птицу -- ту, за кем полсвета
Шагал всю молодость свою.
Но, злым обманом в золотую
Жар-птица клеть заключена:
--Тебя давно я жду, тоскую! --
Сказать успела лишь она.
Все испытанья чередою,
В одну из тысячи ночей
Слились, как в сказке. И тобою
Любуюсь, свет моих очей!
И вдруг сейчас так ясно, ясно
Конец припомнил сказки той:
Сомненья прочь – они напрасны!
Жар-птица! Будешь
ты
со мной!
--- * * * ---
Я рядом с тобой молодею,
Улыбка топорщит усы.
Хорошая, как я жалею,
Что раньше не встретилась ты!
Что свежесть весеннего утра
Вдвоём я с тобой не встречал,
Что грудь я твою перламутром
И жемчугом не украшал.
О прошлом совсем забывая,
Тебя только славлю одну
За то, что ты осень, родная,
Для нас превратила в весну,
За то, что с тобой молодею,
За то, что в душе снова май.
Я жду тебя, добрую Фею,
До встречи!
Скорей прилетай!
--- * * * ---
Ты прости, что мечту я развею
Голубую из детства твою,
Что я ангельских крыл не имею
И тебя по-земному люблю!
И совсем уж не святоши жестом
Обнимаю, Любовью пленя,
Не могу быть с тобою безгрешным.
Что ты сердишься, взглядом браня?
В радость мне твои нежные руки
И волос темно-русых копна.
Нам прожить бы с тобой без разлуки,
Да испить чашу Счастья до дна.
И такой же, как все я в России,
Может быть только сердцем нежней,
Но за то, что без ангельских крыльев,
Ты обид на меня не имей.
--- * * * ---
Не могу при всех сказать открыто:
--Здравствуй, радость! Вот мы вместе вновь!
Воедино в этом мире слиты
Правда, ложь, коварство и Любовь!
Я тобой любуюсь днём украдкой,
Ну, а ночь у каждого своя --
Как с любимой, говорю с тетрадкой,
Жизнь хоть в этом счастье мне дала.
Подарю тебе, что сам имею,
Хочешь – стих, а хочешь и звезду?
А в ответ мою из сказки Фею
В том же месте я сегодня жду.
Приходи, я так устал тетрадке
Доверять все нежные слова
И с Любовью не играй ты в прятки,
От Любви Любовь-то и жива!
Над рекой в мерцанье звёзд лукавом
Мы обнявшись молча посидим,
Нам не стоит говорить о главном --
Всё дыханьем сказано одним.
Ты приди, я так устал тетрадке
Говорить все нежные слова,
У меня их для тебя в достатке,
Выбирай и примеряй сама!
--- * * * ---
Помнишь в полночь какая Луна
К нам бесстыдно в окно заглянула?
Показалось иль вправду она,
О своём, нас увидев, взгрустнула.
Может вспомнила, как по весне,
Глядясь в Землю, о милом мечтала,
Как хотелось и ей при Луне
Целоваться в кустах краснотала,
Обнимать и ласкать, трепеща
Крепким телом в обьятьях родного?
О земная как жизнь хороша!
Как Вы, Люди, имеете много!..
Помнишь в полночь какая Луна
Ненароком в окно заглянула
И, увидев в обьятьях меня,
О своём чём-то грустно вздохнула?!
--- * * * ---
Мне вчера улыбнулась Луна
Вдруг нежданно твоею улыбкой,
Не иначе, схожу я с ума ---
Вот и звёзды запели скрипкой.
А, быть может, всё это лишь сон,
«Милый мой», ты не мне ли шептала?
Но в кого же тогда я влюблён
И кого мне вчера не хватало?
Я в догадках, развей ты их мне
И при встрече пожми мои руки,
Ущипни, чтоб понять: Не во сне --
Наяву я страдал от разлуки.
И в другой раз уж пусть не Луна,
Ты согрей меня нежной улыбкой,
Знай, что в мире ты только одна
Со мной связана шёлковой ниткой.
--- * * * ---
Любимая! Едва ли узнаю!
Природа потрудилась не напрасно,
И нынче ты, как в первую весну,
Не призывая даже всю красу,
Цветёшь на счастье розою прекрасной!
Таких, как ты, я не встречал ни разу:
Красивых, нежных, словно зорьки цвет,
Тобою любоваться нужно глазу,
А не ломать, не мять воровски сразу,
Опомниться и горько сожалеть.
Цвети, цвети! Души моей отрада!
Собою заслоню я вихрь снеговой,
Сам не смогу тебя украсть из сада,
Но если скажешь ты, что это надо --
С забором унесу,
рискуя головой!
--- * * * ---
Ну что ты со мной натворила?
Где б ни был – повсюду, везде
Какая-то странная сила
Забыть не даёт о тебе.
Тропинкой, где вместе бродили,
Один не могу я идти
И в перечне длинном фамилий
Твою могу сразу найти.
Подмигивать стал, улыбаясь,
Луне; ведь когда-то она
Видала, как мы целовались,
(Луна тогда полной была!).
Не знаю я -- счастье, беда ли
Стоит за плечами у нас
И разобраться едва ли
Смогу я, Галина, без Вас!
--- И М Я Л Ю Б И М О Й ---
Не думай, что это случайно,
Когда чьё-то имя вдруг,
Нежданной ослепит гранью,
Затмив имена подруг.
Его ты ласкай устами
В тиши одиноких ночей,
Храни за семью замками
То имя, что всех звончей…
Зачем же встречаю в подъезде,
В курилке, на мостовой
Я имя -- сейчас и прежде --
Красивой девчонки той?
Зачем же и кто мог грубо
Неровными буквами, вскачь
Имя святое подруги
В месте таком написать?
Мне кажется, это не масла,
Воды лишь в огонь подольёт,
С Любовью шутить опасно --
Уйдёт и назад не придёт!
Я имя твоё, Королева,
Не буду писать на руке --
На сердце своём неумело
(Как выйдет!), оформлю в строке!
--- * * * ---
Ну люби меня, люби
Страстно, нежно, без оглядки,
Сердцу только прикажи
Не играло б со мной в прятки!
Пусть нас жёлтою листвой
Осыпает осень,
Нынче май у нас с тобой,
Сердце песню просит!
И в стозвонные литавры
Пусть ударит ветер,
Я тебе готовлю лавры --
Подари мне встречу.
Мы с тобой умчимся в поле,
Где грустят берёзы,
С нами в шумном хороводе
Высохнут их слёзы.
Не страшны будут метели
Им теперь, как прежде,
Да и нас в мороз чтоб грели
В лучшее надежды.
Так люби ж меня, люби
Страстно, верно, без оглядки,
Сердцу только прикажи,
Не играло чтобы в прятки!
--- * * * ---
Лишь только глаза на мгновенье прикрою,
Как вновь слышу голос я ласковый твой,
Быть может я этого вовсе не стою,
Но ты мне сказала: -- Мой милый, родной!
И в чарах священных желанья и неги
Волнуется голос твой, страстью маня,
Падут ли на землю холодные снеги --
Они двух сердец не погасят огня.
Я раньше похож был на уголь блестящий
И нем был и глух я к призывам любви,
Но облик ли милый иль взор такой ясный
Во мне тот огонь негасимый зажгли?
Ты знаешь, что уголь сгорая лишь греет,
Пусть это последний костёр для меня,
Тебе благодарен за всё, что имею,
За то, что горю, тебя нежно любя!
--- * * * ---
Мне сердце своё без опаски
Доверчиво ты отдала,
Ну словно принцесса из сказки,
Что принца так долго ждала.
И пусть я не знатен семьёю
И не королевской крови,
Когда жизнь окружит тоскою,
Ты громче меня позови.
Вернусь на коне я буланом,
Колдуньям мечом пригрожу,
К ногам дорогой и желанной
Ковёр-самолёт положу.
Умчу тебя, (только не в тундру!),
В волшебный и сказочный лес,
Где с детства знакомый и чудный
Стоит весь хрустальный дворец.
Входи же смелей, Королева,
С тобою и я Король,
Ты мне подарила пол-неба
И в сердце утихла боль!
Что ж, пусть я не знатен семьёю
И не королевской крови,
Дверь к Счастью тебе я открою,
Ты только меня позови!
--- * * * ---
В мире мы одни богаты,
Как никто другой,
И проходят наши даты
Зимнею порой.
На дворе мороз и вьюга --
Нам тепло вдвоём,
Мы с тобой в друг друге Друга
Верного найдём.
И богаты мы не златом --
Звон монет тосклив,
Но всяк в мире необьятном
Верностью красив.
Верю, ты не сможешь Друга
Обмануть вовек,
Оттого посланцем юга
Кажется мне снег.
И сейчас на сердце радость,
Словно я босой,
Мчусь мальчишкой спозаранок
Росною травой…
В мире мы с тобой богаты --
Где до нас уж Королю,
Не кончаются пусть даты
По Любви календарю!
--- Л Ю Б И М О Й ---
И я туда ж! И я о звёздах!
Но не о тех, что в вышине
Так недоступно одиозны,
А о спустившейся ко мне.
Не смейтесь! Было! Есть! Со мною
В нехитром нашем шалаше
Теперь мне светит, (вам открою!)
Моя звезда – моей душе.
И пусть я долго буду помнить
Той бури грохот роковой,
Безмерно сердце радость полнит --
Звезда моя теперь со мной!
Она меня и в стужу греет
И я пою теперь всегда:
-- Ты здесь нужнее, чем на небе,
Гори,
гори,
моя звезда!
--- * * * ---
О, Шамбала* Любви --
волшебная страна,
Со Спасом на Крови
мечтою рождена!
В ней жителям твоим --
влюблённым, нет преград,
Но только не троим --
вся жизнь их сущий ад.
Никто не разберёт
любовных три угла,
Лишь сердце иссечёт
осколышами льда.
Здесь Верности почёт
и кто в стране бывал,
(О, как велик их счёт!),
святым, пожалуй, стал!
Географам найти
её не суждено,
Чтоб в Шамбалу войти --
условие одно:
Любовь свою спасти
от наваждений Зла,
Сквозь Жизнь чтоб пронести
все тяготы смогла.
И наградит Любовь --
Богиня той страны,
С любимою Вас вновь
дыханием Весны!
О, Шамбала Любви --
свети,
волнуй,
зови!!!
*Шамбала (будд.) ---мифическая страна Счастья, Любви
и всеобщего Блаженства
--- *** ---
к Г.И.С.
Замело, занесло, запорошило
Ту тропу, по которой ко мне
Ты весною, моя расхорошая,
Приходила не только во сне.
И распахнуты в мир очи окнами
И открыты сердца для любви,
Над землёю, моя ясноокая,
Ты паришь и мне шепчешь: «Лови!»
Распрямляются травы высокие,
И улыбка не сходит с лица,
Когда музыкой светлой и легкою
Наполняются наши сердца.
Пусть та песня звучит нескончаемо,
И в душе будет вечно весна.
Ах, как жаль, что когда-то нечаянно
Оборвётся у скрипки струна!..
Разлетятся по белому свету
Вечно юные нотки Любви…
А два слова, доверившись эху,
Нам напомнят:
«Люблю!»
и
«Лови!»
В О С Т О К ---
Д Е Л О
Т О Н К О Е
--- ВОСТОЧНЫЙ ТАНЕЦ-ПЕСНЯ ---
Загадочность Востока,
уклад жизни иной
Нельзя постичь с наскока
неопытной душой,
Как невозможно оком
в сень паранджи густой
Проникнуть ненароком
к кызынке* молодой.
Народная лишь песня,
да танец ей под стать –
Чрез них всегда надейся
завесу приподнять.
У нас, обычай зная
народа своего --
И музыка другая
и пляски озорство,
Тоску и грусть являя
и стати удальство,
Лады все обрывая,
смеясь ни от чего,
В душе взовьётся вихрем,
запляшет в блеске глаз
И унесёт со свистом
вселенной напоказ…
Здесь домра, бубен, ная
и больше ничего,
А музыка какая!
сведёт не одного
С ума, совсем не зная
всесилья своего;
Поймёшь, слезу роняя,
что стало вдруг легко,
Что всё не так уж плохо
в подлунном мире том,
Где вечно суматоха,
где мы с тобой живём…
В подушках развалившись
и в звуках утонув,
К кальяну прикоснувшись,
араки отхлебнув,
Глядишь, облокотившись,
ты к Хануме прильнув,
Легко как изогнувшись,
танцует Гюльнарум.
Прозрачность одеяний,
почти как у Дункан,
Движенья тонким станом –
куда там ваш канкан.
Прислушайся ты к песне,
не уходи, постой,
К тоскливой ли, беспечной,
щемящей, словно боль.
Тоска и радость вместе,
всё рядом, два в одном
И танец любви вечной
Гюльнары молодой,
Всё будоражит хана,
волнует в жилах кровь.
И ночь вокруг такая…
всё шепчет про любовь:
И громовые хоры
лягушек на пруду,
И звон цикад и стоны
всех горлинок в саду.
Свернёшь любые горы,
услышав: -- Я приду!
Могуч закон природы
в такую ночь, не лгу!
Восточный танец-песня
и музыки мотив
Останется навечно,
всё памятью скрепив!
*кызынка от слова—кыз(тюркское) --- девушка
--- В О С Т О Ч Н Ы Й М О Т И В ---
О, Коканд, Самарканд, Бухара,
Как история ваша стара!
Улугбек и хромой Тамерлан,
Вы прославили Узбекистан.
Зеравшан, Маргилан, Фаргона,
Созывает на площадь зурна
И лукавый Ходжа Насреддин,
Как всегда с ишаком, не один
Веселит своей шуткой народ,
Неизвестно, который уж год.
Словно море восточный базар
И торгуются млад здесь и стар.
Как своею торгуют судьбой,
А сыр бор-то -- в тыйинке* одной.
Украшенья, ковры и шелка
Кружат головы блеском слегка.
Высоко над базаром канат,
Там бесстрашно скользит акробат,
На ходулях снуют ловкачи,
Силой меряются силачи.
И бушует базар-карнавал,
Ты такого ещё не видал.
Ну, а к ночи -- особый рассказ:
Аппетит разжигали не раз
И лагман, и шашлык, мастава,
Горы плова, самса, шаурма*,
Манит тенью прохладной сама
Даже простенькая чайхона.
Весельчак да седой аксакал
Уваженье, почёт здесь снискал.
На помосте огромном, как стол,
Дастархан* главный тут хлебосол,
Все вокруг, скрестив ноги, сидят,
Помолившись, вдруг враз говорят.
Зреет, млеет, томится кок-чай*,
Наливай, не зевай, угощай!
Разговорам не видно конца,
Без улыбки не встретишь лица,
Птицы в клетках по-райски поют,
Много дел разрешается тут.
Чайхона -- это не ошхона*,
Это жизнь, где видна глубина
Мыслей чистых до самого дна,
Это клуб, где обмен новостей
Самый быстрый по области всей,
Дом здесь знаний и кладезь ума –
Так устроила жизнь всё сама…
Льётся песенки грустной напев,
Словно пэри* мольбу нараспев
Посылает любимому вслед,
Без него ей спасения нет.
И тоскует, и плачет она,
Торжествует Иблис*- сатана.
И услышал любимый мольбу,
Развернул он коня на скаку,
Разрубил цепи острым клинком,
С сатаною в ущелье глухом
Долго бился батыр молодой,
Был сражён его конь сатаной.
И уверен в победе Иблис
На батыра он коршуном вниз,
Но дорогу голубка ему
Преградила, презрев сатану!
Камнем врезался в скалы Иблис…
Ну, голубка, батыру явись,
Далеко вам до траурных тризн,
Подарила ты милому жизнь!
Но не видно голубки нигде,
Молча скалы стоят, как во сне,
А в глубоком ущелье на дне
Шарф любимой плывёт по воде…
И от горя батыр молодой
Стал скалою с поникшей главой.
У подножья скалы родничок
В ночь журчит и поёт, как сверчок,
Словно горлинка днями воркует,
Слёзы льёт и тоскует, тоскует.
И напеву печальному в такт
Перепёлка, как будто бы знак:
--Спать пора!, посылает гостям,
Чтоб помочь увлажнённым глазам
Скрыть слезу о Любви непростой.
И, прощаясь, уходят домой
И декханин*, механик, шофёр,
В чайхоне вместо двери ковёр –
«Запирает» он вход, как «запор».
В тишине лишь цикады звенят
И о пэри, батыре грустят!
*Тыйин -- копейка
*Лагман, мастава, самса, шаурма -- блюда восточной кухни
*Дастархан -- на востоке -- скатерть, полная яств
*Кок-чай -- терпкий зелёный чай
*Ошхона -- обычная столовая
*Пэри -- молодая, обожествляемая любимым, девушка
*Иблис (тюрк.) -- дьявол, сатана
*Декханин -- крестьянин
--- К А Р А В А Н ---
Ты с каждым годом всё длинней, длинней
О, караван годов моих ушедших,
Тем движешься быстрей, быстрей, быстрей,
Оазиса чем ближе пункт конечный.
Я с малых лет тот помню караван,
Он в путь тогда лишь только снаряжался,
А ваш слуга покорный сквозь туман
Под согру* утром с вейкой* кувыркался.
И от того запомнил я с двух лет
Себя и склон горы нашей крутущей,
И так с горшком я начал свой разбег
В стремнину жизни бешено несущей.
Сначала единицам ведём счёт,
Затем года десятками считаем,
А караван идёт не на восток,
На запад с ним мы нехотя шагаем.
К закату, всё к закату путь лежит
И караван-баши* неумолимо
Без остановок гонит и спешит
И не пройдёт конечный пункт он мимо.
Остановись, с Печалью не спеши,
Она, как клад, что дали на храненье,
Другому в очищение души
Отдай посторожить без сожаленья.
И вспомни свои светлые мечты
И годы те, когда они сбывались,
И дом, что с милой строил ты,
Деревья, дети, внуки подрастали.
Всё выполнил ты в жизни и с лихвой,
Не зря прожил и небо не поганил.
И караван-баши,
быть может,
за тобой
не повернёт,
В оазис без тебя
он караван доставил!
*Согра---уклон горы
*Вейка---детский горшок
*Караван-баши---начальник каравана
--- под РУБАЙ ясь под ОМАРА ХАЙЯМА ---
Зачем Хайям воспел вино?
Когда умерено оно --
Дарит веселье и любовь,
Но пить так многим не дано.
***
Если вправду мы из глины,
Для чего тогда гнуть спины?
Пей вино, а глиной станешь --
На вине замесят глину.
***
Елей не лей и не юли,
В конце работы похвали.
Старт может быть азартным,
А финиш где-то там, вдали.
***
Осколок гор среди полей,
Откуда ты, зачем и чей,
Здесь испокон веков лежишь
И мысль мне тайною сверлишь?
***
Дорога Жизни вечно не пуста
И формула движенья здесь проста:
Без остановок нас ведёт по кругу
Судьба с рожденья до креста.
--- * * * ---
Брату Ивану посвящаю
Ах, не воркуй так горлинка тоскливо
Среди дувалов* старой Ферганы,
Прогорклый дым из глиняных тандыров,*
Как стон опавшей осенью листвы.
И не буди былых воспоминаний
О Родине суровой, но родной.
О том моя душа полна стенаний,
Что далеко, покинутое мной.
Здесь так светло, тепло и лучезарно,
Как может быть во сне или в раю,
А в чайхане проходят дни так праздно,
И птицы звонко, весело поют.
Но я не смог привыкнуть к жизни рая,
Мне жизнь в труде и холоде милей,
А ты воркуешь, словно бы рыдая,
О невозвратной юности моей.
Так не воркуй ты, горлинка, тоскливо
Среди дувалов старой Ферганы,
Прогорклый дым из глиняных тандыров --
Опавшей память осенью листвы.
*Дувал – забор из глины
*Тандыр – своеобразная печь для выпечки лепёшек
--- * * * ---
Востока жаркое светило
Когда-то грело мою грудь,
Но много жарче слово: «Милый»,
Мне не даёт теперь уснуть.
Оно не тело -- душу греет,
И не в пустыне, не в песках,
Не там, где пальмы зеленеют,
А здесь, где сосны все в снегах.
Произнесённое тобою,
Оно дороже всех наград!
С какою щедрою душою
Быть надо, чтоб такое дать?!
Я слово это, что впервые
В страну Любви зовёт, маня,
Несу в ладонях, как святыню,
И для тебя, и для меня!
--- Г Ю Л Ь Н А Р А ---
Вновь ты взглядом туда поманила,
Где в цвету круглый год вся земля,
И меня к тебе джинн Алладина,
Точно в сказке, доставит шутя.
Гюльнара! Словно флёр, словно песня,
Что мне шепчет фонтана струя,
Она птицей поёт с поднебесья
И ей вторит дутары струна.
Твоё имя ласкает негромко
Тихим шёпотом пламя ночи,
Что ты, сердце, забилось так звонко?
Подожди, не спугни, помолчи!
Ах, как жаль, что с другой я планеты
И тюрбан ваш не скроет -- чужой.
Я б увёз тебя рейсом кометы,
Понимаешь -- там климат иной.
Свищут вьюги другие там песни,
Им внимает река Ангара.
Не бывать нам с тобой больше вместе,
Стань мечтою моей, Гюльнара!
И тебя я под звуки метели
Буду долго ещё вспоминать.
Годы счастья, как миг, пролетели,
Подари, джинн, нам встречу опять!
--- Р О Д И Н А ---
Я, как в раю, на Юге жил счастливо
И радовал меня по молодости лет
И солнечный июнь, и мягкий зимний климат,
Мгновенной ночи темь и розовый рассвет.
Купался я в заурах*, реках-саях,
В арыках; и в жару глотку воды был рад,
И птиц не замечал, что из Сибири в стаях
Летели зимовать на юг и на закат.
Но, уловив сосны смолёвый запах,
Я тут же увидал стволы родных берёз.
Везли их в штабелях вагонами куда-то,
На переезде я смотрел им в след без слёз.
Ну а душа, ещё в объятьях рая,
Напомнила мне вдруг подспудно, из глубин,
Что я же Сибиряк, из снежного я края,
Как мог забыть всё то, что я всегда любил?
Как смог забыть черёмух кипень пенный,
Похоронить в себе скворцов весёлый свист?
Очнулся я тогда от сладостного плена
И вспомнил, как от снега бывает воздух чист…
Так предают и мать свою и брата,
Порою забывают про Родину свою.
Но в жизни, как Садко, стремился я обратно
И вновь в родном краю я песни Вам пою.
Пою о том, что с детства сердцу мило,
О том, что всякий фрукт хорош в родном краю,
Что как бы ни было в чужой стране красиво,
Не забывай, молю я, мать-Родину свою!!!
*Заур – пруд
--- С Н Е Г У Р О Ч К А ---
(шутка)
Из Ташкента прибыв рейсом
От тепла в мороз,
Я в Иркутске, (как ни грейся!)
Приморозил нос.
В суматохе в день отлёта
Я совсем забыл --
Новый год в ночь на субботу
В мир наш приходил.
Но напомнил мне об этом
Дедушка Мороз,
Освещённый ярким светом,
Он подарки нёс.
И Снегурочка с ним рядом --
Красивей огня,
Как богиня, лёгким шагом
Обошла меня.
Вдруг она ко мне вернулась,
Мне оттёрла нос,
Очень мило улыбнулась --
Больше я не мёрз.
Сон ли был или реальность,
Иль виной мороз?
Я теперь уж специально
Свой морожу нос.
Но Снегурочка обходит
Видно стороной
И вдруг бабушка подходит:
--Нос потри, родной!
Натолкнули нотки ласки,
-- Это же она,
Та Снегурочка из сказки!
Но она ушла…
И в Ташкенте по привычке
Сам теперь свой нос
Натираю рукавичкой,
Чтобы не отмёрз.
Б Ы Л О Е
И
Д У М Ы
---CЧЁТ---
Живём мы все, земляне,
кто тихо, кто смелее,
Кто в долг, кто про запас,
а жизнь, как в ресторане,
Предъявит счёт быстрее,
и часто побольнее,
Расчётливей, трезвее,
чем выполнит заказ.
Во младости от жизни
так многого хотим мы
И непременно просим
наш выполнить наказ.
К одним удача мчится,
ну а другим приснится
Оскаленной волчицей
и пусть исчезнет с глаз.
И вот уже ручьями
весна скатилась в лето,
Отъехал с урожаем
и дачников сезон
И листьев песня спета
до будущего лета,
А годы, отстав где-то,
сорвались под уклон.
И в миг неподходящий,
когда на сердце вьюга,
И кажется, что хуже
совсем не может быть,
Вдруг лопнет при аллюре
под седоком подпруга
И скажет жизнь–«подруга»:
-- Счёт надо оплатить!
Играй моя гитара,
чтоб легче сердцу стало,
Подыгрывай басами
добряга-контрабас.
Что станет дальше с нами
не высказать словами,
Но сами мы с усами –
ничто не сломит нас!
До самого паденья
сражайся и надейся,
Быть может миг удачи
твой именно сейчас.
Решенья два, тем паче,
знай есть в твоей задаче.
Вот так и не иначе!
Смелее!
В добрый час!!!
ВЕРНОСТЬ
ПРАВДА
НАДЕЖДА
ЛЮБОВЬ
Вот и всё! Ты уже не ревнуешь,
Марш прощальный той жизни пропет,
Поняла, что свободна вчистую
От обманных и лживых тенет.
Убиваться без меры не надо,
Оборви трагедийную нить,
Расставание – это награда
Для того, чтобы заново жить!
Жаль, что не было в жизни той ладу,
Жаль малиновый вешний рассвет.
Встретишь в жизни ты снова отраду,
Возродится души первоцвет!
И, как в юные годы когда-то,
Ты услышишь слова деда вновь:
--На земле драгоценнее злата
Верность,
Правда,
Надежда,
Любовь!
--- Б Ы В Ш Е Й ---
Вы помните, вы всё, конечно, помните …
С. Есенин
Предательство твоё
в душе сломало что-то,
Я праведником был,
( скажу, как на духу!).
Мне на глаза вчера
попалось наше фото --
И вновь! И вновь! И вновь!
Измена на слуху!
Не знаю, как я жил
с простреленной душою,
Какой тогда бальзам
мне рану исцелил?
Все фото я порвал,
где мы вдвоём с тобою,
В десанте я служил
и с горя не запил…
Смотрю на мир сейчас
я мудрыми глазами
И не могу понять:
как, почему, когда
«Гражданский брак» в наш быт
неслышными шагами
Вдруг с Запада приполз,
надолго ль, навсегда?
«Поженимся давай»
глядел я ненароком.
Как молодых мне жаль:
зачем Вас и куда
К закланию ведёт
гниение порока?!
Как за большие деньги
Вас дурят «господа»!
-- Гражданский брак пять лет
и два ещё романа,
(Ну, это так – в обед,
не в счёт, накоротке!).
-- Сама то поняла,
что ты сейчас сказала,
Иль я ослышался,
скажите, люди, мне?
Измызгана Любовь,
не в моде нынче Верность
И плачется Душа,
наживой растлена!
«Бери от Жизни всё» --
кричит нам Современность,
А праведникам боль
отпущена сполна.
Тебе кричу сейчас
я сквозь седое Время,
Тебе, кого лишь «бывшей»
могу в душе назвать:
Мне жаль, что ты несёшь
ошибки страшной бремя
И на всю жизнь смогла
себя так наказать!
И знаю твёрдо я
уйдёт неверных племя,
А Праведность и Вера
вернутся к нам опять!!!
--- Н Е П Р И Х О Д И ---
Не жди, не жди меня с цветами
И взгляд угасший не лови,
С тобой мы погасили сами
Костёр Любви, костёр Любви.
Зачем тогда в мои ты думы
Приходишь в грёзах вновь и вновь,
Не тронь души остывшей струны,
Не воскресить уже Любовь.
Крылом своим она задела
Когда-то юные сердца,
Как птица Счастья улетела
К себе в созвездие Стрельца.
Теперь другим сердца пронзает,
Амуру указав на цель,
И о былых не вспоминает --
Отпела нежная свирель.
И ты не жди меня с цветами
И без цветов не жди, не жди!
Давно мы погасили сами
Костёр, что тлел ещё в груди…
Не приходи!..
Не приходи!..
--- КАПРИЗЫ ПЕРВОЙ РАЗЛУКИ ---
Ну и не надо, не звони,
Мне всё, что надо, сердце скажет!
С тобой мы в мире не одни,
А кто ж любимой быть прикажет?
Ждать никогда не научусь,
Не оставляй меня, мой милый!
Всем сердцем я к тебе тянусь,
День без тебя такой унылый.
И к телефону я совсем
Теперь уж равнодушной стала…
Прошло минут аж двадцать семь,
Как мы расстались у причала!
--- Т Ы Н Е З А Б У Д Ь ---
Ты не забудь, прошу, ты не забудь,
Всё то, что нас с тобой связало,
И как бы ни был труден путь,
Не позабудь, не позабудь.
Хоть иногда припомни в тишине,
Забвенья сбросив покрывало,
Как мы бродили при Луне
И вспомни, вспомни обо мне.
Изгнав тоску, надолго сохрани
Черты лица, что сердцу милы,
И мысли чёрные гони,
Храни любовь свою, храни!
И лучиком надежды вновь свети,
Свети, чтоб чувства не остыли.
Ты за любовь меня прости,
Прости любя и не грусти,
Не забывай меня, мой милый…
--- * * * ---
Всё ж догнали меня, обложили
Лица, фразы, воскресшие вновь.
Мы друг друга ещё не любили,
Но искру от костра не гасили,
По течению медленно плыли
К месту, где Ниагарой Любовь.
И уже не сдержать свои чувства,
Когда в омут вдвоём с головой,
В половодье весеннего буйства
Мы Любви постигали искусство
И не скучно нам было, не грустно,
Долг Природе мы отдали свой…
Не слились воедино дороги,
Я не знаю кто был виноват,
Может в омуте том мы продрогли,
Иль родители были к нам строги?
Но в душе до сих пор словно Боги:
Т ы,
В е с н а
и Л ю б в и в о д о п а д!!!
--- П Р О С Т И ---
Не мучай ты меня упрёком
И горьких писем не пиши,
Я прикоснулся ненароком
Больной струны твоей души.
Ах, принимал зачем участье
Я в разговоре о судьбе!
Зачем тебе сказал о счастье
И тем огонь зажёг в тебе?
И не рисуй в воспоминаньях
Мне не присущие черты,
Они усилят лишь страданья
Твоей несбыточной мечты.
Чем больше слов я подбираю,
Чтобы ответить на упрёк,
Тем больше в чувствах утопаю,
Как в паутине мотылёк.
И нет конца тяжёлым думам,
Невольный грех мой отпусти,
Не прикоснусь к твоим я струнам,
Прости меня,
прости,
прости!!!
--- П Р И З Н А Н И Е
В Л Ю Б В И ---
(шутка)
Ну вот, влюбился! Надо же, влюбился!
На склоне лет зачем всё это мне?
И словно в молодого превратился --
Поют мне снова звёзды в вышине!
И чтоб ни делал -- как в тумане вижу,
Причёски локон, выраженье глаз,
Улыбку современной Моны Лизы
И от неё не слышу я отказ.
К ней на свиданье снова я и снова
Спешу, лечу, как рыцарь на коне…
Ах, как мне жаль, что новая зазноба --
Всего-то фотобаннер* на стене!
*Баннер -- большой рекламный щит
--- * * * ---
Ах, гитара звонкая,
При любимой бойкая,
Сердце растревожила
Ты струной своей.
Волос спелым колосом,
Задушевным голосом
Подпевала песни ей
Та, кто всех милей.
Отзвенела летняя
Песня недопетая,
Иней грустью выбелил
Опустевший сад,
Но оставшись в памяти,
Мне из снежной замяти
Светит незабудкою
Твой лучистый взгляд.
--- * * * ---
Ах. как быстротечны романы,
Что в плен вдруг два сердца берут!
Сметая запреты охраны
В душе снова розы цветут.
И в осень цветут и весною,
И летом, и в лютый мороз,
О них вспоминают порою,
Отправив когда-то в мир грёз.
Но каждый роман оставляет
Зарубку на сердце твоём…
О том моё сердце не знает --
Роман-с наш дуэтом поём!
--- О, С Е Л Е Н А*---
В полнолунье зимнею порою
Отчего-то кругом голова.
Слава Богу, волком я не вою,
Подбирая нужные слова
Восхищенья пред ночным светилом,
Что качает Землю, как дитя,
То приливом, то опять отливом
Волнами морскими шелестя.
О, Селена! Сколько же ты знаешь
Тайн, известных Богу одному!
Не одна ты в облаках витаешь --
И поэты, судя по всему.
В призрачные дали проникая,
Видя неземную красоту,
Струн душевных гамму постигая,
Исполняет и поэт мечту:
Как и ты всё видеть, слышать разом,
Все сердца потухшие зажечь,
Чтоб, как Данко, не моргнув и глазом,
Для людей дать грудь свою рассечь,
Озаряя сердцем, мыслью, словом
Сто дорог земного бытия,
Не пасуя в испытанье новом,
Радоваться жизни без нытья…
И от счастья кругом голова!
*Селена (др.греч) --- богиня Луны
--- *** ---
« Мои мысли -- мои скакуны »
О. Газманов
Тропинка от порога,
Автобус, самолёт,
Железная дорога
Нас в дальний путь зовёт.
Есть океаны, реки
И есть «девятый вал»,
Заманят, так навеки --
Шёлк паруса, штурвал.
Недавно появился
Всемирный Интернет,
Как занавес открылся,
Казалось, равных нет.
Но есть ещё возможность
Повсюду побывать,
(И это так несложно!)
В любом краю опять.
И не нужны билеты,
Финансы, суета
И визы, и буклеты --
Всё сделает мечта.
Присядь тихонько где-то,
Закрой глаза -- и вот
Тебя быстрее света
Сквозь годы мысль ведёт.
Ты можешь повидаться
С друзьями юных лет
И милой любоваться,
Которой рядом нет,
Увидеть всё, что было,
Так ясно, будто в явь.
Чтоб сердце не остыло,
Ты в памяти оставь
Тебе родные лица,
Берёзку и рассвет
И в «тему» чтоб включиться,
Не нужен Интернет.
Глазами, как забором,
Отгородись -- и вот,
Что хочешь перед взором
Тот час же поплывёт.
Не суетись напрасно --
Вредна здесь суета,
Лишь мысль бы не угасла,
Была б жива мечта!
--- * * * ---
Ну что творится иногда со мною --
В себе я разобраться не могу,
Но мне морозной зимнею порою
Всё снится разнотравье на лугу
Желтеющих купальниц хороводы
Озарены пожаром огоньков
И стебель их, зелёный и свободный,
Связал горошек сотнями оков,
Включил фонарик синий колокольчик,
И улыбнулся нежно василёк,
Хочу я любоваться ими дольше,
А что во сне – мне это невдомёк.
И тот же луг я вижу, когда мимо
Пройдёт толпа берущих лета дань,
В живых оставят только некрасивых,
Удел красивых – горечь и печаль.
А Человек – не цвет ли поля Жизни,
И не для Счастья ль на Земле рождён?!
Лишь на него лучами Солнце брызнет --
Уж ощипать спешат со всех сторон.
И весь во власти неги и желанья
Хочу тебя, о Счастье, испытать,
Чтоб уж затем без страха и страданья
В час пробужденья дать себя сорвать!
Вот только с переходом сна к сознанью
Так хочется подольше запоздать!
--- Д В А П Р И Г О В О Р А ---
Я исполненья приговора
В палате жду который день,
На фоне неба голубого
Отца мерещится мне тень.
Мы друг о друге только знали,
Ни он меня, ни я его
Ни разу в жизни не видали
И не слыхали ничего.
В тридцать восьмом его забрали --
Меня и не было тогда
И вскоре тихо расстреляли,
Как многих в смутные года.
Сначала ждал он приговора,
(А был совсем не виноват!),
Затем расстрела ждал, позора,
(Как было просто оболгать!).
От горьких дум за час седея,
Томились все, кто рядом был.
И в справедливость мысль лелея,
В расстрела камеру входил.
Входил, чтоб больше не вернуться
К родным, любимым никогда,
Чтобы легендой обернуться,
Остаться в сердце навсегда.
И я, как сын «врага народа»,
Стою у жизни на краю.
И от врачей жду приговора,
Ужель отца путь повторю?
--- *** ---
Вновь от врачей жду приговора,
Как узник в камере сырой
Ждёт звон ключей и лязг затвора,
Поникнув гордой головой.
И вот идут…Остановились…
Но нет, мне кажется, прошли…
Иль, может, просто затаились?
А впрочем, лучше бы пришли
И без вещей на выход спешно,
Где холод, темь и стынь, и смерть.
Как ни крути, а всё же грешно,
Не видя солнца умереть…
Но стоп! Куда меня заносит,
По воле волн куда плыву?
Открылась дверь, сестра приносит
Анализ мой…
Я вновь
Ж – И – В – У !!!
--- * * * ---
«Вода, огонь, красавица и конь
никогда не утомят глаз
настоящего мужчины»
Восточная мудрость
Когда увидишь небо
над головой с овчинку
И, как в горах, с уступа
ни взад и ни вперёд,
Ты вспомни на ветру
озябшую рябинку,
Которая весною
вновь буйно зацветёт.
Обрадует пусть пляска
костра во мраке ночи,
Отточенность движений
бегущих прочь коней,
Вновь воскреси картину
речной воды проточной
И в мыслях полюбуйся
любимою своей.
Ничто так не поможет
в час испытанья главный,
Как милые картины
природы, что вокруг,
Бег скакуна летяший
костра искристый пламень,
Улыбки и глаза
нас любящих подруг.
Верь твёрдо: темень тучи
лучём прогонит солнце
И, как весной рябинка,
в душе вновь зацветут
Любовь, Надежда, Радость
и свет в твоём оконце
Пусть никогда не гаснут,
а горести уйдут!
--- Б Ы Л О Е ---
Двойная радость тешит душу мне,
Что я рождён в Сибири и в Союзе
Республик братских, что в одной семье
Страну растили все в рабочей блузе.
По локоть засучивши рукава,
Всех страшных войн залечивая раны.
По всей Стране Советской детвора
Жила, Беслан не зная, без охраны.
Как мы гордились, Родина, тобой
И сколько дел мы вместе совершили!
В любую из республик, как домой,
Ты приезжал и рады тебе были.
Но уж тогда, в шестидесятом,
В верхах у нас была гнильца.
В Москве проездом я солдатом
Путь в Кремль спросил у москвича.
Ах, как он в душу мне нагадил!
Сквозь поеданье пирожков,
Он вдруг условие поставил:
--Дай три рубля!
-- За пару слов?
Как кипятком я был ошпарен,
Услышав в три рубля запрос.
И я не выдержал – ударил,
Мне стыдно за Москву до слез.
Он не пропойца был, а в шубе,
С портфелем кожаным в руках,
Шарфом завязанный потуже,
Но с алчью жадной в москвичах…
А в Ленинграде по-иному
Нас случай с женщиною свёл,
Бредя по городу чужому,
Спросил я улицу и дом.
Не знала точно адрес этот.
-- Не знает? Ну да не беда!
И я, гоняясь за ответом,
Туда метался и сюда.
И как я был тогда расстроган –
С собой мужчину приведя,
Та женщина сказала скромно:
-- Он знает адрес! -- и ушла.
И не заглядывая в святцы,
От всей Сибири скажу сам:
-- Поклон Вам низкий, Ленинградцы!!!
Позор таким вот москвичам.
Сквозь годы прошлое листая,
Считаю – мысль моя права:
За три рубля та свора злая,
Страну всю нашу продала!
……………………………….
Народы тянутся друг к другу,
Презрев запрет чинуш: – «ИЗЗЯ!»
Виток истории по кругу
Сметёт их. Верьте мне, друзья!
--- СИАМКА ---
Грациозною походкой
мягко, не спеша,
Демонстрируешь так ловко,
как ты хороша.
Все пантеровы повадки
ты переняла
И зеваешь сладко, сладко
до и после сна.
Что ни поза – то скульптуру
тотчас отливай.
Выгнешь спину – Барбос сдуру
начинает лай.
Но всегда, во сне ли, в неге,
ушки начеку
И мгновенно сон как не был,
если зашуршу.
Слышишь, видишь ты такое,
нам что не дано.
Ко всему, как лёд спокойна
нынче и давно.
Белой шерсти переливы,
словно мех песца,
Отливают турмалином
синие глаза.
То распахнуты, как окна,
то сомкнуты в щель.
И сквозит в них то ли мудрость,
то ли просто лень.
Все конечности и морда
тёмны, словно ночь,
И уносят мысли срочно
от сего дня прочь.
В то далёкое - далёко,
где Тутанхамон
Гладил кошку одинокий,
хоть и фараон.
Нет нежнее существа,
чем Сиама кошка,
Одиночество она
оставляет в прошлом.
Прижимается к теплу,
под ладонью тает,
Как лекарство боль, тоску
в тот же миг снимает.
А о верности сиамов,
кошки иль кота
Всем сейчас известно стало,
знали и тогда.
И своим бесстрастным взглядом
видела она
И пиры, и блеск нарядов,
горы серебра,
Груды злата, тюки шёлка,
нитью жемчуга
И измены, кривотолки --
все исчадья зла.
Оттого в гробницах входы
вечно стережёт
Сделанный из терракоты
из Сиама кот.
--- ДВЕ СЕСТРЫ ---
Мода и Дурь –
две сестры родные.
В. И. Вербицкий (миссионер)
О том, что Дурь и Мода
Родные две сестры,
Уже знал Квазимодо
В Париже той поры.
Тогда в своей столице,
Французы напоказ,
Разыгрывали в лицах,
Что одевать на нас.
Испорченностью нравов
Блистает по сейчас,
Как сюзеренов, право,
Так и люмпенов класс.
Понять, осмыслить Моду,
Как и её сестру,
Вам не удастся с ходу,
А это не к добру.
То в брюки дам прекрасных
Затиснет Мода так,
Что грех не посмеяться
Над ними. То пустяк!
Сейчас уж на девчушку
Без слёз Вам не надеть
Ни платье, ни ночнушку --
Их лучше не иметь.
То вдруг, как индианки,
Враз заголят пупы --
Ни дать, ни взять вакханки
Третируют умы.
Всеместно по шаблону --
Идёт тебе иль нет,
Примеривают клоны
К себе чужой портрет.
А где же шарм и тайна,
Загадка женских чар,
Когда почти повально
Мужчин вводили в жар,
В чулке мизинчик ножки
Иль оголённость рук,
Расстёгнутость застёжки
Захватывали дух?
Иная, как картинка,
Природные черты
Залепит «обольстинкой» --
Вмиг отвернёшься ты.
Ах, милые созданья,
Не слабый ныне пол!
Вам хочется вниманья
И непременно трон?
Не отвергайте Богом
Вам данную Красу --
Принц встретит в зале тронном,
А я фату несу!!
!
--- Ц А Р И Ц А Т А М А Р А ---
Ну как надоели «скаканья»
Забывших о юбках певиц!
-- Вы - звёзды!, им в наше страданье
Внушили с журнальных страниц.
На сцене, как спорт, раздеванье
Теперь олимпийской игрой
Включается в соревнованье
Заштатной «фанерки» любой.
И рады стараться пониже
Спуститься по талии вниз
Из «ящика» люди и иже
Для тех, кому «в жилу» стриптиз.
Но пенье страстное Жар-птицы,
Кавказа горного Царицы
Вы пропустить бы не сумели --
Самой Тамары Гвердцители!
И ни к чему ей подтанцовки,
Кривлянья голых за спиной,
Ведь от запевки до концовки
Владеет всей она страной.
И ей самой скакать не надо,
Достойно голосом она
Уводит всех нас в кущи сада,
Что сберегла в стране одна.
Пред ней колени преклоняю,
У Бога счастья ей молю.
Нас долго радуй, умоляю,
Я пенье так твоё люблю!
--- Б А Л Е Р И Н А ---
Уж занавес взвился и музыка играет,
И выпорхнув на свет, как счастья талисман,
За солнечным лучом гоняясь – догоняет,
Но потеряв его, вдруг плачет – всё обман…
Вновь примы антраша и фуэте партнёра
И мощью всей оркестр финал уносит ввысь,
Всю партию свою исполнив без суфлёра,
Наперекор судьбе, о счастье дарит мысль.
Сомкнув из рук кольцо объятий страстно-нежных,
На сцене замерла, едва-едва дыша,
И словно переняв от скрипки вздох мятежный,
Под сводами парит валторною Душа!
--- ИСПОВЕДЬ ИГРОКА---
Надо признаться,
«окончил» я рано
Карто - азартный «Вуз»,
И словно Германн*
я грезил туманно:
-- Тройка, семёрка, туз!
Карты легко
вынимал из колоды,
Как и шары из луз
И восхищённо
летело под своды:
-- Тройка, семёрка, туз!
Будто в песок
уходили все деньги,
Камни, соцветья друз,*
Мне постоянно
звучало сквозь серьги!
-- Тройка, семёрка, туз!
Чем бы всё кончилось --
точно не знаю,
Только однажды средь Муз
Встретил случайно
в театре я Наю:
-- Тройка, десятка, туз!
Выбросив карты,
открыл для себя я
Дружбы, Любви союз.
Вот уж полвека
мы с ней проверяем
Крепость семейных уз!
*Германн – игрок-картёжник в «Пиковой даме»
*Друза – сросшиеся кристаллы драг. камней
--- СТИХИ – МАЛЮТКИ ---
(те же нэцке)
Меня в музее от витрины
Нельзя от нэцке оторвать.
Они мне стали, как родные,
В них смысл и толк, и благодать
--- * * * ---
Зацепилось Солнце
за Восток лучами,
Ловко подтянувшись,
над Землёй взошло,
Наградило горы
алыми цветами
И скользит по небу,
словно НЛО.
--- * * * ---
Солнышко милое,
Всеми любимое,
Грей нас и в меру гори,
Не обжигая, не ослепляя,
В лучшее Веру дари.
--- * * * ---
Умыла Природа
дождём своих деток:
Козявок, малявок,
зверушек, траву.
В лесу потушила
костёр в куче веток
И, с радуги свесясь,
лелеет листву!
--- *** ---
С немыслимой уловкой
Рисуя виражи,
Летают со сноровкой
Весёлые стрижи
И льётся, льётся щебет,
Как песня – лету гимн,
А сердце счастьем грезит
И рвётся в небо к ним!
--- ***---
Отрикошетила витрина
Твой для меня приятный лик.
С тех пор я адрес магазина
Храню, где образ твой возник!
--- * * * ---
Свёртывает Осень покрывало Лета,
Выбивая с пылью жёлтый Листопад,
Неприятна травам процедура эта,
Но как хорошеет яблоневый сад.
Раздобревшей девой Яблоня с плодами
На виду у мира неглиже стоит
И, багряно рдея яркими щеками,
Яблочко здоровьем пышет и горит.
--- * * * ---
Кисеёй туманной
затянуло дали,
Тучи после бури
взяли Солнце в плен
И, клубясь угрюмо,
выпустят едва ли
До субботы светлой
из тюремных стен.
В городе потёмки
даже у оконца,
Но не гаснет Веры
и Надежды свет:
Знает всё живое --
на Земле без Солнца
Ни одной субботы
не было и нет!
--- *** ---
А на могиле декабриста
В решётку дерево вросло,
Там сок весной, как кровь, сочится
Сквозь кандалы от ран его…
И сердце болью обожгло…
--- *** ---
Свечой оплывшею берёза
Одна, вся в инее, стоит
И, не страшась уже мороза,
Как дева старая, грустит…
--- Г О Н Щ И К ---
Иду по лезвию, по краю,
по самой левой полосе,
На вираже когда-то знаю,
не удержусь я на шоссе,
Но жажда скорости и риска
меня толкает вновь и вновь,
Как в детстве, лихо прокатиться,
взорвав до боли в жилах кровь.
Мелькают огражденья, лица,
все обращённые ко мне,
А мне нельзя остановиться --
я гонщик на лихом коне.
Скачу, лечу, вот-вот настигну,
и время в гриву заплету,
Но мой соперник сзади сильный
готов сорвать мою мечту.
Ещё немного, ну же, ну же!
Не оборвитесь клапана!
И стиснув руль ещё потуже,
врываюсь в финиш. Вот вам я!
Ликуй жокей – твоя победа!
ты в фаворе и на коне,
Ещё разок её отведай,
уж смена мчит на скакуне.
И жизнь такая ж точно гонка,
где всё на грани – быть, не быть?
Миг щёлкнув по носу легонько,
спешу по лезвию скользить…
Ну не рождён я плыть тихонько
и мчусь по жизни, чтобы жить!
В О Й Н А С Т О Б О Й Н А С
Р А З М Е Т А Л А
--- П И С Ь М О ---
Вдруг всё не так, как было, стало,
Встряхнуло всех взрывной волной,
А это наших бед начало,
Ведь это наших бед начало!..
-- Ты напиши письмо домой!
Я буду ждать и днём и ночью,
Мне б только знать, что ты живой,
Прошу тебя, мой милый, очень:
-- Ты напиши письмо домой!
Пусть это будут только точки,
Но ты писал своей рукой,
Я расшифрую их для дочки
И всё прочту я между строчек,
-- Ты напиши письмо домой!
Война с тобой нас разметала,
Ты в пекле на передовой,
Я по тебе истосковалась,
-- Черкни два слова, дорогой…
Я понимаю тебя, славный,
До писем ли тебе порой?
Пообещай подарок главный,
Я жду подарок самый главный!
-- Вернись,
вернись
с войны
Ж И В О Й !!!
--- * * * ---
На обочине дороги
Смоленск -- Москва у берёзовой рощи,
не на постаменте -- прямо на Земле,
стоят изваяния Защитников Родины,
(так хорошо придумали в Кремле).
Как призраки в завесе из тумана,
(А может быть воскресшие сыны?),
Стоят чужими в этом мире странном
Солдаты отгремевшей той войны.
Суровые обветренные лица --
Навечно суждено им здесь стоять,
Собой закрыли Родину от фрицев --
Приказ посмертно надо выполнять!
Им, молодым, едва было по двадцать,
Когда Москву послали защищать,
А в городах Сибири и под Спасском
Напрасно ждать осталась дома мать.
Года менялись – «оттепель», то «стужа»,
Другое знамя реет над страной
И головы богатым доллар кружит,
«Товарищ» -- волк тамбовский под Москвой…
Стоят солдаты в мареве туманном --
В металл отлитые погибшие сыны!
И провожают взглядом своим странным
Нас -- жителей теперь другой страны…
--- О Ч Н И С Ь ---
Я и Рабочий, и Воитель
По жизни мчусь, как на коне,
Строитель БАМа, повелитель
Полков из слов, подвластных мне.
Я перед Вами не рисуюсь,
Мне уж давно не сорок пять,
С того и мучаясь, волнуюсь,
Что не могу никак понять,
Как можно было всю странищу
Под ноги янкам затолкать?
Бездумно перенять культуру,
Слова и шоу, казино,
Так быстро влезть в их волчью шкуру --
Всё ради денег! Не дано
Осмыслить мне паденье нравов!
ОЧНИСЬ -- ты Русский всё равно!
Взгордись, что был у нас Суворов,
Матросов грудью защищал
Страну свою и ширь просторов,
Как Данко он легендой стал
Для всех, кто Честь свою и Веру
И Мать-Отчизну не продал!
И ты – Рабочий и Воитель,
Спаси Россию при Беде.
И да поможет Покровитель
Всех обездоленных везде!!!
«В небесах мы летали одних,
Мы теряли друзей боевых,
Ну а тем, кому выпало жить,
Надо помнить о них и дружить».
--- Д Е Л А Й, К А К Я!---
(Баллада о Защитниках неба Родины)
После училища, где-то под Вязьмой,
На построенье он выбрал меня,
Понял из речи не очень-то связной:
-- Главное, парень, делай, как я!.
В небе родимом, как птицы, летали --
Он соколом ясным, а я воробьём.
Перья мои рядом с ним отрастали,
Я становился крылатым бойцом.
И на земле мы ходили с ним парой,
На вечеринках в санбате шутя,
Он говорил, проходя мимо с Кларой:
-- Серёга, ведомый, делай, как я!.
Вновь на заданье идёт эскадрилья,
Парой уходят в лазурь «ястребки»,
Я повторяю манёвр командира --
Крылья у соколов в небе легки.
Помню, свалились на нас «мессершмиты»,
Продыха нет от того воронья,
Трое из них были на землю сбиты,
Слышу: -- Серёга, прикрой-ка меня!.
И с разворота он молнией сверху --
Миг всё решает, здесь ярость свята!
Взяв на прицел, нажимает гашетку --
Нем пулемёт -- значит лента пуста!
Выгодней этой позиций не будет,
Если уйдёт -- не простит он себя!
И в мегафон глухо, глухо, как в бубен:
-- Отставить, Серёжа, не делай, как я!
Воздуха, видно, ему не хватало,
Сдвинул фонарь над своей головой
И, потянувшись рукою усталой,
Поправил привычно ремни подвесной.
После тарана был взрыв и паденье,
Горящих обломков траурный след…
Кажется я потерял управленье,
В горле всё комом -- ведущего нет!
Стало вдруг тихо и всё безразлично,
Вспомнил -- однажды он был со мной крут,
(Я от него оторвался прилично)…
И тут под собой увидал парашют!
В счастье не веря, пикирую колом,
Возле земли выхожу из пике,
Очень коряво на взгорке пологом
К нему приземляюсь невдалеке.
-- Ну потерпи, мой товарищ, немного!,
Сняв парашют, я его в самолёт
Еле тащу, молясь чёрту и Богу,
Может из них его кто-то спасёт?
Словно и вправду спасло его Чудо,
Клара-сестричка любовью своей
Вместе с врачами вернули оттуда…
-- Там хорошо, только здесь веселей!
Не скоро вернулся он из санбата,
Был весь обожжён, болела нога,
Но весел и бодр, как было когда-то,
И в небо просился -- в бой на врага!
А в паре мы с ним уже не летали,
Вскоре он стал командиром полка
И мы ведомых теперь выбирали,
А принцип был прежним: «Делай, как я!»
Встретились с ним, получая награды,
С Кларой домой пригласили меня,
Тост произнёс генерал при параде:
--Спасибо,
спасатель!
Ты делал, как я!!!
--- Д Е Н Ь П О Б Е Д Ы ---
В день Победы солнце расплескало
Золото лучей над всей страной
И в глазах сквозь слёзы засияло
Счастье, унесённое войной.
Громыхая выстрелом не страшным,
Расцвели салюты в синеве,
Как букеты на могилы павшим,
И в посёлке дальнем, и в Москве.
Нет предела Радости народа,
Кровь волнует вешняя пора
И Надеждой купол небосвода
Наполняет русское «У Р А!!!»
--- Р О М А Н И Д А Р Ь Я ---
(Сибирская поэма)
«Стеною замка бор сосновый
Вдали загадочный стоит,
Под лунным светом бирюзовым
Он тайны древние хранит.
Там в глубине дворца руины,
Как кости монстра меж стволов,
В бору белеют и поныне,
Как назидание богов.
Давным -- давно на этом месте
Сошлись случайно в полумгле
Любовь, Разлука, Смерть, что вместе
Так часто ходят по земле…»
(По следам древнего сказания)
--1—
Тропой звериной с фартом в доле
Сторожко парень молодой
Домой богатство золотое
К мамане нёс своей родной.
Но вдруг чуть слышное стенанье
Остановило его путь,
Затем коня услышав ржанье,
Решил поближе он взглянуть.
Привычно снял свою котомку,
Запрятав в чаще меж корней,
Обочь тропы сошёл в сторонку
Судьбе навстречу он своей.
Как часто лёгкое движенье
Руки, ноги иль просто взгляд,
Так просто могут, к изумленью,
Кому-то судьбы поменять.
Не подавляй в себе желанья,
Разумным, светлым -- добрый путь!
Чтоб запоздалость раскаянья
Не истомила твою грудь.
Услышал он ручья журчанье
И тут же деву увидал,
Она лежала без сознанья
И рядом конь её стоял.
Дышала трудно и со стоном
Вздымалась судорожно грудь,
От состраданья в горле комом --
Не мог и он полней вздохнуть.
Сняв с пояса проворно фляжку,
Мечтая, что с живой водой,
Он ею окропил бедняжку,
Здоровой стала чтоб, живой.
В ударе сильном при паденьи
Нога была повреждена,
Опухла голень, посиненьем
Грозила бедствием она.
Роман , (пора назвать героя!),
Подол рубахи оторвал,
Пред девой на коленях стоя,
К ноге ей листья привязал.
Глаза коня, (он, зацепившись,
Стоял у сваленной сосны!),
К воде желанной устремившись,
Немой мольбы были полны.
Когда коня вёл к водопою,
Роман услышал слабый вскрик,
Очнувшись, девушка рукою
В узду вцепилась в тот же миг.
О, как глаза её светились
Озёрной синей глубиной!
У парня ноги подкосились --
Любовь нахлынула волной.
Да и она сказать тут к месту,
Узрев участье на лице,
Зарделась, словно бы невеста,
И потупила взгляд в конце.
Не постепенно, не с годами,
А чудо сразу, просто: -- Ах!
Свершилось здесь под небесами --
Любовь светилась в их глазах.
Их души словно две росинки,
Что слились в каплю на стекле,
Соединили половинки
И нет их крепче на земле.
Через минуту, словно знали
Друг друга много - много лет,
Они о многом рассказали,
Ни в чём не делая секрет.
Узнал Роман, что Дарья младшей
Любимицей отца была
И, что работою домашней,
Была всегда обремена,
Что мать свою она не знает,
Она при родах умерла,
Что мачеха ей помыкает,
Ни от чего бесясь со зла.
Ещё она ему сказала,
Что на заимку собралась,
(Так мачеха вдруг пожелала!) --
Туда она не добралась:
Глухарь вблизи дороги взвился,
Конь испугался и понёс,
Здесь у ручья вдруг оступился
И стало больно ей до слёз.
Они б и дальше говорили,
Не отрывая глаз от глаз,
Но боль и жар остановили
Её бесхитростный рассказ.
---3---
С трудом в седле устроив Дарью,
Забрав котомку в тайнике,
Роман отправился вдоль мари,
Он первым шёл с уздой в руке.
К заимке добрались к полночи,
Здесь Дарьин встретил их отец,
Обеспокоен был он очень,
К знахарке побежал гонец.
Засуетились возле Дарьи,
Знахарке веруя вполне,
На бинт достали где-то марли,
Оставив их наедине.
Потом знахарка объявила,
Что Дарья спать теперь должна,
При всех Романа похвалила
За то, что Дарья спасена.
Угомонился люд и тихо
Все разошлись ночь коротать.
Вздохнул отец -- минуло лихо
И стал Романа он пытать.
--- 4 ---
В костёр подбросили валежник,
Уселись на бревне и вот,
Как в школе ученик прилежный,
Роман отчёт отцу даёт:
Откуда шёл, зачем, женат ли,
Как встретил Дарью у ручья?
-- Сама она пришла бы вряд ли --
Сказал отец, смахнув с плеча
Искру костра и все заботы,
Что вдруг свалились в этот день,
И, утаив в глазах мокроты,
Возле Романа сел на пень.
И слов сказав хороших много,
Романа он благодарил
И по-отцовски, почти строго,
В селе остаться попросил.
В его хозяйстве нужны руки,
А сына нет, лишь дочки две.
Сестра их сводная от скуки
Лень ублажает на траве.
Решили так: Роман побудет,
Пока не заживёт нога
И Дарье угрожать не будет
Хромой остаться навсегда.
А там, как Бог распорядится,
Так и поступит наш герой.
(Домой решив не торопиться,
Роман улёгся на покой!
В рассказе он своём ответном
О золотишке не сказал --
Людей оно смущает блеском,
Он от старателей слыхал!).
--- 5 ---
На утро Дарье хуже стало,
Всю ночь был жар, нога–бревно.
Лекарств знахарка знала мало,
В больницу ехать решено.
Подводу быстро снарядили,
Роман с отцом, уложив дочь,
Погнали трактом, что есть силы,
Горя желаньем ей помочь.
В больнице Дарью осмотрели
И, приняв ряд лечебных мер,
Сказали, что они успели
Спасти больную от потерь,
Но нужно покупать лекарства,
Которых здесь в больнице нет,
И что за них почти пол-царства
В аптеке спросят за пакет.
Нимало этим не смутившись,
Роман просил отца здесь ждать,
Ушёл, котомку захвативши,
На деньги золото менять.
Поздней принёс он два пакета,
Что наказала ему врач,
Ну, а отец не видя света,
Не знал, что делать -- ну хоть плачь!
Решил Роман остаться рядом
И за лечением следить --
Вдруг срочно будет что-то надо,
С врачами сможет он решить.
--- 6 ---
Стучат часы, прошла неделя,
Сказали -- кризис миновал.
Роман, в удачу свято веря,
В палате Дарью увидал.
Бедняжка исхудала очень,
Нос заострился, а глаза,
Как синь небес бывает в осень,
Светились ласково. Слеза
Была готова вниз сорваться,
Роман её предупредил
И поцелуем жарким страстно
Уста, ланиты ей покрыл.
Но долго в первый раз не дали
Побыть в палате у больной,
Перед лечением прогнали,
Сказав, чтоб шёл к себе домой.
От этой встречи две недели
Он ежедневно стал бывать
С любимой. Ей вставать с постели
Не разрешали – надо ждать!
Но всё когда-нибудь проходит
И жар пропал, и кость срослась.
Тоска в душе Романа бродит --
Отца что скажет завтра власть?
Они давно уже решили,
Что друг без друга им не жить,
У Бога помощи просили,
Отцу как просьбу изложить.
--- 7 ---
А вот пришёл и день отъезда,
За Дарьей послан был сосед,
Врач проводила до подъезда:
-- Храни Вас Бог от разных бед!
Но бед они не миновали,
Вдруг встретив исподлобья взгляд,
И в полной мере испытали
Всей злобы мачехи заряд.
На месте Дарьи свою дочку
Хотелось видеть страстно ей,
Но не даёт Любовь отсрочки --
Он Дарью любит всё сильней.
Не мог и дня пробыть без Дарьи,
(Ну кто из нас так не любил?)
И даже с пашни самой дальней
К ней на свиданье приходил.
В один из дней, когда на поле
Роман работал за двоих,
Отец и дочь, по божьей воле,
Искали лошадей своих.
Издалека Роман приметил
Отца и Дарью с лошадьми.
Ах, как осенний день стал светел
От встречи с милыми людьми!
Не договариваясь, вместе,
За руки взявшись, пред отцом,
Роман и Дарья, честь по чести,
Просились в храм -- быть под венцом.
Растроган был отец, не скрою,
Единодушьем молодых.
Сказал, что этою зимою,
На счастье обвенчают их.
--- 8 ---
Страда стогами завершалась
Да обмолоченным зерном,
Романа мачеха пыталась
Рассорить с Дарьиным отцом,
Но их с Романом крепла дружба,
И то сказать -- как не дружить,
Когда без корысти вся служба
Имела место в жизни быть?
И всё бы шло совсем не плохо,
Да мать приёмная со зла,
Не сделав пакости, усохла б --
Для Дарьи жениха нашла!
Они и раньше было -- вились,
Как пчёлы роем у летка,
Но сердце Дарьи, как ни бились,
Зажечь никто не смог пока.
Сын богача был хром и сгорблен,
Умом от сверстников отстал
И потому был нравом злобен,
Но Дарью в жёны возжелал.
И так оно бы и случилось,
Как исстари заведено,
Но тут отец, (не Божья ль милость?)
Сказал: -- Просватана давно!
Что слово он своё отцово
Роману летом ещё дал,
А что кому-то это ново,
Так он один вопрос решал.
И никому он не позволит
Судьбу дочернюю решать,
Ведь Дарье двадцать лет доходит,
Что так решила бы и мать.
Сказал, как-будто бы отрезал,
И пересудам места нет.
(Был у Романа в память врезан
Отца достойнейший портрет!).
Но зависть -- жадности подруга
И злоба – чёрствости сестра,
От смерти не спасут и друга,
Не вспомнят от него добра.
Теперь число врагов Романа
Неизмеримо возросло.
Копил из вражеского стана
Главарь -- Горбун с ватагой зло.
--- 9 ---
Пока тепло -- на сеновале
Роман жильё себе избрал,
Но в осень ночи холодали
И в тёплый дом отец всё звал.
Роман привык к простору неба
И блеску звёзд над головой,
На сеновале в быль и небыль
Плывёшь в сиянье голубом.
И потому не торопился
Расстаться с неба волшебством,
На сеновале, знать, родился --
Пленён духмяным колдовством.
Роман, как только просыпался,
Встречался с Дарьей во дворе,
Ей целый день бы любовался,
Но дел так много в сентябре.
И Дарья каждую минутку
Старалась рядышком побыть,
То нежный взгляд, то просто шутку
Из уст любимого ловить.
Да только мачехе старались
Не попадаться на пути
И взглядом будто обжигались --
Сторонкой лучше обойти.
Отец за дочь теперь спокоен,
Роману можно доверять:
И деловит, и ладно скроен --
Была бы рада зятю мать.
И мысли, словно вязь узора,
Одна к одной -- и не уснуть,
Поднялся ветер, лай Трезора
Отца заставил сон стряхнуть.
Не зажигая свет, оделся,
Из дома вышел на крыльцо,
Позвал Трезора, огляделся --
Снежинки ветер гнал в лицо.
Тропой прошёл он по бурьяну
За огород, где сеновал,
По лестнице залез к Роману
И в зимовьё его позвал.
Роман, проснувшись, сразу понял,
Что в зимовьё идти пора.
Морозец с ветром парня донял,
Дай Бог согреться до утра.
И разыгралося ненастье,
Отец в ту ночь почти не спал,
А пред рассветом в одночасье
Сгорел и рухнул сеновал.
Для Дарьи сделав исключенье,
Отец её предупредил,
Что сам Роман принял решенье
И в зимовье ночь проводил.
--- 10 ---
От городских своим мышленьем
Отличны жители села,
Тут ни к чему нравоученья,
Веками жизнь в селе так шла.
Здесь про соседа больше знают,
Чем он сам знает о себе.
И долго, долго поминают
Обиду, что нанёс тебе.
Кто с кем, когда и где, откуда --
В блокнот не нужно им писать,
Всё в памяти хранят, покуда
Настанет время рассказать.
Сердечность дружбы -- это редкость,
Тут каждый сам и за себя.
А в прозвищах какая меткость!
Зовут, за прозвище любя.
К пришельцам здесь подход особый.
Да только, Боже упаси,
Опередить их -- будет злобным
Ответ -- пощады не проси,
В богатстве ль, в урожае знатном,
В сноровке в поле, в борозде --
Тут зависть эхом троекратным
Во всём проявится, везде.
Вот парадокс -- если несчастен,
Хоть в чём-то хуже, чем они,
Всем миром облекут участьем,
Помогут в горе -- не стони!
Не по-наслышке, а на деле
Роман всё это испытал,
Не горожанин -- жил в деревне,
Но мал был, этого не знал.
---11---
Снежок всю землю покрывалом
Покрыл не густо, но следы
Урядника от сеновала
С отцом к соседу привели.
Малец, их сын, во всём признался,
Что на поджог его Горбун
Подговорил и обещался,
Что будет у него стригун*.
А по селу уж слухи -- слухи
Как снег растаявший текли,
Перевирая, весть старухи
Про смерть Романа разнесли.
Ах, как его сейчас жалели
И даже те, кто против был,
И вспоминать уж не хотели,
Как он их честностью сердил!
--- 12 ---
Бумаги сделаны по норме
И закрутиться б колесу:
Судебный иск и для проформы
Высокий суд -- отказ истцу.
Ведь с богатеями судиться -- с Себе дороже во сто крат.
Всегда он сможет откупиться,
Глядишь -- и правый виноват.
Мальца жалея и соседа,
Жандарма в дом он пригласил
И, угощая «мёдом», снедью,
В свой план его он посвятил:
-- Поскольку жив Роман остался
И пострадавших больше нет,
Да чтоб малец не привлекался,
Не надо будоражить свет.
Горбун своей мошною толстой
Пусть возместит им сеновал,
Никто не знает дело толком,
Потом утихнет весь скандал!
На том они и порешили.
Уже изрядно захмелев,
Урядник все остатки силы
Излил на песенный припев.
--- 13 ---
А в зимовье Роману снились
События тех летних дней,
Когда, (уж так вот получилось!),
В путь провожала их артель.
Один артельшик, дядя Ваня,
В начале лета заболел,
Тогда-то жребий пал на парня,
Что б довезти к врачам сумел.
Их старший Фёдор, знал без карты,
Пожалуй, всю окрест тайгу
И от него все перекаты
Роман взял в толк на берегу.
А место доброе попалось,
Что ни лоток -- то вот оно
На солнце рыжиком плескалось,
Не густо покрывая дно.
Роману страх как не хотелось
В сезон от дела уезжать,
Но так самой судьбой решилось
И не ему здесь выбирать.
Закон в артели очень строгий,
Что решено -- то решено,
Ему лишь Тузик мохноногий
Не подчинялся всё равно.
Собрали плот, весло-кормило
Установили. -- Вот вам флот!
Зашили в пояс, что намыли
И в путь отправили: -- Вперёд!
Как плыли, как добрались в город,
Где дяди Ванин жил братан,
Роман запомнит, хоть был молод,
Как порученье выполнял.
Какие там туманы плыли,
А зори -- чудо над рекой,
Когда по всей небесной шири
Меняют цвет чьей-то рукой!
Как шивера -- ну впрямь тираны,
Клыками -- скалами опять
Им нанести пытались раны
И из тайги не выпускать…
И вновь река, аж жарко стало!
-- Греби,греби! --кричит Роман,
С ним Дарья рядышком стояла,
А он метался и стонал.
Два дня простуда не давала
Хоть бы на миг прийти в себя,
Сиделкой Дарья теперь стала,
В руках вязанье теребя.
Но оклемался, слава Богу,
Заботой Дарьиной Роман
И поправлялся понемногу
Не от душевных, правда, ран.
А через день она сказала,
Что сеновал в ту ночь сгорел,
Что свечку в храме ставить мало --
Поклоны бить, что уцелел!
Роман известьем был взволнован
И к сеновалу поспешил.
В углу, что пеплом зашлакован,
Багром он пояс подцепил.
Клад закопать не поленился,
Земля спасла – вздохнул Роман.
Как хорошо что не лишился,
Ведь пояс был трудами дан!
--- 14 ---
Прошло немного дней и вскоре,
Венцами головы покрыв,
По их желанью, Божьей волей,
Венчали в храме молодых.
За них молились люди в храме
И свадьбу праздновал народ,
И молодые -- Горько! -- сами,
Кричать хотели б раз пятьсот.
Никто на свадьбе и не вспомнил,
Что был не мил ему Роман.
И даже мачеха Прасковья
Сказала:-- Богом Дарье дан!
Три дня шумела вся округа --
На угощенья щедр Роман
И, сев с отцом друг против друга,
Роман изложил тестю план:
С женой своей через неделю
Поедет он к родне своей.
Там погостят – ежель успеют,
То к Рождеству вернутся с ней.
-- Уж больно мне по нраву ваши
Угодья, речка и леса,
Они намного наших краше,
Здесь родилась моя краса.
И сам, считай, я вновь родился,
Когда меня, Вы, в зимовьё
Отправили. Мне сон приснился,
Что тело я спалил своё.
За Дарью Вам, за всё спасибо.
Мы на задах построим дом,
Где сеновал – пусть сад красиво
Цветёт, мы славно заживём.
Потом и матушка приедет
И будет с нами проживать!.
-- А там уж, времечко приспеет,
Мы будем внуков от вас ждать!
Ещё Роман о золотишке
Иван Демьянычу сказал,
Отец же Дарьи по-наслышке
О приисках немного знал.
-- Ну что ж, лады! – Он подытожил,
Я тоже рад что мы родня,
Труды свои давай умножим,
Теперь мы все – одна семья!»
--- 15 ---
Когда у матушки гостили,
В родном краю он повстречал
Артель свою -- домой приплыли
И Фёдор премию отдал,
За то, что справился с заданьем,
Чем дядю Ваню спас тогда.
Расстроган был Роман вниманием,
А деньги, что ж – нужны всегда!
И было так, как и хотели:
Был сад и дом, и внуки в нём,
Прожили жизнь, как песню спели,
Светило солнце им вдвоём.
И говорил Роман домашним,
Что счастья формула проста:
-- Не будь без повода скорбящим,
Без дела жизнь твоя пуста,
От дома сделай хоть два шага
И если начал тосковать,
Как будто чуда ждёшь от мага
Чтоб возвратиться в дом опять --
Считай себя, как Бог, счастливым,
Храни в душе Любовь свою,
Имей друзей, будь справедливым!
(Я эту заповедь храню!).
Р.S.
О том потомок мне Романа,
Иван -- попутчик рассказал.
Я не придумал здесь ни грамма,
Слова ведь золото! Скандал
Грозит тому, кто вдруг слукавил,
Я честно всё Вам описал!!!
*Стригун – жеребчик однолетка
--- ВМЕСТО ПРОЛОГА ---
С весны небо грозилось жарой и, как следствие, пожарами тайги. К началу лета угрозы претворились в действительность – жаркий воздух загустел, наполнился голубою дымкою и запахом гари. От каждого предприятия по разнарядке в тайгу посылались спешно сформированные бригады для борьбы с огнём, (в те времена любая беда в стране воспринималась, как личная!) и отлынивать от участия в её ликвидации считалось недопустимым и недостойным для строителей коммунизма,
а мы были молоды и полны решимости и победить пожар, и построить БАМ, а заодно и коммунизм. Собрали такую бригаду из девяти человек и от нашего участка, укомплектовали всем необходимым и на вертолёте доставили в верховья р.Кичера, где было замечено новое возгорание. К нам был прикомандирован лесничий, знавший местность не понаслышке.
Прибыв к месту назначения, мы с удивлением рассматривали неповторимые творения природы: поражённые эрозией прибрежные скалы напоминали живописные развалины средневековых крепостей, (хотя, откуда бы им взяться в этом диком краю?), а обгорелые и ещё дымящиеся, до безобразия изогнутые и сплетённые в невообразимом хаосе ветви кедрового стланика , представлялись клубками змей, охраняющих это мёртвое царство и ещё более усиливали сказочное чувство фантасмогории. Мы и вправду очутились будто в сказке -- ведь нас послали на битву с настоящим Змеем-горынычем -- с огнём.
Устроив лагерь на берегу реки, на следующее утро мы вышли к кромке пожара и началась наша тяжёлая, но мало эффективная борьба с огнём. Мы сбивали ползущий по лесной подстилке огонь лапками сосны вперемешку с ветвями берёзы, брызгали маленьким ручным насосом воду из ёмкости-рюкзака, который находился за плечами у некоторых из нас. Воды в рюкзаках хватало ненадолго, пополнить её запасы вблизи не было возможности, лопата и топор также не использовались в полной мере. То, что мы гасили предыдущим днём, за ночь, (а то и прямо на глазах!) пожиралось огнём. Было жаль видеть, как ненасытный пожар неумолимо уничтожал всё вокруг. До верхового огня дело пока не доходило, видимо из-за сравнительного редколесья в этом месте. Палящее солнце и жара от горящей тайги вконец изматывали даже самых сильных. К вечеру, едва добравшись до лагеря и поужинав, без всяких посиделок и разговоров у костра, (не до них!), все срочно валились спать, чтобы утром вновь идти на передовую.
Из-за бесполезности наших усилий, постоянной жары и чувства собственного бессилия перед разбушевавшейся стихией наш энтузиазм с каждым днём снижался всё более. Особенно убивался от того, что попал в нашу компанию Аркадий Синцов, молодой, недавно женившийся автослесарь, ругая и себя, и начальство, и пожар, и отсутствие дождя.
А дождь действительно был очень нужен и после наших тщетных попыток справиться с огнём, мы уже все в голос молили небо о ниспослании этой благодати. И через полторы недели нашей «ударной» работы небо сжалилось над нами – в одну из ночей без грома и молний полил хороший, перешедший в мелкий и так необходимый тайге и нам, дождь. Наутро мы не ходили на пожарище, весь день приводили себя в порядок и радовались, как дети, этой божьей помощи.
Контрольные выходы к кромке пожара убедили нас в отсутствии повторных возгораний и мы стали собираться в обратный путь и ждать вертолёт, а его всё не было и не было. Старенькая рация нашего лесничего отказала в первые же дни и продолжилась наша жизнь в полной изоляции от внешнего мира.
повторных возгораний и мы стали собираться в обратный путь и ждать вертолёт. А его всё не было и не было. Старенькая рация нашего лесничего отказала в первые же дни и началась наша «робинзонада».
Вначале все усердно занялись рыбалкой, но удача сопутствовала только избранным. В прозрачной воде гуляли, (именно гуляли!) крупные хариусы; едва шевеля плавниками, они демонстративно игнорировали предлагаемые им деликатесы наживки и даже не боялись самих рыбаков, но клевать и не думали, поэтому интерес к рыбалке у многих пропал напрочь.
Неоднократные наблюдения привели меня к заключению, что в любой компании, вынужденной какое-то время быть вместе, обязательно выделяются два персонажа: один -- весельчак, балагур и заводила и второй – его противоположность, с которым происходят какие-то смешные или несуразные случаи, из-за чего над ним беззлобно часто подтрунивают порой остальные. Они оба скрашивают неустройства быта и даже в какой-то мере помогают в работе. Определились они и в нашей группе и разнообразили наше настроение.
Через три дня вынужденного безделья трое из нашей бригады во главе со страдальцем Синцовым засобирались идти пешком вниз по речке. Сплавиться по ней на плоту не представлялось возможным из-за мелководья, отпускать людей в неизвестность через буреломы и завалы ни лесничий, ни я, как старший группы, не могли. После долгих споров и обид было решено всем вместе ждать вертолёт. Теперь мы вечерами подолгу засиживались у костра, рассказывая вначале анекдоты, а когда эта тема была исчерпана, разговоры перешли на случаи из жизни, забавные истории и т. п. Как-то так вышло, что больше других пришлось рассказывать мне, (видимо потому, что я был несколько старше всех присутствующих!). Некоторые из этих рассказов я и хочу предложить Вам.
А вертолёт за нами прилетел через неделю после дождя, благо, что продуктов у нас было достаточно, (собираешься в тайгу на неделю – бери продуктов на месяц!), да и два наиболее удачливых рыбака постоянно снабжали нас ещё и свежей рыбой.
А вот и рассказы …
---Р Ы Б А Л К А ---
Как хорошо, когда собираются вместе близкие по духу друзья, готовые после трудовых, полных напряжения будних дней, по первому зову или по предварительной договоренности, отправиться на природу, соединиться с ней, почувствовать себя свободными от всех условностей современного мира, сплавиться на плоту по реке, взобраться на гору, половить рыбу, поохотиться, посидеть в тишине у костра, полюбоваться звёздами и, получив заряд бодрости, с удовольствием вернуться к будничным делам. Такие вылазки сближают ещё более, надолго остаются в памяти и потом, много дней спустя, с удовольствием воскрешаются в памяти отдельные эпизоды и эти воспоминания вновь согревают душу и радуют своей неповторимостью.
В очередной раз наша компания в полном составе вместе с подругами, (не буду живописать вам образы всех участников этой поездки, скажу только, что все мы были молоды, энергичны и полны задора!), выехала на озёра, половить рыбку и просто отдохнуть. После устройства бивака и костра, вся мужская половина занялась рыбной ловлей на удочку. Клевала довольно вяло и редко краснопёрка, (так в Узбекистане называют небольшую рыбёшку, под стать нашей сорожке!). Некоторые рыбаки, разочаровавшись, ушли к костру, а я, про-
должая настырно закидывать удочку, заметил, что на глубине поклёвка более настойчива и сильна. Повесив на шею мешочек с червями и крючками, забрёл в воду и продолжал махать удилищем, стараясь забросить крючок с наживкой как можно дальше. Сначала попался небольшой жерех, а затем сазан. Выбросив жереха в воду, а сазана на берег, я зашёл в воду ещё глубже, а чтобы не тратить время на выбрасывание пойманной рыбы на удалившийся от меня берег, сделал кукан из куска лески длиною чуть более метра и булавкой пристегнул его к своим трусам. На глубине ловля пошла заметно веселее, видимо крючок достиг улова (ямы), где крутился сазан. На призывы товарищей к столу я ответил отказом и продолжал ловлю, нанизывая пойманную рыбу через жабры на кукан. Очень скоро рыба на кукане стала ощутимо дёргать меня за трусы, пугаясь каждого моего взмаха удилищем. Я зашёл в воду уже по грудь и продолжал таскать сазана за сазаном.
Позвать товарищей к себе я не хотел, твёрдо зная, что это спугнёт не только рыбу, но и удачу.
Такого клёва, как в этот раз, я не упомню. Сдаётся мне, что сидящая на кукане рыба сообщила собратьям о своей беде и находящиеся на свободе сазаны яростно стали атаковать причину несвободы своих сородичей – крючок. Во всяком случае, рыба, как будто наперебой, стремилась попасться
на мою удочку и, в конечном счёте, на кукан. В азарте я ступил вглубь ещё шага на два и, поскользнувшись на какой-то коряге, взбрыкнул ногами и стал принимать горизонтальное положение, так как вода дошла мне уже до горла. В это время бросившиеся в едином порыве от моих барахтаний рыбы на кукане сдёрнули с меня трусы и они, то скрываясь под водой, то выныривая, поплыли по озеру. Пришлось мне, выбросив на берег удочку, согнувшись и прикрывая коротенькой рубашонкой причинное место, пробираться к своей одежде. Думал пробраться не замеченным, но на моё странное поведение кто-то обратил внимание и сначала тишина недоумения, а затем хохот всей честной компании огласили окрестности озера.
И сейчас, спустя годы, когда увижу «Ну, погоди!», ту серию, где волк, стремясь поймать удирающего по воде зайца, сдёргивает с себя своей удочкой трусы и потом также, как и я, согнувшись и прикрываясь майкой, улепётывает по берегу -- вспоминаю этот случай и смеюсь.
А кукан с рыбой и то, к чему он был пристёгнут булавкой, ребята выловили, гоняясь за ним на резиновой лодке по всему озеру. Кстати, рыбы хватило всем и на уху, и на копчение на рожнах.
--- А В Т О Б У С ---
Переполненный пассажирами автобус, с горечью вздыхая двигателем, не споро двигался по улицам. Жара в городе, духота, теснота в автобусе, отсутствие даже малейшего дуновения воздуха в открытые окна из-за небольшой скорости действовали на нервы. Лица пассажиров были неприветливы, раздражение и неприязнь царили в салоне.
Дискомфорт добавляла ещё и музыка, громко разносившаяся из репродукторов на потолке -- симфоническим оркестром исполнялось какое-то классическое произведение. Казалось, что безжалостная скрипка нарочно пилила, как серпом по шеям невольных слушателей, ей вторили другие, не менее громогласные инструменты. Толи был глуховат водитель, или его занятость управлением автобусом в час пик не позволяли ему уменьшить громкость, но музыка продолжала третировать души. В другой обстановке эта классика, возможно, принесла бы радость многим из пассажиров, но в данной ситуации она ничего, кроме недовольства, не вызывала.
Удивительно, но пассажиры, в основном интеллигенты, судя по одежде и по папкам с бумагами в руках некоторых из них, стараясь не показать свою некомпетентность в вопросах высокого искусства, (как бы кто не осудил!), даже не пытались прервать эти громкие и не вовремя льющиеся звуки.
На очередной остановке «Рынок» в автобус протиснулась средних лет женщина, по всем приметам, явно не горожанка. Передав деньги за проезд кондуктору, она, перекрывая звонким голосом классическую музыку и жалобы двигателя, изрекла: --«Скажи-ка там шофёру, пусть выключит! Каво-то брякат тут!» Эта её фраза, безаппеляционность и простодушие, с каким она была произнесена, произвели небывалое действие: раздался дружнейший смех, в автобусе как будто стало просторнее и свежее, только что нахмуренные неприветливые лица просветлели -- то, о чём в душе мечтал сказать каждый, но не осмелился, произнесла в чисто русской манере не зажатая никакими догмами и условностями, эта отчаянная и боевая женщина. Такая и коня на скаку остановит и, не раздумывая, в горящую избу войдёт, и уж ежели что-то не нравится -- выскажет прямо, без оглядки, не взирая ни на что и непременно доведёт начатое до конца.
Спасибо тебе, Женщина, за этот лучик искренности и сердечного простодушия! Спасибо!
---Д Е Л О С Л У Ч А Я ---
Так получилось, что Семён не смог вместе со своими приятелями уехать на рыбалку. Они пробыли без него день, вечер и ночь, а Семён приехал к ним только утром следующего дня. Приятели показались ему какими-то соскучившимися и безрадостными. Семён поинтересовался рыбацкими успехами, на что рыбаки недоуменно отвечали, что клёва вообще не было и что им не удалось даже отведать вечером уху, чего никогда не бывало ранее, и высказали предположение, что кто-то до них,
возможно, оглушил или отравил рыбу, но следов такого варварства не было видно нигде.
Чтобы хоть как-то поднять настроение повесивших нос товарищей и смеха для, но с думкой: -- Чем чёрт не шутит? --Семён с энтузиазмом собрал свою удочку, наживил на крючок припасённого червя, поплевал на него и со словами: -- Ловить уметь надо!, забросил наживку в воду прямо напротив лагеря рыбаков. Поплавок мирно закачался на поднятых им самим волнах, замер и на глазах у всех неожиданно ушёл с «головой»
под воду. Семён подсёк и точно такое же движение непроизвольно, машинально сделал каждый из рыбаков. Через удилище Семён почувствовал, (о, вожделенный миг каждого рыбака!) дрожание лески и упругое сопротивление попавшей на крючок рыбины.
Главное в это время не действовать нахрапом, как и при охоте на любое другое живое существо. Не ослабляя натяжение лески, Семён временами предоставлял рыбине мнимую свободу и затем вновь подтягивал добычу к берегу. С помощью товарищей и сачка вскоре восьмисот граммовый красавец-сазан оказался на берегу.
-- Вот так надо ловить! Продолжайте, продолжайте,-- небрежно обронил Семён, сматывая удочку и уходя подальше по берегу, боясь, что его попросят повторить преподанный им урок и точно зная, что чуда дважды не бывает.
Надо сказать, что вечером знатная уха, обильно сдобренная специями и горячительными «приправами», была особенно хороша. А после этого случая приятели Семёна старались не уезжать без него на рыбалку.
--- Э Х, П О В Е З Л О ---
Было это давно и жил я тогда в Средней Азии. В то утро я
сидел на низеньком стульчике перед будкой сапожника, который ремонтировал мой штиблет.
Ярко светило солнце, уже с утра начинавшее калить своими
жаркими лучами всё живое и неживое и делавшее к обеду жизнь для русских специалистов, прибывших на строительство промышленных предприятий, совершенно невыносимой. Вообще жилось там, как в сухой парилке -- к утру подышишь, а днём солнце - истопник вновь поддаст жару и становится, (в который раз!), жаль себя и остаётся с тоской вспоминать оставленный тобой родимый край с берёзами, соснами и излучиной
прохладной реки.
Напротив меня через улицу над придорожной канавой, называемой здесь арыком, стоял пивной ларёк, возле которого толпились и прилично одетые мужчины и завсегдатаи-хмыри, («дай допить», «добавь на кружку пива»), -- уже и тогда были такие, правда, по помойкам в те времена не шарились, как сейчас!.
Пиво в бочке закончилось и все, стоявшие в очереди с вожделением, кто с советами, кто с колкими замечаниями смотрели, как трое «дай допить» суетливо и бестолково, (ну чисто лебедь, рак, и щука!), закатывали полную бочку пива в ларёк. Оставалось перевалить бочку через высокий порожек ларька. Вот здесь-то и случилось то, что случилось!
Вместо того, чтобы тихонько опустить поднятую на порожек бочку, горе-работнички как-то враз отняли от неё руки и бочка с глухим стуком перевалилась внутрь ларька. При этом один из нижних обручей не выдержал, лопнул и пиво вмиг вылилось на пол ларька, просачиваясь через щели в стенках на улицу. В очереди за пивом и вокруг всё замерло: кто стоял с разинутым ртом, кто с широко открытыми глазами. Воцарившееся безмолвие и замершие позы людей, уже предвкушавших
глоток свежего холодненького пива в этакую жару, живо напоминали картину из «Ревизора».
Первыми очнулись «дай допить». Они с неимоверной
резвостью расхватали немытые, стоявшие на прилавочке пивные кружки,и, кто подставляя кружки под струи пива из щелей, кто черпая через порог, пили с наслаждением и жадностью это халявное, невесть как свалившееся на их головы счастье. Одному из них кружки не досталось. Он тщетно бегал от одного обладателя кружки к другому, вымаливая дать ему пустую кружку. Но это было вне сил обладателей такого
в настоящий момент богатства и они торопливо, не допивая до конца, подносили кружки к ещё льющемуся сквозь щели пиву и алкали, алкали, алкали! Поняв, что кружку ему не добыть, он проворно скинул с ноги рваный резиновый сапог, (это в жару-то!), растолкал корешей у порога, зачерпнул в него остатки пива с пола ларька и, зажав пальцами дыру сбоку сапога, пил и пил, не отрываясь от голенища сапога, дрыгая босой ногой с грязными пальцами. Чуть не задохнувшись, оторвался от сапога и, выплюнув попавший в рот окурок, со счастливейшим видом закатывая осоловелые глаза, изрёк: ---«Эх,повезло!»
Это его : ---«Эх, повезло!», взорвало улицу неудержимым хохотом.
Долго ещё, проходя мимо сапожника и встречаясь с ним
взглядом, мы вместо приветствия произносили: --«Эх, повезло!» и вновь весело смеялись.
Р. S.
Да простится мне такое нелицеприятное описание
произошедшего, но, как говорил незабвенный
Аркадий Райкин: -- « Чего есть, того есть!»
--- ЗАУЭР ТРИ КОЛЬЦА ---
Однажды весной друзья пригласили меня с собой на охоту. Я никогда не принимал участия в таком чисто мужском деле, как охота, и согласился с нескрываемым удовольствием. Из города мы выехали к вечеру, до места охоты добрались уже затемно и, расположившись у костра, поужинали с непременными тостами -- «Ни пуха, ни пера!», «За удачу!» и долго слушали нескончаемые охотничьи байки, в которые обязательно вплетались разговоры об охотничьем оружии и о преимуществах того или иного его вида. Наслушался я и о двуствольной бескурковой «Тулке» и об «Ижевке»-вертикалке, и о трехствольной «Белке». У одного из моих друзей оказался, не весть как сохранившийся, пятизарядный американский «винчестер», но всеобщее восхищение вызвало длинное с витыми стволами легкое бельгийское ружье «Зауэр три кольца». Хозяин его, Костя Волобуев, много и с нескрываемой гордостью рассказывал о добытых с помощью этого ружья охотничьих трофеях. Я не имел своего ружья и один из друзей еще в городе вручил мне свою старую одноствольную двадцатого калибра, как он выразился, «дударку» и запас патронов к ней. Перед тем, как лечь спать, мне сказали, что все бывалые охотники уйдут по своим излюбленным местам-засидкам на разливах озера, а меня оставляют караулить наш лагерь, поскольку я охотник никакой и так как к лагерю утки все равно не прилетят, то днем мне дадут пострелять по пустым бутылкам.
Рано-рано, еще затемно, наш лагерь опустел и я остался один. В полутьме я разглядел возле нашей стоянки небольшой участок воды. По мере того, как становилось светлее, сначала послышались одиночные выстрелы, затем промежутки времени между ними стали сокращаться, пока не слились в настоящую канонаду. Очевидно, на озере были не только мои друзья. Меня так и подмывало бежать в сторону выстрелов и я бы, пожалуй, не выдержал. Но в это время послышался какой-то шум и затем всплеск воды, и я увидел на водной глади своей лужи настоящую живую утку. Дрожащими руками я зарядил ружье, прицелился и выстрелил. Служба в армии не прошла даром, дробь дорожкой взбугрила воду до и после утки, и кряква опрокинулась, покачиваясь на легкой волне, Не успел я опомниться, как сразу две утки, уцелевшие от настоящих охотников, опустились на воду рядом с убитой мною. Вновь я выполнил все манипуляции с «дударкой» -- и еще одна утка болотной кочкой закачалась невдалеке от первой. Еще трижды вздрагивало ружье в моих руках и каждый удачный выстрел распалял во мне древнейший охотничий инстинкт наших диких предков. Шевельнувшиеся было в душе нотки сожаления к безвинной дичи, тут же заглушил охотничий азарт. Теперь я решил, что достаточно опытен по охоте на сидячих уток и мне пора учиться стрелять влёт.
А канонада не утихала ни на миг, добавляя работы и мне. Не все выстрелы влёт были удачными для меня, а были удачны для уток, но черных кочек-уток на воде заметно прибавилось. И кругами плавали еще и два подранка.
Наконец, между выстрелами стали увеличиваться промежутки и полная тишина воцарилась на озере. Стали слышны голоса охотников, собирающихся группами и громко обсуждающих результаты утренней охоты.
Моих друзей не было видно и я, оседлав какую-то широкую доску, еще до меня приспособленную кем-то к плаванию, оттолкнулся от берега и с помощью палки, стал собирать свои трофеи на воде. Один из подранков, загребая воду крылом, как-то боком стал отплывать от меня по воде. В это время из-за кустов раздался резкий хлопок близкого выстрела и дробь прочертила дорожку через подранка к моему «кораблю». Несколько дробинок впились в доску возле моих ног. Я почувствовал себя на месте утки и закричал. Весь ужас совершенного мною в это утро убийства ни в чем не повинных беззащитных жертв выразился, видимо, в этом крике. Выбежавший из кустов вслед за выстрелом Костя был бледен и без конца спрашивал, не попал ли заряд в меня.
Уже без энтузиазма собрав всех уток, их оказалось одиннадцать вместе с последним подранком, я подплыл к месту нашего ночлега. У моих друзей было по одной-две утки, только на поясе Кости болталось три.
Почему-то меня не радовали поздравления моих друзей с удачным почином и я старательно отводил глаза от моих трофеев. В моей душе произошел какой-то надлом. Я не испугался выстрела в мою сторону, мне стало бесконечно жаль и себя-убийцу, и друзей-палачей, а еще более – до слез жаль загубленных по весне в рассвете жизненных сил беззащитных и ни в чем не повинных уток…
Более никогда не брал я в руки ружье, и ни за что не возьму даже «Зауэр три кольца», ежели вдруг кто-то подарит мне это ружье или я выиграю его неосторожно по лотерее.
--- ЛЫЖНЯ ---
В усталость буден
неба просинь,
Улыбку солнечного дня
возьми себе,
Коль сердце просит.
Развеет грусть твою лыжня.
Вот и я далеким мартовским светлым солнечным днем по своей любви к прогулкам на природе пошел по хорошо накатанной лыжне, проложенной среди прихорашивающихся к весне веселых блондинок-березок и серьезно важничающих, знающих себе цену, шатенок-сосен.
Ярко и радостно с синего бездонного неба светило солнышко, где-то тенькала непоседа-синичка и дважды прорезала слух первая весенняя призывная дробь дятла. Удачно подобранная мазь обеспечивала лыжам легкое скольжение. Соскучившиеся по нагрузкам мышцы требовали увеличения скорости, но было так приятно ощущать радость жизни, пробуждения и своих сил и природы, что я постепенно, не торопясь, втягивался в ритм движения.
Все было мило и глазу: так и не оторвавшийся за зиму от березы маленький листочек, и не съеденные почему-то птицами ягоды шиповника и боярышника, и распушившиеся осенние сережки ольхи.
По-видимому, подобные чувства, только в большей степени, чем меня, захватили и появившегося передо мной из-за очередного поворота лыжника, идущего в том же направлении, но несколько медленнее меня. Я принял влево и молча обошел его, отметив про себя спортивные светло-серые брючки, заправленные до колен в гетры, такого же цвета куртку-ветровку и, уже поравнявшись, увидел легкие титановые лыжные палки – предмет вожделения всех спортсменов-лыжников давнего того времени. И, в довершение ко всему, сбоку определил, что лыжник-то женского роду-племени!
Памятуя древнейшее правило при любом обгоне, я, наращивая скорость, решил оторваться от нее, чтобы вновь остаться один на один с собой и природой и не мешать идущей теперь за мной спортсменке. Прибавив скорость до 80% своих возможностей, за спиной я слышал скрип титановых палок совсем рядом. Я добавил своим шарнирно-двигательным органам вначале до 90, затем до 100% своей возможной скорости – результат тот же: мерный скрип, теперь уже противных мне палок, и шелест лыж за моей спиной, который не удалялся. Но, несмотря на близость расстояния, я не слышал дыхания идущей за мной спортсменки, (значит, «дыхалка» у неё – ого-го!). Она явно издевалась надо мной, не отступая ни на шаг.
Во мне заговорили молодость и мужское самолюбие - уступить девчонке? Да ни за что! «Сказав А – говори Б», «Назвался груздем…», «Мужики не сдаются», - рычал я про себя, сбивая дыхание. Собрав силы воедино, припомнив все, на что я был способен, как лыжник-перворазрядник, решив, (пан или пропал!) выложиться до конца, я, выжав из своего организма все, что мог, летел, как мне казалось, птицей. Благо, и скольжение и отдача способствовали мне. Из-за своего захлебывающегося, свистевшего на все лады дыхания, не слыша больше скрипов за спиной, я готов был праздновать победу, но, к своему горькому разочарованию, я не услышал, а увидел краем глаза, размашистый, образцово-показательный шаг моей преследовательницы, неотступно следовавшей за мной по пятам.
Я понял, что попал как кур в ощип, что это гонит меня умудренный опытом мастер спорта, не иначе как международного класса, о чем явно свидетельствовали и редкие тогда гетры, и титановые палки и необычайного вида лыжная шапочка, (что и подтвердилось в дальнейшем!). -- Ну почему я не догадался об этом до обгона? – костерил я себя.
Все бунтовало во мне, не веря в поражение и, главное, перед кем? – девчонкой! На моем последнем издыхании, все еще не снижая темпа, мы прошли минут десять, (а мне показалось – вечность!). И вот, сквозь радужные круги в глазах, я заметил разветвление лыжни: одна продолжала идти прямо, а другая под острым углом отходила вправо, видимо, на малый круг. Я решил идти прямо, не увиливая, до конца. К моему великому ликованию спортсменка пошла вправо на малый круг, (как сказала позже – сжалилась, но я-то оспариваю это и сейчас!).
Пройдя еще немного и скрывшись под небольшим уклоном, я не упал – я пал, как подкошенный, как загнанный лось, судорожно дыша открытым ртом, забыв все наставления своего тренера, постепенно приходя в себя и ликуя, что выполнил хоть одно из его требований: -- Сражайся до последнего!
Давно это было, а урок, преподнесенный мне на лыжне, не прошел даром. Я беззаветно уверовал в правдивость пословиц: «не зная броду…», «не уверен – не обгоняй», «начинали с блеском, провалились с треском» и др. И в любой ситуации, при начале ли нового дела, всегда стараюсь припомнить подходящую, умудренную многовековым народным опытом, пословицу.
И сейчас, сидя за рулем всеми охаянной, но удобной, экономичной и милой моему сердцу «Оки», когда оставшийся еще в крови дух молодецкий, («ну какой же русский не любит быстрой езды!»), подмывает меня обогнать летящую иномарку, под капотом которой затаились табуны лошадиных сил, я вспоминаю лыжню, тихонько смеюсь и принимаю вправо: «Каждый сверчок знай свой шесток!».
P.S.
Но скажу вам по секрету, (только не говорите моей жене, той самой лыжнице – мастеру спорта!), когда я еду один, позволяю иногда духу молодецкому, русскому победить во мне все разумное, обгоняю иномарку и шепчу: -- Знай наших,
япона ма-а-шина!
--- СЛУХИ, СЛУХИ, СЛУХИ---
Оказавшись в очередной раз в сибирском городе, рожденном Победой, я, не торопясь, ехал на автомашине по улицам, вспоминая прожитые здесь годы, друзей и те незабываемые дни счастья, уверенности в будущем, которыми изобиловали годы молодости далеких 70-х. Проезжая вдоль трамвайного пути по ул. Чайковского, я вдруг увидел слева заброшенную старую дорогу через лес, которая, много сокращая путь, вела в новый, строящийся тогда микрорайон, где мы получили квартиру. Не раздумывая, я свернул на нее и, проехав некоторое расстояние, остановился, вышел из машины и вспоминал, вспоминал, вспоминал…
Это было раннею весной. В городе все меньше оставалось снега, но в лесу его было достаточно. Возвращаясь со свидания, опоздав на последний трамвай, мурлыкая под нос популярную тогда песенку «Опять от меня сбежала последняя электричка…», в самом благодушном настроении, всё ещё находясь под впечатлением встречи с любимой, я шагал по трамвайным шпалам домой. Время было далеко за полночь и, как это часто бывает в Сибири весной, навалился густой туман. Зная наизусть все отвороты и зигзаги дороги домой по предыдущим своим опозданиям, я уверенно свернул на лесную дорогу, на которой сейчас стоял с автомашиной и углубился в лес.
Туман в лесу, мне кажется, был еще гуще, в двух шагах ничего не было видно, но, угадывая твердь ногами, я уверенно продвигался вперед. Дорога всё глубже уходила в лес, далее она шла мимо полянки, на которой стояли какие-то несерьезные постройки, где, кажется, жили солдаты, (днем я там не бывал, поэтому в памяти оставались только те виды, что я озирал ночью), а потом мимо кладбища дорога приводила в новый микрорайон.
Находясь на полпути между трамвайными путями и полянкой, я услышал сзади топот ног, звучавший гулко по мерзлой земле, но несколько приглушаемый туманом. Надо сказать, что в последнее перед описываемыми событиями время, в городе упорно ходили слухи о том, что в этом лесу стали происходить случаи нападения на людей. Но то были не касающиеся меня слухи, а сейчас-то я был один на дороге и за мной явно кто-то гнался! Решение созрело мгновенно. Нагнувшись, я долго шарил в темноте по дороге руками, пока не нашел обледеневший камень. Взяв его поудобнее в правую руку, я развернулся и пошел прямо навстречу приближающемуся топоту ног. Почему я не отошел в сторону, не спрятался за деревья, не лег подальше на землю – я не знаю до сих пор. Видимо, молодость и черты характера не позволили мне втянуть голову в раковину, как улитке, или зарыть её в песок, как страусу.
Топот между тем нарастал, был совсем рядом. В такт ему подстраивалось своими ударами и мое сердце, но ничего не было видно из-за тумана.
Что-то большое, темное, с развевающимися полотнищами, появилось совсем неожиданно передо мной. Мы двигались навстречу друг другу. Это что-то стало на ходу отворачивать от меня влево, то же самое сделал и я, загораживая ему дорогу; оно издало какой-то хрюкающе-булькающий страшный звук и с нарастающей скоростью, приняв еще левее, пронеслось мимо. Дикий вопль сопровождал это размежевание. По-моему, и я кричал вместе с ним.
Почти соприкоснувшись с этим ночным чудом, я разглядел, что это был необыкновенно высокого роста человек, в расстегнутой и развевающейся широкими полами, как мне показалось, шинели. Такая вот мысль пронеслась в моей голове и я уверовал для себя, что это солдат, спешащий в часть явно из самоволки. И еще меня осенило, что, увидев его в таком состоянии, дежурный может поднять по тревоге солдат и пуститься с ними на поимку того «бандита», (т.е. меня, который только что преграждал солдату в лесу дорогу), чтобы освободить, наконец, город от тех страшных слухов, о которых я повествовал ранее. Волосы мои были мокрыми и, по-моему, стояли дыбом. Не долго размышляя, я бросился бегом вслед за солдатом, чтобы успеть добежать до домов микрорайона, прежде чем солдаты кинутся искать меня.
Теперь мы поменялись ролями, раньше он преследовал меня, (правда не ведая, что я был у него на пути!), а теперь я гнал его и он знал, что я агрессивен, т.к. не уступал ему дорогу. Когда я бросился бежать вслед за солдатом, крик впереди сменился диким воем. Как я пролетел отворот к поляне, как пронёсся мимо кладбища, доподлинно вспомнить подробно я не мог ни тогда, ни сейчас.
Остановившись перед своим подъездом, (благо двери в подъезды в те благословенные годы были не металлическими и не замыкались, как сейчас, на запоры!), я поднялся на свой этаж – и был таков.
Через несколько дней новые слухи стали наполнять уши жителей нашего микрорайона о том, что, якобы, именно в этот день на позднего пешехода в лесу опять напали бандиты с ножами, но солдаты смогли спасти бедолагу, добежавшего до их поста, и что им почти удалось поймать одного из бандитов, но он вырвался и сумел скрыться среди домов под покровом ночи и тумана.
А мои друзья и подруга посмеивались и удивлялись фантазии людей, сопоставляя устный пересказ пережитого мною в ту ночь и интерпретацию этого случая в молве и слухах.
Вот и теперь, стоя днем возле машины на этой дороге, я с улыбкой вспомнил и вновь пережил этот случай и решил поведать его и вам, моим читателям, чтобы и вы, может быть, улыбнулись, а может быть, вспомнив про эти слухи, не доверялись бы им полностью впредь.
--- ВОЛК ---
Работая на БАМе, волею судеб мне довелось завозить автотракторным поездом грузы, необходимые для работы геологической партии, работающей в верховьях небольшой речки, впадающей в Байкал. Доставить грузы вертолетом не представлялось возможным из-за их громоздкости и неподъемности. Путь предстоял по руслу замерзшей речки, ширина которой составляла от 5 до 10 метров. Сборы были недолгими и в начале марта мы колонной, в составе которой было пять загруженных под завязку автомашин, два топливозаправщика, автомашина с будкой для отдыха и трактор с бурильным станком и электростанцией, установленными на металлических санях, отправились из поселка Кумора в путь.
Не буду утомлять читателя описанием всех наших дорожных перипетий: провалы техники под лед-сушинец, из под которого ушла вода в связи с недостатком зимнего водостока или из-за перезамерзания русла реки выше по течению; бьющей фонтаном воды из подо льда и образования наледи и пр. Как бы там ни было, через полмесяца наш караван был в 5 км от конечной цели наших мытарств. По рации мы сообщили находящимся в лагере геологической партии людям о своем скором прибытии и через некоторое время под салют ракетниц нас уже встречали в лагере. Прибыли не все, т. к. трактор с санями и постоянно следующая за ним будка с автослесарем, имея скорость менее скорости впереди идущих машин, двигались за нами на незначительном расстоянии. Поселок геологи расположили на возвышенном правом берегу речушки. Место было уютное, окруженное соснами и березами, красиво оттенявшими свежесрубленные постройки лагеря. Заброшенные вертолетом еще в сентябре строители успели возвести четыре бревенчатых добротных зимовья, навесы, склад, баню. Все было сделано на перспективу, по-сибирски надежно, по-хозяйски. Топились печи и готовилась к помывке прибывших русская, сделанная с любовью, банька. После радостных возгласов, обмена новостями и требования с меня канистры со спиртом, путешествующей с нами на всякий случай, на что я отвечал, что все это будет после прибытия остальной техники и бани, мы зашли в зимовье. Не раздеваясь, я примостился в углу на нарах, прислонившись к стене. Радость окончания трудного пути, накопившаяся усталость дали о себе знать и я погрузился в необычное состояние – ни сон, ни явь. Я прислушивался к звукам снаружи, ожидая скорого прибытия трактора и автомашины, чему мешало мерное журчание рассказа охотника из числа строителей о волке, который по болезни или по старости возможно потерял зубы и теперь постоянно «пасёт» его, когда приходится идти по тропе проверять ловушки. Эти разговоры не занимали моего внимания, проносились мимо моих ушей, т.к. борясь с дремотой, я жаждал услышать звуки моторов ожидаемого транспорта. Чувствуя, что непременно усну, я встряхнулся и вышел из зимовья. А тайга готовилась к весне. Жажда пробуждения природы чувствовалась во всем: и в ласково светившем солнышке, и в непередаваемых, едва ощутимых запахах хвои и отопревшей у стволов деревьев листвы, к которым примешивался ни с чем не сравнимый запах дымка березовых поленьев из трубы бани, и в необычайно умиротворенном состоянии всего окружающего. На душе было, как в детстве перед праздником. Звука моторов не было слышно и я решил пойти навстречу отставшим, по только что пройденному нами пути. Сняв шапку и наслаждаясь окружающей природой, все дальше уходил вниз по льду своенравно петлявшей речушки. Я уже понял, что с техникой что-то случилось, но возвращаться не хотелось, т.к. они были совсем рядом. Вглядываясь с надеждой в открывавшийся взору из-за очередного зигзага реки вид, я заметил на левом берегу какой-то необычный не то пенек, не то столбик. Рассматривая его, я заметил едва заметное движение этого столбика. Что бы это могло быть? Я остановился в раздумье. И тут память услужливо воскресила мне еле слышанный мною в зимовье сквозь дрему рассказ охотника о волке. Я всмотрелся еще внимательнее – столбик-пенек был на месте. Уж не почудилось ли мне его шевеление? Я решил свистнуть, подать голос, справедливо полагая, что, если это собака, то она останется на месте. Я лихо свистнул и голосом позвал, как подманивают собаку. Столбик-пенек мигом исчез. Конечно, это меня озадачило. Идти в прежнем направлении к отставшим товарищам, точно не зная далеко ли они, я не решился, т.к. тогда мне нужно было бы проходить мимо того места, где я увидел волка. А что это волк из рассказа охотника, я уже не сомневался, т.к. уходя из зимовья перешагивал через обеих собак, лежавших в помещении у входа. Сибиряки вообще любят собак, а охотники – вдвойне, не брезгуя ими и позволяя им жить бок о бок с собой, а порой и кормиться из одной чашки. Я решил возвращаться в лагерь, тем более что никаких звуков моторов или ремонтных работ не было слышно. Я крикнул еще несколько раз, мечтая услышать ответ моих товарищей, но даже эхо не отзывалось мне. Возвращаясь по зигзагам русла речушки, я поминутно оглядывался, боясь вновь увидеть волка. Прибавить шаг мне не позволяли обледеневшие и так и не оттаявшие в зимовье за то короткое время, что я там находился, унты. Они были на ногах, как гири, как ботинки водолаза со свинцовыми подошвами. В таких бахилах я бы не смог бежать или вскарабкаться на дерево, да их и не было рядом, они стояли стеной поодаль, а здесь по берегам росли наклоненные, жидкие кусты тальника, ивы и прочей мелочи. Не видя преследования, я начал почти успокаиваться, соображая, на какое расстояние я удалился от зимовья. По моим рассуждениям, отмахал я, незаметно для себя, около трех километров. Не переставая идти, (скорее ползти, как улитка!) и оглядываясь назад, я вскоре увидел поодаль волка, идущего по моим следам. Мне живо пришел на ум рассказ из детской книжки о том, как пытались люди спастись от волка, бросая с саней шубу, шапку, рукавицы. Я решил делать тоже самое: бросил на снег шапку, затем меховые рукавицы из карманов шубы, последней я сбросил шубу. Некоторое время я никого и ничего не замечал. Внезапно сбоку от себя я ощутил какое-то движение, промелькнувшую тень, наклоненная ветка продолжала еще качаться, но возмутителя этого качания не было видно. Относительное спокойствие последних минут покинуло меня, я начал шарить по карманам в поисках складного ножа, но он, по всей видимости, остался в машине. Не попадались мне ни сломанная ветка, ни палка, я был полностью безоружен. Продолжая свое замедленное движение, на очередном повороте впереди, справа от себя, в кустах, на расстоянии 8-10 метров, я увидел ЕГО. Он стоял мордой ко мне; негладкая, взлохмаченная, желто-серая, как бы в подпалинах, шерсть не могла скрыть его худобу, только на загривке шерсть стояла торчком, хвост был опущен, но не поджат, глаза круглые с желтизной смотрели прямо на меня. Идти мне было некуда, т.к. речка уходила влево и, двигаясь по ней, я бы подставил свой правый бок зверю, идти назад означало показать спину и спровоцировать нападение. Никаких спасительных звуков двигателей не было слышно. Я понял, что это мой последний в жизни рубеж, я оказался в ненужное время в ненужном месте. Страха не стало, голова работала четко, тысячи мыслей проносились в мозгу. Я вспомнил книгу Жигжитова «Подлеморье», где описан случай схватки автора с медведем-шатуном. Человек смог победить зверя, затолкав ему в пасть руку и пальцами вырвав ему пищевод и еще что-то. Отпугнуть зверя металлическими звуками я не мог, за неимением ничего под руками. Оставался только голос, но он, как я с удивлением обнаружил, напрочь пропал у меня. Рот открывался, но вместо громкого, устрашающего, как мне хотелось, возгласа, из горла вырывались сиплые, безобразные звуки, которые, как мне кажется, не смогли бы даже разжалобить врага, что я и увидел в глазах моего противника. Но более всего, меня расстраивала мысль о том, что я, старший всего нашего командированного коллектива, проводивший перед отправлением в путь инструктаж по правилам безопасности поведения в тайге всем участникам похода, сам дико и глупо нарушил эти правила и за это должен жестоко поплатился. Эта мысль жгла меня и не давала покоя!
А между тем, развязка была близка. Поняв, что у меня нет даже голоса, я, не двигаясь, смотрел в глаза волку. Едва заметное подергивание губ хищника в конце концов обнажило клыки в его пасти, среди которых я не нашел ни одного отсутствующего или сломанного; какой-то другой недуг был причиной его худобы и охоты на людей. Необычайное спокойствие и ясность мысли не покидали меня. Давно замечено, что только неизвестность пугает все живое и мыслящее, а потом, когда лоб в лоб, глаза в глаза, пугающей неизвестности уже нет, появляется трезвое спокойствие, точность мысли и отточенность движений. Я напрягся, понимая, что если упаду при первой же атаке волка – мне не сдобровать. Я готовил морально руки к дикой боли, когда буду стараться затолкать волку в пасть руку или схватить его обеими руками за челюсти. Первое было бы явной удачей, а, схватив руками за челюсти, я бы не смог, конечно, разорвать ему пасть, как это сделал со львом мифический Самсон. Близилась развязка, так как зверь сгруппировался к страшному для меня прыжку. Два млекопитающих – человек-царь природы и дикий зверь, способный за один раз перекусить руку этого самого царя природы вместе с костями, стояли в боевой стойке, (моя, конечно, была много ущербнее стойки моего врага!). Оба боролись за право жить, дышать и наслаждаться белым светом. (Я так жалею, что я не художник! Изобрази в красках этот последний миг человека и зверя перед схваткой и кончиной одного из них – и ты гений. Но не дано!). Напряжение достигло апогея и в тот момент, когда оба мы поняли, что миг схватки наступил, (я проснулся – скажет за меня юморной мой читатель, но я продолжу истинный ход событий того дня!), раздался не таежный, сначала негромкий, а затем все явственнее различимый шум двигателя автомашины, идущей навстречу мне из лагеря. Это мчался на своем ЗИЛ-131 Гоша Васильев – водитель, с которым мы прошли этот путь, пробивая первыми дорогу и по сушинцу, и по наледям, и по наддувам. Это был молодой рослый плечистый парень – чистый сибиряк, который, несмотря на свою молодость, почему-то считал своей обязанностью постоянно ненавязчиво опекать меня, хотя я и был не намного старше его. Вот и сейчас, потеряв меня в лагере, Гоша сообразил, что я могу быть только ниже по течению, беспокоясь и встречая отставших. Когда я оторвал взгляд от появившейся на льду машины, волка на берегу не было. Я сел в кабину и мы поехали навстречу трактору. По дороге я поднял шубу, она лежала совсем иначе, чем я ее бросал, одна рукавица была презрительно помечена мочой волка, а шапка явно побывала в его пасти. Через полкилометра от того места, где я впервые увидел пенек-столбик- волка, мы встретили двигающихся навстречу нам товарищей, у них действительно произошла незначительная поломка.
А дальше все было, как и положено: раздача из дома посылок строителям, баня, застолье, где я полный стакан спирта налил своему спасителю Гоше Васильеву; подначки в мой адрес о том, что от неприятных запахов после встречи с волком меня спасла только вовремя принятая баня. А встреча с волком никак не отразилась на моем самочувствии и здоровье, никогда я не видел волка и во сне. Молодой организм способен перенести всякие перегрузки. А вот увидев на улице овчарку, я и сейчас вспоминаю своего волка, непроизвольно напрягаются все мышцы, но в стойку пока не встаю.
--- З А Й Ц А … В Л Ё Т! ---
Об охотничьих байках ходит столько баек, что одна из них не переполнит, конечно, ягдташ любителей этих историй, ведь в конце концов – одной больше или меньше -- не суть важно. Важно другое -- что она имела место быть, о чём я готов поклясться чем угодно.
Итак, после сдачи очередного экзамена в институте, несколько студентов нашей группы на радостях, скинувшись, как тогда говорили, «по рублю», (кафе или ресторан мы не могли себе позволить!), прихватили с собою вина и ещё чего-то и, добравшись до недалёкой реки, удобно устроились на возвышенном берегу на краю посёлочка. Кстати, на этом экзамене по предмету «Автоматизация производственных процессов» (сейчас это называется «Информатика»), я -- дуб дубом в этом предмете, получил круглую «пятёрку». Тогда в стране у нас не было ни калькуляторов, ни прочей эл.вычислительной техники и нас обучали «на пальцах»; мы писали крестики, нолики в различных сочетаниях, как я сейчас понимаю, это были самые - самые азы этого предмета. Но из-за пропусков занятий я не знал, к своему стыду, и этих азов. Преподавателем у нас был, назовём его Валерий Павлович (в целях конспирации), человек умный энергичный, лет этак 30 с небольшим, прекрасно знавший свой предмет, побывавший даже на единственной в стране ЭВМ, которая занимала, по его словам, целое здание. До нашего института Валерий Павлович преподавал в г.Фрунзе. Мои сокурсники, сочувствуя моим «глубоким» познаниям по его предмету, после того как я взял билет и сел за стол готовиться идти к преподавателю сдаваться, сказали ему, что я тоже из Средней Азии. Валерий Павлович заметно оживился, спросил откуда я и как оказался в Иркутске. С интересом выслушав меня, он вдруг сказал, что поставит мне «пятёрку», если я отвечу на один его вопрос. Аудитория, а нас было в ней шесть человек вместе с преподавателем, замерла. И Валерий Павлович спросил, знаю ли я Маринку? --«Рыбу?», уточнил я. Лицо Валерия Павловича осветила улыбка. – «И чем она опасна?», спросил он. Валя Колдунов, сидевший впереди меня, заметил, что это уже второй вопрос. Но тут вмешался я, сказав, что буду отвечать без подготовки. Как на духу, в каком-то раже я рассказал, что маринка водится в высокогорном озере Сары -Челек и в речке-сае, вытекающей из него в горах Киргизии, что достигает веса до 5 кг, что чёрная плёнка, покрывающая внутреннюю полость брюшины, ядовита и в случае попадания её в пищу, не исключён летальный исход. Не переставая улыбаться, Валерий Павлович из пяти зачёток, лежавших на его столе, выбрал мою, сделал запись и, подавая её мне, сказал в сторону аудитории: -- Вот так надо отвечать!, так и не поняв, почему его слова вызвали такой весёлый смех студентов. А я очутился в коридоре, не в состоянии ничего ответить на вопросы моих товарищей. Зачётка моя пошла по рукам.
--«Пятёрка!», прозвучало в коридоре института, и тут только я вновь стал дышать, (до этого точно в зобу дыханье спёрло!). К слову сказать, позднее я освоил этот предмет на «четвёрку».
И вспомнилась мне другая история, случившаяся при защите диплома ещё в техникуме. На последнем курсе пришёл к нам в группу некто Шабалин, (не помню его имени). Учился он хорошо, но был высокомерен, с однокашниками не общался и ни у кого не вызывал симпатий. При защите диплома он вдруг вызвался изъясняться на английском языке. Пригласили преподавательницу английского, защита для Шабалина длилась дольше обычного, а через неделю мы узнали, что его защита, (одного из всей группы!) отложена на следующий год. Не защитился!
Вот уж воистину -- пути Господни неисповедимы!
Фортуна -- капризная дама!
Ну, это я рассказал для разминки, охотничья байка впереди!
Разговор на берегу реки некоторое время крутился вокруг уникальной сдачи сегодняшнего экзамена «преуспевающим» студентом, т. е. мною, пока незаметно подкравшаяся из соседнего дома кошка не утащила у нас кусок не до конца порезанной «докторской» колбасы. Погоня за ней успеха не имела и разговор как-то сам собой скатился на животных. Витя Логачёв сказал, что у него дома такая же разноцветная кошка ничего не ворует, не лазит на стол, а в туалете ходит на унитаз. На что я тут же заметил, что ещё и дёргает за цепочку смыва унитаза водой. Мы дружно посмеялись над этой шуткой. Продолжая «животную» тему, кто-то «присвистнул», как он, находясь в гостях в деревне, стрелял уток, севших на крышу сарая. Его дружно осмеяли, упрекнув в перегибе: -- Ну какая же уважающая себя утка сядет на крышу? Рассказчик отреагировал мгновенно, сказав, что она себя ещё не уважала по молодости лет. Громогласный хохот заглушил его последние слова.
Решился и я, (раз уж пошла такая … масть!) рассказать о том, как я добыл зайца … в лёт! И дело было всё в той же Средней Азии.
По первому снежку, по пороше, (бывает и там снег!) мы с друзьями поехали за город на охоту. Распределившись цепью метров по 30 друг от друга и условившись в целях безопасности стрелять только впереди себя, по команде опытных охотников мы двинулись по довольно унылой местности, припорошенной жёлтым, от нанесённого песка, снегом. Чем дальше мы уходили от дороги, где остались наши мотоциклы, тем чаще стали попадаться заячьи следы. Но распутывать их, двигаясь цепью, невозможно. Поэтому вся надежда наша была на то, что мы поднимем в загоне с лёжки косого. И действительно вскоре справа прозвучал выстрел и Георгий Авраменко взял первого зайца. Тут и там на песке стояли засохшие кусты верблюжьей колючки шарообразной формы, возле некоторых были заячьи следы и насиженные места – лёжки. Путь наш проходил по всхолмлённой равнине, причём с той стороны, откуда шли мы и откуда чаще всего, видимо, дули ветры, поверхность была более пологой, а оглядываясь назад на подветренную сторону барханов, равнина представляла вздыбленную местность, т. к. барханы с этой стороны являли собой довольно крутые горки и всё выглядело, как пейзаж иной планеты. По пути мне пришлось обходить такой бархан слева и как только я оказался на другой его крутой стороне, послышались крики, улюлюканья и я, вертя головой, поспешил отойти подальше, чтобы видеть происходящее наверху. В это время я услышал непонятный шум сзади, оглянувшись увидел, что с верхней точки бархана на меня летит заяц.
По моим расчётам приземлиться он должен был прямо на меня, но сделав задними ногами стригущее движение – ножницы, как это делают волейболисты для того, чтобы взлететь ещё выше над сеткой перед ударом по мячу, заяц, как бы оттолкнувшись от невидимой опоры над моей головой, немного взмыв вверх, перелетел через меня и попал под выстрел моего ружья, ещё находясь в полёте. Подоспевшие на бархан улюлюкавшие и гнавшие зайца мои друзья стали свидетелями моего выстрела по зайцу в лёт! Среди них был и Володя Сергеев.
Как я и ожидал, меня тоже подняли на смех, не поверив такому сюжету: --Зайца, да чтобы в лёт?! Он что -- с крыльями? Особенно ёрничал Валя Колдунов, я отстаивал свою правоту и кто-то из ребят предложил заключить пари тем более, что я грозился привести неопровержимые доказательства. Поспорили мы на коньяк.
(Прошу извинить меня за упоминания слов -- вино, коньяк -- но из песни слова не выкинешь, да и что уж фарисействовать, ведь мы были молоды и кто из бывших студентов не помнит весёлые годы учёбы?).
Подтвердить мой рассказ должен был мой однокашник и друг Володя Сергеев, приехавший вместе со мной на учёбу в Иркутск из Ташкента после страшного землетрясения. Его в этот раз с нами почему-то не оказалось и мы всей компанией поехали к нему домой, где он повторил мой рассказ слово в слово. Вот так я выиграл пари!
А зайца того я жалею до сих пор. Он был тогда смертельно ранен мною и кричал, как маленький ребёнок. Верно, верно! После этого случая мне почему-то разонравилась охота на зайцев.
--- О, ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ …
ЯЗЫК ЖЕСТОВ! ---
Господи, до чего же самобытен русский язык! Тот, что знаком каждому русскому с пелёнок в звуке, слове, во всём многообразии словосочетаний, ясности выражения чувств, желаний и отношения к тому или иному событию в жизни. И как интересен ещё и способ передачи информации жестом, мимикой, выражением глаз, положением тела рассказчика. Наиболее ярким в этом плане является балет, когда без единого слова драматизм произведения или комизм какой-то сцены беспрепятственно мгновенно доходят до зрителя, порождая массу эмоций. Расскажу Вам один из случаев, который имел счастье наблюдать и который привёл меня не только в восторг, но и к мысли, высказанной мною вначале.
Я работал тогда в турбинном цехе тепловой электростанции. Стол с документацией стоял на проходе у стены машинного зала и с этого места мне хорошо были видны машинисты 4-х мощных турбогенераторов, по поведению которых я мог, не подходя к щитам управления, судить о работе агрегатов, (спокойны машинисты – значит всё нормально!). Конечно, случалось всякое, приходилось иной раз и попотеть и тогда уж не до созерцаний и размышлений. Но когда выдавались спокойные смены, вахтенный персонал ценил их особо.
И в этот раз вечерняя смена обещала быть спокойной. Делая записи в вахтенном журнале на своём столе, я увидел, что к машинисту второй турбины, Косте Слипченко, подошёл старший (не только по должности, но и по возрасту) машинист Георгий Иванович. Окинув опытным взглядом приборы щита управления и, видимо убедившись, что в работе агрегата никаких отклонений нет, он сел за стол рядом с Костей. Через некоторое время я стал свидетелем и почти участником их разговора, не слыша ни слова, находясь от них на значительном расстоянии.
Я увидел, что Георгий Иванович, уже сидя верхом на стуле, (как на мотоцикле!) и сжатой ладонью правой руки делая плавные вращательные движения, (газ на руле мотоцикла!), куда-то «поехал». Затем, оставив «мотоцикл», встал со стула, размотал воображаемую удочку, насадил червя на крючок, поплевал и забросил наживку, якобы, в воду. Постояв некоторое время неподвижно, вдруг напрягся, (начался клёв!) и, подсекая, рванул «удилище» вверх. И тут же известным и понятным для русских нецензурным жестом обеих рук изобразил -- не поймал! Это действо Георгий Иванович повторил раза три и каждый раз Костя выражал ему своё сочувствие всем своим существом. Махнув рукой, Георгий Иванович уселся за стол и из его манипуляций руками можно было заключить, что он готовит «закуску», затем «откупорив» бутылку наливает себе и ещё кому-то, «выпивает» и тут же, соскочив со стула, схватывает «удочку», с усилием тянет её и на выпрямленной левой руке торжественно ребром ладони правой руки, (а не наоборот!), отмеряет длину пойманной рыбы выше своего локтя. Ещё несколько раз взмахивает Георгий Иванович своей воображаемой удочкой, «вытаскивая» каждый раз рыбину такой же или большей величины, размер которой он с вожделением показывал на своей левой руке. В облике Кости проскальзывает сомнение, но горячность рассказчика взламывает это сопротивление слушателя и оба участника, довольные друг другом, на время расходятся и прекращают разговор. Костя обходит свой агрегат, записывая показания приборов, и подходит к столу, где благодушествует, находясь под впечатлением от вновь пережитого волнения, Георгий Иванович.
Через некоторое время разговор между ними возобновляется, что видно по их попеременно сближающимся головам -- только теперь в качестве рассказчика выступал Костя. Надо сказать, что четыре мощных турбогенератора при своей работе создают в огромном маш зале невообразимый шум и расслышать друг друга здесь можно только приблизившись вплотную к губам говорящего и, видимо, поэтому у работников шумных профессий так широко, ярко и самобытно развит язык жестов -- краткий, многогранный и понятный человеку любой национальности. А русский человек умудряется ещё более расширить этот язык, вклинивая даже нецензурные выражения.
Из рассказа - показа Кости я понял, что он пересказывает фильм о лётчиках, который показывали по телевизору накануне; судя по всему, Георгий Иванович этот фильм не видел и потому один из них с жаром, а другой с неподдельным интересом переживали киношные страсти.
Из скромного молодого парня Костя на глазах вдруг превращался то в сурового командира, то в обиженного подчинённого, то во влюблённого кавалера; кому-то преподносил цветы, встречал, провожал, летал, парил, совершал подвиги и жил в своём рассказе при помощи жестов такой бурной жизнью, что я диву давался его необузданной энергии, его неожиданному перевоплощению. Руками Костя творил чудеса, довольно часто изображая по ходу сюжета правой распластанной ладонью полёт самолёта. В следующий раз рука Кости вместе с хозяином неожиданно нырнула под стол, (это в кино самолёт пролетел, повторив трюк В.Чкалова, под аркой моста!) и туда же, согнувшись, нырнул и Георгий Иванович, и теперь уже оба они продолжали «смотреть» фильм под столом. Такого поворота событий я никак не ожидал, тем более от старшего машиниста, который был старше всех нас и казался нам аксакалом; подобного я никогда не видел и смеялся так, как, по-моему, больше никогда в жизни не смеялся…
Да, воистину велик русский язык и в слове, и в жесте! И как талантлив Человек, когда он, загоревшись душою, может увлечь и слушателя, и зрителя за собою и в небо, и в пучины моря, и даже под стол не только словом, но и жестом, блеском загоревшихся глаз, личным примером и силою духа своего!
Авторские права защищены
С О Д Е Р Ж А Н И Е
Восторг весеннего расцвета
Фимиам
Спасибо
Авроре
Жаворонок
Не в радость нынче мне Весна
Фонтан
Пугало
Гостья
Вьюга
Берёзе
Больной, в бреду
Моя Жар-птица
Я рядом с тобой молодею
Ты прости, что мечту я развею
Не могу при всех сказать открыто
Помнишь в полночь какая Луна
Мне вчера улыбнулась Луна
Любимая, едва ли узнаю
Ну что ты со мной натворила
Имя любимой
Ну люби меня, люби
Лишь только глаза на мгновенье прикрою
Мне сердце своё без опаски
В мире мы одни богаты
Любимой
О, Шамбала Любви
Замело, занесло, запорошило
Восточный танец -- песня
Восточный мотив
Караван
ПодРУБАЙясь под ОМАРА ХАЙЯМА
Брату Ивану
Востока жаркое светило
Гюльнара
Родина
Снегурочка
Счёт
Верность, Правда, Надежда, Любовь
Бывшей
Не приходи
Капризы первой разлуки
Ты не забудь
Всё ж догнали меня, обложили
Прости
Признание в Любви
Ах, гитара звонкая
Ах, как быстротечны романы
О, Селена
Тропинка от порога
Ну что творится иногда со мною
Два приговора
Вновь от врачей жду приговора
Когда увидишь небо
Былое
Сиамка
Две сестры
Царица Тамара
Балерина
Исповедь игрока
Стихи-малютки
Гонщик
Письмо
Как призраки в завесе из тумана
Очнись
Делай, как я
День Победы
Роман и Дарья (сибирская поэма)
Вместо пролога
Рыбалка
Автобус
Дело случая
Эх, повезло
Зауэр три кольца
Лыжня
Слухи, слухи, слухи
Волк
Зайца… в лёт
О, великий и могучий… язык жестов
Свидетельство о публикации №113041405358