Мне страшное снилось
где небо кренилось, цепляясь за край,
где мира хозяин, расхристан и наг,
дрожал, осязаем, властительный мрак.
Клубящимся шлейфом он полз, нерушим,
по скользким ущельям с холодных вершин.
И сорванным пеплом поля заносил,
как плесень по склепам просевших могил.
Под ним опадали края берегов
и выси рождали гримасы богов,
и гулкое эхо неслось невпопад
под рокоты смеха и под камнепад.
Настоями смерти тянуло из мглы.
Там важные черти лудили котлы
и жили с азартом зазрения без,
и резались в карты на свой интерес.
Всё было знакомо в мерцающем сне:
больничная кома и тело вовне,
как будто я в давней ночи распростёрт,
и ставит их главный на кон меня чёрт.
В дурные приметы не веря вчера,
я понял, что это такая игра,
где сдатчики мечут краплёную масть,
и чёт или нечет — верховная власть.
И был этой верой мой лик искажён,
и жил я химерой и лез на рожон
в стремлении грубом к ответной любви,
ведь истины губы не знали мои.
Во сне пребывая, я принял вину,
почти забывая, что я на кону,
что я распростёртый и скоро умру
по прихоти чёрта, что правит игру.
Огромные крысы шуршали в углах,
цвели барбарисы в расщелинах плах.
И ядом разлуки жестокий кумир
кропил им на муки откупленный мир.
Под бубны и крести лепился закон
поставленных вместе со мною на кон,
где власть и богатство не рыло в пуху,
а кровное братство причастных к греху.
Пылающим знаком отмечен в аду,
я рвался и плакал в кошмарном бреду,
покуда на горы не пали лучи
и призраки в норы не скрылись в ночи.
И к свету земному я выбраться смог,
прочтя по-иному зловещий пролог:
и сон, и пружинное дьявольство слов,
и то содержимое страшных котлов.
Какое роскошество — неба глоток
и тонкий, что множится, жизни росток,
цепляясь за камни и камни дробя,
с другими ростками равняя себя!
Я понял, как сладок удушливый страх,
что крепит порядок наличием плах
под рёв миллионов прельщённых гостей
на аттракционах весёлых смертей.
Я видел, какие в подлунном миру
бывают факиры и бродят гуру.
И знаю, какую сегодня игру
ведёт, атакуя, загробье в миру.
Я понял: мне снилась спираль бытия.
И всё возвратилось на круги своя:
и явь, и химеры, и те же, но вновь
рождённые вера, надежда, любовь.
1995
Свидетельство о публикации №113041404215