Не встречают, скорбя именами...

Столько  горем  написано строчек,
И размывших, и ставших слезой,
Но в истории канувших в прочерк.
Я поведаю тут об одной -
Мне рассказанной повести мамой
Под мерцание жёлтой свечи,
В полумраке смотрящейся дамой,
У растопленной русской печи.
Блики яркие скачут по своду,
Проскользнув меж чугунных колец.
Словно беды, в кипящую воду
Мать молочный бросает крестец.
Лук, порезанный мелко, – приправа,
И лавровый в бульоне листок.
И летит громогласное: «Слава!» -
Репродуктором выжатый слог.
За окном - и сыпучие  снеги,
И пульсирующий мглою февраль.
Мерно «ходики» в стрелочном беге
Временную порцуют спираль.
Мать склонила уставшие плечи
И, поправив мне вихры волос,
Повела сердобольные речи
О работах тяжёлых, в износ.
«Это было в военные годы –
Сорок третий шагнул за порог.
Я была  боевой от природы –
Не боялась неторных дорог.
Без отца мы остались в то время:
Две сестрёнки и младшенький брат.
Мать, на плечи взвалив это бремя,
От работы согнулась  стократ.
И в пятнадцать годочков от роду,
Распрощавшись с родною семьёй,
По осенней меже, в непогоду
Я вошла в профсоюз заводской.
Руки девичьи – в грубых мозолях –
Плоскогубцы, отвёртка и нож.
И на первых немыслимых ролях
Страх – на провод под током похож.
Видно, так и должно, не иначе:
Быть электриком мне суждено.
За околицей воет и плачет
Ветер стылый, стучится в окно.
Наравне с мужиками я – в поле,
И по пояс в снегу вдоль дорог.
Доставались не женские роли,
Не по-женски валилась я с ног.
На столбе, накрутив изолятор,
Коченеет не только рука –
Там мороз пробирает до пяток,
Ведь на мне же не куньи меха.
Телогрейка да брючины - ватник,
Рукавицы, кому повезло,
Настоящие справит собачник.
Вот где счастье – играет тепло!
Нам-то, местным народам, не ново –
На морозе отстукивать дробь.
Каково же поверившим в слово…
И пленённым в осеннею топь?
Много их, покорённых шинелек
В белоснежных просторах Руси,
Не взошло на таинственный берег
Завоенной холодной реки.
Вместе как-то трудились, что  ровня, –
И работа, и пайка – одна!
На бараках под снегами кровля,
А под кровлей – тревоги – сполна!
Сколько, ставших под знамя, мальчишек,
Не успевших проверить свой шаг,
Отстрадало по воле воришек –
Интендантских проныр и служак?
То, что мы пострадали безмерно –
То не смоет ни кровь, ни слеза!
Убивать безоружного – скверно!
Красть горбушку – отсохнет рука!
И молились мы богу ночами,
И просили  Победы - с утра!
В скорби списки  умерших  сличали –
Было жаль нам, по-русски, врага».

Завоёваны метры – рабами!
И в крестах деревянных итог!
Не рассеяны мифы ветрами,
Да и памяти срок не истёк!
Вот чернеют могильные ямы,
Проглотив имена и кресты.
И напомнят нам старые раны
В поле эти воронки войны!
Не встречают, скорбя именами
Европейской и павшей страны,
Обелиски по берегу Камы
И могилы в районе Чепцы!