Исповедь женщины

Как же быть, когда тисками душит хищница нужда?
Как забыть, что нами правит холод денег и беда?
Молча носим бритву страха под завесами души.
Снова злостью жизнь объята, снова рабство за гроши.

Как же быть, я так устала: двое деток, нет родни.
Муж погиб, отца не стало, в этом мире мы одни.
Только узкий круг подружек и проверенных друзей.
Жаль, но здесь никто не нужен. Ты в стране своей – ничей.

Я всегда лететь мечтала, и работать и творить.
Как же жизнь меня достала, если стало страшно жить?
Я – с детьми, и шансы мизер на семейное тепло.
Если кто-то и приметит, так предложит ремесло.

Это древнее искусство – ради денег лечь в постель.
Душу топчет, манит вкусно и всегда открыта дверь.
Стать путаной предлагают время, боссы, страхи дня.
На работу нанимают, коль отдашь им всю себя.

Дайте прямо в кабинете, дверь прикройте невзначай.
Независимость раздета. Все подписано с плеча.
И, на время, ты царица из коленок и грудей.
Тебя рады ненавидеть кучи деланных друзей.

Только этим удержаться? Не сумеешь, не взыщи.
Ежедневно унижаться будешь за свои гроши.
А капризные вельможи ждут потех и новых сцен,
где по-прежнему ты должен поклоняться гол и нем.

Так терпела до предела. А предел – протяжный стон.
Крик души и мерзость тела. Только дух не покорен.
Рабство женщины за деньги – неизбежный поворот?
Только, верьте, иль не верьте, я дала обратный ход.

Злость кипела адской мукой за насилье над душой.
Я ворвалась в княжью скуку бурей взгляда, гром рекой.
Разодета, как на свадьбу, заявила подлецу:
Не видать вам больше Нади. Замуж ждут, иду к венцу.

Мне, наверно, не поверят девять жен из десяти.
Им немыслимо измерить пыл души и нет мне сил
объявить пределы грязи, опрокинутой в тебя,
даже самым важным князем – чтоб взорваться до огня.

Много их уже примерзло в рабстве высохшей слезы.
Нет давно уже вопросов, как же жизнь свою любить.
Гордость ранена смертельно хамским росчерком пера.
Спят расчетливой постелью ради сладкого дерьма.

Ангел, в страхе ввысь умчался, душу холод одолел.
Боже, кто же постарался возвеличить безпредел*?
Боже, как же тошно, гадко безразличие людей
к чести, духу, жизни ложной, к обреченности своей.

Битых много, побежденных также много, как назло.
Сколько душ испепеленных из людей в тоннель ушло?
Нам, оставив биомассы – измерительный прибор,
слуха, нюха и гримасы, чувств рассчитанных топор.

Боже, как же мало стало мне родимых чудаков,
что смеются над металлом и рождаются из слов,
что вдохнут твои печали и улыбкой озарят,
боль разгладят без отчаянья и беду твою простят.


*Автор умышленно не применяет приставку «бес», так как у образа беса пределов нет. Кстати, эту приставку заменили сразу после революции те самые бесы, которые их придумывали и, о которых уже много сказано, но их воля здравствует по сей день! Здорово. Ведь, всегда до этого в русском языке работала приставка без - понятная и логичная.