Сильная женщина

Какая ты, сильная женщина? В какой момент ты становишься такой?
Упавшая девчонка трёх лет с прядками, выбившимися из косичек, с содранными коленками, в платьишке с бабушкиной вышивкой, ты вытираешь грязным кулачком слёзы, последние слёзы в твоей жизни, которые кто-то увидел, за которые кто-то тебя пожалел. Уткнувшись в мамин подол, всхипываешь отчаянно, горько, и прижимаешься теснее к тёплым коленям. И весь мир становится добрее и мягче как мамин голос, и ты чувствуешь себя как пригревшаяся мышка в маленькой норке. И ты чувствуешь себя защищённой, и не помнишь уже о своём горе, и, боясь дышать, запоминаешь это чувство земли под ногами, которое больше никогда не повтрится. Как не повторятся никогда твои три года, падение с перекладины, мамины колени. Никто тебя больше не пожалеет.
Как получается, родная, что ты вырастаешь сильной? Ты смотришь на школьных подруг, тебе едва исполнилось четырнадцать. Ты не понимаешь лакированых зачёсанных чёлок, ядовитых жёлтых маек и сумок со стразами. Ты читаешь книжки под партой, и грустно улыбаешься, безразлично наблюдая, как на перемене взрослеющие мальчики хватают девчонок за короткие юбки. Тебе хочется первой любви, которая будет только взгляд, только улыбка, только прикосновение к руке. Тебе хочется, чтобы он пришёл и всё сразу понял сам - перенёс тебя на руках через лужу, проводил до подъезда, понёс твой портфель. И все эти смешки и ужимки взрослеющих девочек - это не для тебя, ты так не умеешь, ты так не хочешь. Разве только иногда дома, вечером, ты красишь губы маминой помадой и кривляешься перед зеркалом, и целуешь это зеркало, и любуешь контуром губ, который остаётся на стекле, и торопливо стираешь и след на зеркале, и помаду с губ, когда домой приходит мама. Как всегда поздно, с работы, после второй смены, с горой непроверенных тетрадей... И прячешься под одеялом, ты уже спишь, ты не плачешь, просто ты чувствуешь, что что-то очень важное именно сейчас проходит мимо.
А потом ты становишься женщиной. У тебя, родная, у меня, у Анжелики, у рыжей Наташки, у Оли с глубокими как омут глазами - это всё происходит по-разному, но на самой глубине - всё равно одинаково. И тебе хочется прижаться к его груди, но ты, грустно усмехаясь, отводишь взгляд. Тебе хочется рассказать ему всю жизнь с самого первого дня, что ты помнишь, но ты только незаметно пожимаешь плечами на все его вопросы. Тебе хочется не отпускать его ни на минуту, но ты говоришь ему, чтобы он уходил как можно быстрее. Тебе хочется сказать ему: "Укрой меня", но ты только сжимаешься в крохотный комочек, пытаясь сохранить горсточку тепла, что ещё осталась. Тебе хочется сказать ему: "Не засыпай, не оставляй меня, поговори со мной", но ты только до отупения обводишь пальцем рисунок на обоях, пока палец его не запомнит, пока сердце его не возненавидет, рисунок на обоях. Тебе хочется закричать ему: "Не уходи", и ты только молча поправляешь воротник его пальто. И когда тебе хочется попросить его: "Помоги мне", ты только сильнее сжимаешь зубы: "Я сама".
Я сама куплю себе мороженого в кафе и чашку кофе с такой горой сливок, что ему и не снилась. Я сама куплю себе огромный букет белых роз на половину зарплаты, - что все его цветы рядом с этим букетом? Я сама доберусь до дома с пересадкой на трёх трамваях ради двух минут триумфа - пройти с гордо поднятой головой мимо его машины, и только снисходительно улыбнуться на его предложение тебя подвезти. Я встану в пять утра, чтобы два часа провести перед зеркалом, чтобы он никогда не догадался, что я работаю допоздна на двух работах. Я сама куплю себе машину с единственной целью, никогда ни о чём его не попросить. И с ещё одной целью - пройдя мимо десятков окон, витрин, прохожих, открыть (ну, конечно!) красную водительскую дверь, сесть на край сиденья, на секунду задержав ножку на тротурае (да, у меня каблуки не меньше 10 сантиметров!), включить музыку (да, этого хита нет ещё ни в одном сборнике!), закрыть дверь, уткнуться лбом в руль и разреветься... Разреветься по-настоящему, как ревёт только сильная женщина - подняв вверх голову и широко открыв глаза, чтобы безупречный макияж на растёкся по щекам мокрыми четырьмя дорожками.
И потом я сама рожу ребёнка. В самом начале на какой-то момент я захочу его удержать, но потом отпущу, как всегда пожав плечами и сказав подругам: мужчина, который думает, что есть кто-то лучше меня - явно дурак, а зачем мне нужен дурак? В самом начале я, наверное, даже буду скучать по нему и вспоминать, как вот здесь он стоял, вот здесь висела его рубашка, вот так он курил. Но потом и это пройдёт, и останется только одно: я сама буду мамой.
Перед первыми родами, когда мне станет страшно, я до отчаянья захочу вцепиться в его сильную руку (как когда-то в широкий мамин подол), и, наверное, это единственный момент в жизни, когда он будет мне по-настоящему нужен. И ещё это единственный момент в жизни, когда рядом его не окажется. И, пережив без него эту боль, я уже легко переживу без него любую.
Я сама буду каждую ночь вставать к крохотному человечку, поднимать его из кроватки, носить кругами по комнате. Я сама буду петь колыбельные и рассказывать сказки. Я сама буду ходить по больницам и стоять в очередях в магазинах. Я сама буду зимой выносить на руках - необъятный конверт из пухового одеяла и коляску-трансформер. Я сама буду раскладывать в ровные кучки деньги на памперсы и пюрешки. Я сама буду набирать ночами рефераты и дипломные работы, чтобы в выходные повести сына в парк и до головокружения катать его на аттракционах. Я сама буду с улыбкой смотреть, как по утрам сын уплетает кашу с котлетой и заваривать себе кофе покрепче. Я сама, - и мне никогда не придёт в голову мысль, что есть другие семьи, где папы зарабатывают деньги, где папы встают ночами к кроваткам, где папы ходят по больницам и магазинам, давая жёнам немного поспать. Мне никогда не придёт в голову эта мысль, потому что я никогда, под страхом немедленно расстрела всех окружающих, не дам ей прийти мне в голову. Потому что только одна эта мысль означает конец всем моим силам...
И потом сын вырастет, и пойдёт в детский сад, и ты снова выйдешь на работу или устроишься на новую. Мужчины будут провожить тебя взглядом и искать повод подойти к тебе в течение дня. Ты, конечно, будешь всё это замечать, и всё это не будет вызывать у тебя ничего кроме отвращения, ничего, кроме отчаянной горечи, которая поднимается в горле и заглушает всё вокруг: где он был, сильный, когда я с промокшими ногами ждала на остановке автобус, опаздывая в детский сад? где он был, сильный, когда я прижимала к груди горячую голову больного сына и боялась заснуть, и не услышать, как приедет "скорая помощь"? где он был, сильный, когда я отрывала взгляд от бесконечных цифр на мониторе и понимала, что уже утро, и шла варить кашу и заваривать кофе?
***
Ты узнала себя?
Ни одна слабая женщина не выдержит такого. И именно поэтому рядом с ней всегда появится мужчина, который всё это возьмёт на себя.
Ни одна сильная женщина, пережившая всё это, никогда не станет слабой. И всё повторится ещё миллион раз: рисунок на обоях, поправить воротник его пальто, посмотреть вверх и широко открыть глаза... И только я буду знать, как тебе хочется быть слабой - обычной, как все, беспомощной, капризной, легкомысленной, вспыльчивой, упрямой, непостоянной. И думать про новое платье, и выбирать новую машину по цвету, и собирать подружек в кафе, и отдавать на выходные сына бабушке/дедушке, и проводить четыре часа в болтовне с маникюрщицей...
Ну вот что нам с тобой теперь делать? Зажмуриться и шагнуть в эту новую жизнь как в пропасть? Попробовать хоть раз прийти на работу не накрашенной, позволить себе расплакаться при людях или, наоборот, впервые ему улыбнуться и разрешить довезти себя до дома? Подойти к нему и произнести в первый раз такие сложные слова: "Помоги мне", "Не уходи, останься"? Позволить себе стать слабой по-настоящему, без подстраховки, не играя, навсегда? Так, чтобы, если тебя никто не поймает, то ты упадёшь? Неужели у тебя, у меня, у Анжелики, у рыжей Наташки, не хватит сил на такую малость?..
Ведь если бы это случилось, какими бы счастливыми были вы оба! Ни одна обычная женщина никогда не сможет полюбить мужчину с такой силой и такой благодарностью, как полюит "та, что прежде была сильной"! Ни одна обычная женщина не сможет отдать так много, как с лёгостью отдаёт "та, что прежде была сильной". Ни одна обычная женщина не знает про мужчину того, что знает "та, что прежде была сильной". Ни одна не сможет понять и простить того, что будет естественным для "той, что прежде была сильной".
Ведь битая собака хорошо помнит палку, правда, родная? И битой собаке уже не нужно первосортное мясо, золотые ошейники и модные комбинезоны. Битой собаке нужна ладонь, в которую можно уткнуть мокрый нос.
Сильная рука.
Мамин подол.
И дело всего только за одним шагом. И не задавай себе больше вопросов, и не думай больше о том, что будет, и не думай, как падать, и не думай, что плачешь. И никогда, ни одну минуту не думай о том, сколько сил тебе будет нужно, чтобы после подняться. Помнишь, чёрная книжка Кортасара: "Позволить себе упасть с тем, чтобы когда-нибудь суметь подняться?" И это говорю тебе я - та, что не нашла в себе силы.