Игорь Царев. Память. Переводы с языка колокольцев

                «О Дон-Кихот, ты никуда не канул.
                Мы все страдаем болью ран твоих» (*)

Я встречался с ним всего несколько раз. Мне, меньше, чем многим, хорошо его знавшим, позволительно было приходить в скорбный Зал прощания, ходить среди поэтов с цветами, смотреть на них, изумленно непонимающих – как? почему? Вот же он – среди нас, во взглядах, в словах… Когда узнал о смерти – поверить не мог. Когда поверить пришлось – так скрутило, что не мог говорить.
 
Я был к Игорю на Вы. Ну не хватало у меня смелости тыкнуть. Так явно он возвышался над… над суетой, над глупостью (да-да, и моей тоже). И рост соответствовал и осанка, и что-то еще, надмирное, всепонимающее. Всё-таки, прав был Л.Гумилев, пассионарность не спрячешь, благородство не согнешь. Только неделю назад я узнал, что он и впрямь был знатного, княжеского рода.
 
Его тихая понимающая улыбка, всегда спокойный уверенный голос. Даже когда его доставали недалёкие тролли, он был также спокоен, вежлив и корректен. Но слова находил точные.
Когда выяснилось, что в Вечерних стихах волею судеб должны были оказаться весьма одиозные персонажи, я не выдержал, написал ему – «Игорь... неужели Вы будете в таком окружении?». На что он спокойно ответил: – «Если здоровье позволит, непременно пойду на эфир. Если добровольно самоустраняться, то "их" автоматически будет больше чем "нас". И помахал издалека копьём.
Вот в этом он – весь. Не я первый сравниваю его с Дон-Кихотом.
 
А здоровья – вот, не хватило. Сердце рвалось внутри, болело.
 
«А в мире правит суд неправый кто-то,
А правый плачет,  жребий свой кляня.
Земля не может жить без Дон-Кихота,
Как без воды, без хлеба и огня!» (*)
 
Вечная, светлая память.
 
 
        (*) К.Кулиев (Перевод Н. Гребнева)
 
 
 * * * * * * * * *
 
Вот. С трудом подобрал слова.
В рифму писать ничего не буду. Читайте Игоря.
Например, вот это:
 
    Переводчик
 
Перед небом я и босый, и голый...
Зря нелегкая часы торопила...
Сердце бьется, словно раненый голубь,
Залетевший умирать под стропила...
 
Ну, не вышло из меня капитана!
Обнесла судьба пенькой и штормами,
Не оставила других капиталов,
Кроме слов, что завалялись в кармане.
Вот и жарю их теперь каждый вечер,
Нанизав строкой, как мясо на шпажку.
Даже с чертом торговаться мне нечем –
На черта ему душа нараспашку?
Толмачом и переводчиком чая,
Задолжавшим и апрелю, и маю,
Полуночную свечу изучая,
Языки огня почти понимаю.
Остальное и не кажется важным.
Согреваясь свитерком ацетатным,
Я однажды стану вовсе бумажным
И рассыплюсь по земле поцитатно.
Дождь заплачет, разбиваясь о ставни,
Нарезая лунный лук в полукольца…
На полях ему на память оставлю
Переводы с языка колокольцев.