Дождь шевелит крыльями

Дождь шевелит крыльями,
будто сама душа смеётся.
Громоздкие водостоки,
иерихонскими  трубами,
тянутся-льются
к размытому вешнему устью,
где одинокий взгляд
заточен во времени
трёхмерной проекцией света.
Заплывший апрель
переминается
полураздетым
сумраком,
расщепляясь на ветер
и ветреность тротуаров.
Пространство, тающим облаком,
падает
в стекловидные лужи –
тихо, тихо,
будто шепчет в игольное ушко сам Бог;
и дождь, повсеместно,
резонирует
расстроенной арфой,
отпечатавшись небом
на грязных стёклах
троллейбусов.
Уместен восторг
уместна печаль,
и беспричинность метафоры;
к месту принять на веру
изумрудную меланхолию,
как душу
и промокшие ноги.
Однообразие перекуров;
бесформенное
притяжение многоэтажек;
окрест –
плеск ветвей,
влага воздушного поцелуя
в театральной паузе
между убогими
лавочками.
Всё так ненадёжно важно,
и так безнадёжно свято,
будто смеётся сам Бог
в горящем ручье заката,
сбросив пурпурный плащ
на головы вязов.