братья фандомное

Солнце обняло младенца, обласкав его с лба до пят - маленький принц, наследник, старший сын и любимый брат - в локонах рожь колосится, в глазах - небесная синь, в сердце - гори свято пламя, и никогда не остынь!

Мальчик смеется звонко, пробегая залами Чертога - и каждый встречный ликует, улыбаясь и славя бога.


Черная тень кружится, опускаясь на колыбель - дикое, чуждое - кто это? То ли мальчик, а то ли зверь. Пальцы дрожат прикоснуться: такой кроха - и столько страдания. Кто ты и кем ты создан, обреченный на погибание?

Мальчик надрывно плачет, слезы льются из глаз-рубинов - под покровом ночи упрятан, чтоб никто его не увидел.


***

Сильный и смелый - каждый встречный о том вам скажет - нет того, кто бы был, чем он выше, статнее, краше. Твердой походкой входит в зал, где его ждет трон, крепкой рукой держит молот - власть и сила, он с ней рожден.

Каждый хвалить не устанет: будет добрым царем наследник - и как кудри его светлы, так правление будет светлым.


Боязливо и осторожно он ступает под своды зала - принц испуган, как бы обратное остальное всем ни казалось; пусть упрямо вздернута шея, пусть спина - прямая осина, он старается быть сильнее - или просто казаться сильным.

Но сгибает узкие плечи непосильно тяжелая ноша - не любимый никем, как бы сильно ни пытался он стать хорошим.


***

Рад ли брат, что сквозь прищур смотрит, горд ли мной, кто надел корону?

Царь кивком ему указует, чтобы младший поднялся к трону. Тот под стрелами сотен взглядов, опуская лицо все ниже, на подъем, что подводит к брату - как по самому краю крыши.

Старший хмурится, старший сердится - разве, брат, ты не крови царственной? Так ступай сюда гордо, смело - ты достоин, как я, здесь царствовать.


То ли шутка, то ли насмешка - я уже растоптан, так - хватит.

Младший гнет покорную шею и к царю идет, как на распятье. Унижаться всю жизнь - и дальше, сколько богу отмерено времени? Сколько длиться, не прекращаться будет тяжкое это бремя?

Младший зубы сжимает намертво, чтоб ни стон и ни оскорбление - поднимается, встает рядом, коль на то было брата веление.

***

Пышный праздник, и мед ручьями - по усами, бородам - без края. Веселится богатый, бедный - каждый светлое царство славит. Но невесел сидит, горюет громовержец - а в чем печали? Младший брат оказался предателем, и его наказанью предали.

Сердце колется, душа стынет - как же кровь да на кровь - озлобилась? И не дрогнула ведь рука, что в грудину всадила ножище.

То ли шутка, то ли насмешка - разве брат так враждует с братом?

Царь спускается в подземелья разузнать, в чем он виноватый.


Смрадный запах и тусклый факел - холод в ноги и в хилую грудь. Он не жалуется, не просит - только молит: теплее б чуть-чуть, но беззвучно - здесь каждый счастлив камень бросить за то, что предал.

А о том, как на самом деле, только Один, да он сам ведают.

То ли шутка, то ли насмешка - отогреть от боли и стужи, чтобы вырос спасенный ребенок - и узнал, что бывает хуже.


***

То не злость во мне говорит – любовь, отвечай тепереча, брат, отчего так недобр ко мне, отчего я тебе виноват? Раны зажили - как на псе, кожа прочная аки панцирь, только сердце болит поныне - как ему теперь исцеляться?

Кудри светлые - пряди темные, изумрудно-небесный взгляд. Брат, ты видишь, что мы - не братья? Брат, ты знаешь, ты мне не брат.

Братья, братство - слова пустые, не звенит в сердце крови струна. Я - чужак, обреченный ребенок, сын врага - и твой кровный враг.

Унесенный из плена холода, чтобы в холод иной попасть - без любви, без малейшей ласки, потому что в чужую масть - так я жил и давился чувствами, обреченными на растрату. Слышал "сын", обращенное не ко мне... Кто б сказал мне, какую плату мне платить за любовь - я бы отдал все, а теперь знаю, что пустое. Лучше б плач того зверя, а то ли ребенка не расслышали в ветра вое. Никогда б не познал я того, что прожил, - проклиная, завидуя, жаждя.

Если понял меня, то теперь осознаешь - так на брата пошел бы каждый.


Старший хмурится, смотрит - в глазах слеза, сердце в мелкие клочья рвется.

Солнце тухнет в груди, где жило всегда, исчезает из взгляда солнце.

Неродной, нелюбимый - да как же так, разве я был с тобой жестоким? Я люблю тебя и любил тебя, как родного - не дело в крови. Если б знал эту тайну, я б сделал все - и любил тебя втрое больше, чтобы боль от удара такой вот правды не мучила тебя дольше.

На колени становится светлый царь, слезы льются из глаз ручьями: как молить мне тебя о прощении, а? За такое ведь не прощают.

Младший смотрит неверяще – как не знал, неужели не претворялся? Пальцы – в дрожь, вспоминающие металл, что в братскую грудь вонзался, нервно, стыдно касаются чужих плеч, сотрясающихся в рыданиях – это слишком нелепо, вот так, вот здесь – слишком горькое осознание.

Не виновны дети в грехах отцов, в нелюбви неродной матери – не ответственен брат за судьбу твою и лежащее на ней проклятие.

Пусть чужая кровь – принимал ее и любил, как свою, без разницы.

Осознание больно ложится в ум – солью по белым щекам катится.

Старший смотрит, молчит – от стыда без слов, младший слов обрести не может.

Те слова, что в обиде произносил, ты поверишь – они были ложью!.. Пусть судьбу не изменишь, и я обречен в заточении сидеть годы, за вот эти слова, за твою любовь я спокойно лишусь свободы, просто зная о том, что ты мне не лгал, что ценил меня, как родного.

Старший ласково гладит по голове и за плечи ведет к порогу.

Я был зол, я был в гневе на твой удар, я не ведал твоей причины, а теперь – ты прощен, а теперь – ты простил.

И держи-ка ровнее спину – не к лицу царской крови ее сгибать, опуская лицо от взглядов.

Царь вступает на трон, царь ведет за собой не предателя – только брата.


Молча асы встают, опуская лицо, шепот птицей вьется по кругу... – и с веселием пьют за здоровье царя и того, кто по правую руку.


Старший хмурится, видя, как бледен стоит младший, молит богов чуть слышно –

и с улыбкой хватает за подбородок,

поднимая его повыше.