брежнев

она придвинула к дидо, как любил он сам себя называть, стакан рябиновки.
-пей ,дидо, пей!
-
его старческие мудрые светящиеся от радости глаза долго смотрели на племянницу.
Любил он малоросские словечки- коверкающие слова на всякий манер.
сигарета- сигартон, дочь- доча, свинья- хрющка.

-что же ты это всё, поешь?
-пою, дидо.

великий брежнев поднес красную рюмку ко рту ,и , остановив руку чуть в отдалении , затаив дыхание, грузным корпусом
двинулся ей на встречу. Кресло-качалка тревожно поскрипывала.
Великий Брежнев дотронулся высохшими мясистыми губами до края рюмки, запрокинул голову. теплая сладкая
настойка медленно втекла в рот.
в груди потеплело. он уже без всякого участия посмотрел на сидевшую подле себя внучку, и чему-то волнуясь,
побежал взглядом дальше, по темным деревянным углам дачи номер 1, по ярко освещенной утренним солнцем
скатерти с блестящими на солнце крошками, по спрятавшейся за ножкой стола банке соленых огурцов,
найденной внучей в чулане. Жестяная банка была открыта за завтраком, крышка лежала на горлышке, выпуская приятный
запах соленых огурчиков, чуть кисловатый и будто бы прохладный.
Так думал великий брежнев.

-Верка, налей ещё!
и снова старая рука, напрягшись двинулась к лицу и так же как и в прошлый раз ,замерев, стала нетерпеливо ждать пока
губы не остановились на сладком стекле рюмки. Он выпил.
Боль в голове прошла.
Глубоко вздохнув, он ощутил как спиртовые пары ласково его бронхи, он кашлянул, взглотнул, посмотрел по сторонам.
Внуча куда-то пропала.
Он нащупал пальцем ноги без носка кнопку РЕК на новеньком рижском диктофоне, раздался щелчок и беконечное
шелестение пленки.
так прошло пару минут.
цирковое училище, -сказал великий брежнев, и снова замолчал.
Прошщло еще минуты полторы.
крошки больше не светились, солнце ушло за облака.
Цирковое училище, -раздалось снова,- было основано при царе Горохе.
Так говорили гимназисты и я.
Я туда поступил с благословения своего отца.
реябата курили сигартоны и шастали к марфушам.
Я тоже курил сигартоны и бычки. К марфушам я не ходил, а поднимался на гору за училищем и там уже
расправлял свою гармонь и начинал двигать меха. Наступал вечер. Наступала ночь. Я возвращался в комнату,
ребята ужеспали. В темноте я любил смотреть как дым от потрескивающего сигартона окутавает меня словно египетскую
мумию, как дымок расстилается по комнате. Я представлял что спящие ребята- заснувшие жрецы, спокойно
спящие при мертвом фараоне. Они его крепко стянули бинтами, смазанными глиной, пересмеиваясь
болтали о марфушах и теперь спят. но испарения фараона...никто не проснется утром. я засыпал.
по утру я просыпался, болела жопа, геморой.