Два друга рассказ деда

По извилистой просёлочной дороге
Катит одинокая повозка.
Лошадёнка чуть волоча ноги,
Тащит "домовину" до погоста.

За телегой только ветер вьётся,
Поднимая злые вихри пыли,
Тень её в бесовской пляске бьётся,
Птахи смолкли, звери приуныли.

Дед на козлах лбищем в такт кивает,
Как бы соглашаясь с происшедшим:
Жил да помер, вот ведь как бывает.
И земля сомкнется за ушедшим.

Вдруг на яме тарантас мотнулся,
Чуть не стукнув деда о скамейку,
Тот глаза открыл, ругнулся,
Раскурив по новой "лобогрейку".

Вот, Васятка, щас тебя положим -
Он продолжил разговор с покойным -
Не волнуйся, дьяк зарыть поможет.
Уж, помянем мы тебя достойно!

Слышь, Васятка, помнишь, как в тридцатом -
Загыгыкал дед, беззубо скалясь,
Посылал мене ты к Глашке сватом?
Да куды тебе такая краля!

К ней приказчик сам торил дорожку,
Дикалонов пёр, других презентов,
Папиросы дул, не козью ножку.
Где тебе до тех антиллигентов?

В сапогах гулял, а не в онучах –
Вспомни цепь в его брегете. То-то.
Не в рядне линялом да вонючем.
Ох, и вспоминать-то неохота.

Ну и что, что тощ и слаб был духом,
Но зато в каком кюстюме сером!
И совсем не беден был, по слухам.
В общем, был завидным кавалером.

Помнишь, Вась, на святки в Кистенёвку
Кулаки тачать с тобой ходили?..
Сроду не забуду Забугровку -
Знатно по сусалам получили.

А в парнях хорош ты был и статен –
Девки по кудрям с ума сходили.
Кабы тебе, дурню, чучки знати,
То и родовитые любили.

Только был слушок про твои шашни
С нашей барыней. Да разве ты расскажешь?
Вон, под клёном, что стоит у пашни,
На погосте с тайной своей ляжешь.

Сказывают, барин был бездетный,
Кажный год лечиться уезжает...
Ну а тут, в один денёк приметный,
Барыня красавицу рожает.

С синими, огромными глазами,
Здорова, о трёх вершках, не ниже,
С русыми, пшеничными кудрями. 
Васька, помнишь, барин-то был рыжий.

Манька тебя вовремя скрутила:
Ужо хватит по ночам блудится!
Вот и вышло – главный заводила
Обещал на ладушке жениться.

Свадьба дюже справная была –
Две недели пили три села,
Пели, ели, дрались–веселились
Да всем скопом на чету дивились.

Барчуки хоть были за границей,
Но народ порядком удивили:
К свадьбе скакуна, что та жар-птица,
Молодым на счастье подарили...

Дед вздохнул, кисет достал неспешно,
Самокрутку ловко смастерил:
«Вот ведь, так всегда оно, конечно...»
Слезы вытер, сплюнул, закурил.

«Удались, ей-богу, Пётр и Павел,
Князь наш умный, быстренько смекнул –
В заграницу, за умом их сплавил,
Детушек из дома умыкнул».

Как пласталась бедная Машутка!
Сколько слёз у окон пролила!
От разлуки этой не на шутку
В третьем годе, бедная, слегла.

Так и не оправилась, родная,
Да и ты, Васятка, остарел.
То ли радость, то ль печаль, не знаю,
Что детЯм твоим такой удел.

Были слухи: высоко взлетели
Двое раскудрявых молодцов,
В офицерах при дворе осели,
Но беда – забыли отчий кров.

Вот и жили мы с тобой, сироты,
Одиноким шибко тяжело.
Не винись, Васятка, что ты, что ты?
Жить бы, жить нам, всем чертям назло.

Да кто нонче жизню эту знает?
Одновым почёты да прирост,
А другой – тот сызмальства страдает,
Так и не поживши - на погост.

На кого, дружок, меня оставил?
Ты примай Васятку, мать-земля.
Пред тобой он сроду не лукавил,
Так прими, прими его любя.

Вот и я не долго задержуся,
Что-то этот свет ужо не мил.
За тебя, дружок мой, в прах напьюся -
Тризну сам Господь благословил!