Дед. Рассказ

Дед


Алексей Ковешников


Посвящаю моему деду, Ковешникову Михаилу Ивановичу

Предисловие
(от героя книги)

     Скажите, как часто вы задумываетесь о людях? Об их поведении, действиях, манерах и даже внешнем виде. Задавали ли вы себе вопрос, почему они именно такие, почему воспитаны так, а не иначе? Чему вы ежедневно учитесь у них, а они у вас. Или же наоборот: учиться вам друг у друга совершенно нечему. У вас, как и у меня, наверное, достаточно людей вокруг, с которыми не хочется даже видеться. Совершенно точно, есть и такие, которых хочется приковать к себе стальными обручами  и не отпускать никогда. Признайтесь, вы задумывались.
     Очень часто вы недовольно смотрите на того или иного человека с мыслью: «Ну как же такое возможно? Этого человека хотя бы чему – нибудь учили?»  А бывает и так: смотришь на человека со стороны, и вполне доволен им.  Доволен и все,  нет никаких определенных мыслей на его счет, просто устраивает тебя и все тут.  Да, было бы очень хорошо, если бы каждый, вот так просто, не задумываясь, услышал мысль в своей голове: «Он хороший, а вот эта девушка нет, а вот те… о них и говорить не следует». Такой вот датчик. Но нет, не предусмотрен. Поэтому и приходиться всю свою жизнь самим разбираться, кто есть кто, а кого и вовсе нет. Каждый умеет это делать, кто лучше, кто хуже. Но каждый, непременно думает, что уж он то, точно понимает в людях. Очень толково разбирается, и в случае – чего может даже кое – что посоветовать. Много ли у вас таких знакомых? Думаю много.
Я знал только одного человека, который действительно понимал все то, что происходит вокруг. Разбирался в окружающих его людях, или же был очень близок к этому. Очень уж просто у него это выходило. С этого момента я и расскажу то, что прочно усело в моей голове. То, чему я готов поклониться.









                Алеш, добрые люди – самые сильные…
                М.И. Ковешников


                Глава 1

     Солнце уже встало и его лучи теплым желтым светом заливали мою комнату.  Вместе с  солнцем проснулись и птицы, привычные их голоса затрикатали полным и сочным созвучием.  Последовательность  их выступлений была точно известна, но иногда слышалось и новое пение, будто некая синичка, впервые, аккуратно и настороженно  проголосила и быстро улетела, чтобы никто ее не заметил.  Теплая постель так мягко и нежно окутывала меня, что расставаться с нею совсем не хотелось.  Чистое белое белье, подушка, вкусно пахнущая чистым пером – все это держало меня в своих объятиях очень крепко. Я лежал на животе, а руки мои смирно лежали «по швам». Свежий воздух влетал в окно оторванными частями легкого утреннего ветра. Вместе с собою он приносил все запахи, которые были во дворе. Как же ясно они отпечатались в моей голове. Как же бодро я начинал себя чувствовать, уже при первом дуновении.  Я мог нюхать их вечно.  Какое же это было счастье: утром, лежа в кровати, мне маленькому мальчику не нужно ничего делать, только лишь лежать и нюхать все запахи, все самые лучшие запахи цветов, трав, сена и дерева. Этим я и был занят. Я окончательно проснулся и нос мой так и обрабатывал огромные порции воздуха. Небольшая комната, в которой были только лишь сундук, кровать да старый деревянный стол собирала для меня все эти запахи. Однако, блаженство мое продлилось недолго. – «Жорка! Встал?» Я томно и протяжно выдохнул: «Вста-ал», тихо добавил: «Почти».
- Вставай соколик, все утро проспишь! - в другой комнате послышался стук сапог о пол.
- Встаю, дед, встаю, - я засунул голову под подушку, и глубже выдыхая, стал громче дышать. Сапоги застучали ближе и уже совсем рядом с кроватью стукнули два тяжелых каблука.
- Георгий, ты весь день спать собрался?
- А хоть бы и весь день! Но ведь ты же не дашь мне и минуты больше! - добрым и звонким голосом проговорил я в кровать.
- И то верно, нечего всю жизнь просыпать. Вставай я молока принес, - дед снова вернулся в прихожую и стал раздеваться.
Дед знал, чем меня купить.  С самого раннего детства он приучил меня к этому напитку.  И каждое утро, абсолютно каждое я пил молоко.
- Не хочу! - засмеялся я, уткнувшись лицом в подушку.
- Вставай тебе говорят! - снимая сапоги, сказал дед.
- Не хочу, не хочу, не хочу! - резко вскочив и сев на кровати, заголосил я. Улыбка не сходила с моего лица.
- Ну, тогда и булки я один есть буду. А лучше того Маше скормлю. – Маш, хочешь булку, - дед шутливо обратился к кошке и, наклонясь, коснулся пальцем ее носа. В ответ на это кошка мяукнула и лениво потянулась к руке.
-Встаю-ю-ю! - закричал я. – А Маше не давай, хорошо, деда? - выжидающе спросил я.
- Хорошо. Но, если будешь долго возиться – все до одной отдам. Улыбающиеся глаза деда покрыли морщинки.
Я заправил кровать тяжелым, туговязанным коричневым пледом. Заправил ее так, как это может сделать восьмилетний мальчик. Резво надел самошитое трико и майку. Немного вздрогнув, направился умываться. Холодная вода взбодрила меня, обжигая лицо. Я докрасна, растер полотенцем мокрое лицо и повесил его обратно на старенький пожелтевший крючок. Я был намного ниже уровня крючка, поэтому дед  сделал для меня еще один. Но я всегда норовил закинуть полотенце выше. Вот и сейчас у меня это получилось. Я побежал в кухню. Кухня наша была совсем не большой. На ней было всего несколько вещей: стол, двухъярусный шкаф, раковина, старенький холодильник и  два табурета, которые были сделаны дедом. Крепким, тяжелым монолитом ложились они мне в руки.  Я запрыгнул на стул и выжидающе посмотрел на деда.  Из серого бидона наливал он белое, блестящее молоко в круглые деревянные кружки. Я сложил руки на стол вместе с локтями. Он был мне великоват: крышка его упиралась мне прямо в грудь. Налив молоко в кружки, дед подвинул одну мне. Обхватив ее обеими руками, я долго, вкусно причмокивая, цедил из нее, не отрывая ото рта. Поставив на стол, я растекся в улыбке и  глубоко дыша, сказал: «Деда, давай еще!» - Еще, так еще, - дед заглянул мне в глаза. – А Машу угостим, теленочек? - дед одобрительно качнул головой в сторону кошки. – Дадим. Только булки ей не давай! Она их не ест. – Как же не ест? Вот ты сейчас не будешь, я все и скормлю ей! Я схватил мягкую, пышную булку и надкусил ее. В нос ударил запах яблок. Как же вкусно пахло. Теплым, яблочным паром веяло от булок. Плетеные и мешковатые их формы держали в себе нарезку из желтых яблок. На лице деда от улыбки снова появились морщинки.
- Ну вот. И Маше не достанется.
Я улыбнулся набитым ртом. – Дед, налей ей молока! Она тоже хочет.
Дед встал и повернулся к двухъярусному шкафу. Взял тоненькое блюдце, то, из которого с давних пор кормили кошку. Поставил на пол и потянулся за бидоном. – Машенька, иди молочка попей, иди хорошая. Кошка, замурчав, побежала к знакомому месту. Подобрав лапки, стала лакать с привычным звуком. Дед поставил бидон и сел, повернувшись к кошке.
- И ей вкусно, - сложив руки на коленях, сказал дед.
- И мне вкусно! А тебе вкусно, деда?
- А как же, конечно! - кружка деда была уже пуста.
Я доедал булку. Пекли их очень большими. Действительно большими и пухлыми. Пальцем я зацепил яблоко и крикнул: «Маша! На яблоко». Кошка оторвалась от чашки, посмотрела приуженными глазами и снова принялась за молоко. – Как хочешь! - я облизнул палец. – А кошки яблоки едят? - обратился я к деду.
- Едят.
- А картошку?
- И картошку едят.
- И огурцы едят?
- И даже огурцы, представляешь? - дед, надкусывая булку, посмотрел на меня.
- А почему тогда Маша не стала есть?
- А ведь молочко вкуснее, а Жорка?
- Вкуснее, деда! - улыбнулся я глазами. - А вот я все ем! Все – все!
-А вот тут ты молодец!
- И ты молодец!
Дед засмеялся.
Так легко и светло начиналось каждое утро. В течение завтрака дед говорил мне о предстоящих делах, о том, чем мы будем заниматься этим днем. Сегодня мы пойдем в баню. Вечером, почти перед сном. А до бани будет целый день и для меня он куда длиннее, чем для деда. Сколько же времени успевало пробежать за эти несколько часов. Для меня это было огромное расстояние: от завтрака с молоком до вечернего чая и сна. Целая жизнь, целая история каждый день.
Прошлый поход в баню мне запомнился очень хорошо. Потому – что был он для меня не самым лучшим. Как и много раз до этого, мы с дедом собрались париться. Хорошо, с большими березовыми вениками, которые накрывали меня почти полностью, когда дед парил меня, мы совершали наш маленький обряд.  В парилку я заходил особым способом: перед самой дверью я прекращал дышать носом. Я точно знал, что пар горячий и плотный, обожжет мне нос, что несколько раз и случалось. Короткими и быстрыми шагами я забежал, словно мышь в норку, в парилку и забрался на полог. Я всегда пытался сесть в самый низ, так как там совершенно не было пара. Но дед всегда поднимал меня и, садил рядом с собой. На некоторое время он разрешал мне спускаться вниз, чтобы подышать. Делал я это довольно часто. Я представлял, что я солдат и я, во что бы то ни стало должен добраться до верха и сидеть там. Быстро, опираясь руками о пол, я набирал свежего воздуха и возвращался к деду. Он следил за мной, и горячие капли скатывались по его улыбающимся щекам. Мы долго сидели, дед лил воду на каменку,  и белый пар резко вырывался наружу. Он был против меня  - солдата. И мне непременно нужно было поджать ноги, чтобы он не касался меня. Затем дед хорошо, но аккуратно парил меня. Я ложился и в два прихлопа был покрыт листьями. И снова я был солдатом, которого пытают. Но я должен был терпеть и держать тайну не выданной. Вот и в прошлый раз я лежал, прикрыв лицо руками так, что одна часть ладони касалась лица, а другая полога. Тут же я сочинял тайну, не совсем ясную даже мне, но имеющую очень конкретную цель: ее никто не должен узнать. Веник ходил по мне, обдавая жаром и оставляя листья на спине. Было очень душно и жарко, но тайна должна быть сохранена. Неожиданно в голове что – то загудело, и все вокруг стало верх дном. Руки мои ослабли, и я ткнулся лицом в деревянный полог. – Деда, мне плохо, - еле заметно сказал я. – Что такое? - дед согнулся и приподнял меня. Я молчал.
Я очнулся возле бани. Лежа на широкой лавке, я смотрел вверх. – Слава Богу, - сказал дед, глубоко дыша. – Как чувствуешь себя, Жорка?
- Хорошо, а что случилось?
- Поджарил я тебя чуток, - глаза деда бегали, а рот изобразил, что – то подобное улыбке. - Перепарил, соколик мой.
- А я не выдал тайну, деда?
- Какую тайну? - искренне удивился дед.
- Не выдал, - улыбнулся я.
- Жора, какую тайну, - повторил дед.
- Не переживай деда, я просто солдат и должен хранить  тайну. Я терпел – терпел, а потом голова начала кружиться.
- Ах, ты ж какой, - покачал головой дед. - И какую же тайну?
- А ты не скажешь никому?
-Не скажу, - скрывая улыбку, ответил дед.
- Честно? - приподнялся я на локтях.
- Честное слово.
- Я должен был молчать и, чтобы немцы не узнали, как называется наша деревня. У меня много тайн. Я ни одну не сказал. Правда деда, ни одну.
- Партизан ты мой маленький, - засмеялся дед. – Я испугался очень, а только вынес тебя, положил на лавку, ты и глаза открыл. А у тебя оказывается тайна, вот какое дело, - дед улыбнулся. - Не нужно так делать. Если тебе становится плохо, сразу же говори, ясно?
- Да.
Дед взял меня на руки, обернул полотенцем и понес в дом. Пестрые и огненно рыжие курицы побежали из под ног.

Мы доели и встали из-за стола. Кошка, долокав молоко, сидела и вылизывала лапы, глаза ее были туманны и сыты.  Я побежал в комнату, чтобы скорее одеться и встретить день на улице. Уже по пути в комнату я громко крикнул: «Спасибо, деда». – На здоровье! - дед провел пальцем по губам, вытирая капли молока. Я быстро и легко оделся. Белая легкая майка, маленькое аккуратное трико и тряпичная кепка - вот что представляло мой ежедневный комплект. Выйдя на улицу, я увидел перед собой белую курицу. Вытягивая подбородок, посмотрел на свою майку, чтобы сравнить цвет. Майка оказалась белее. Согнувшись, стал подкрадываться к курице. Приговаривая, вытянул руки вперед: «Иди – иди- иди». Курица, вытянув шею, побежала  от меня. Тогда и я, громко заголосив, побежал за ней: «Иди – иди – иди!». Курица, кокая, забежала на дрова рядом с поленницей и в страхе начала метаться. – Ага, попалась! – Иди сюда! - заливисто смеясь, крикнул я ей. Распушенная курица, прыгнув в сторону, убежала за сарай. Дед вышел на улицу.
- Снова гоняешь? - подворачивая рукава, сказал он.
- Гоняю! - весело ответил я.
- Что же с тобой делать, хулиган?
- Поймаю и отпущу, и все тут! Я ее есть не буду, правда, деда. Только поймаю.
- Вот клюнет она тебя, будешь знать. Но раз собрался охотиться, так охоться. Дед посмотрел по сторонам. – Хочешь, подскажу тебе, а Жорка.
- Что?
- Как курицу поймать.
- А ты знаешь?
- Знаю, - качнул  головой дед.
- А как?
- Очень даже просто.
Дед рассказал мне простой и незатейливый способ, который я тут же и использовал. Я взял старую, завалявшуюся коробку – ящик из под молока.  Выточив небольшую палочку, я привязал к ней бельевую веревку. Взяв дома горсть пшена, я положил его аккуратной горкой во дворе. Над ней, одним краем, державшаяся на палочке, уже стояла коробка. Курицу я нашел довольно быстро и пригнал ее к нужному мне месту. Затем, я отошел на несколько метров и стал ждать. За мной наблюдал дед. Сосредоточившись, с улыбкой он следил за всеми моими действиями. – Жор, ты ведь охотишься, придется ложиться. Я беспрекословно лег. Взгляд мой был только на курице. Я замер. Даже дыхание мое притаилось где – то внутри меня. Трава щекотала лицо. Курица ходила рядом. Черные глаза ее, пуговицами блестели на белой головке. Важно вышагивая, она ходила совсем рядом с коробкой. Я выжидающе смотрел. Курица заметила зерно и тихо, будто слепая, стала подходить к нему. Я забыл обо всем, в голове было только то, что я видел сейчас. Вдруг курица отошла от коробки, словно обо всем узнала. Я посмотрел на деда. Он, шевеля губами, закивал. Я понял: нужно немного подождать. Курица, походив вокруг, снова стала намечать зерно. И вот, тихонько, украдкой она заклевала. Я дернул за веревку.  Коробка, хлопнув курицу, скрыла ее под собой. – Деда, пойма-ал! - заголосил я. – Ты видел? Видел, деда? – Видел, - улыбался дед. – Молодец. Радость переполняла меня. Я выжидающе смотрел на коробку.
- Ну? Охотник, годится? - спросил меня дед.
- Годится, - довольно ответил я.
- Ну, раз поймал, так теперь выпускай  ее. Пусть себе бежит.
Я подошел к коробке, опустился на колени и, практически, прижался головой к земле. Тихо, аккуратно поднимая коробку, я заглядывал под нее. Показались лапы. Смирно и неподвижно стояли они. Поднимая выше, я, наконец, увидел всю курицу. К моему удивлению, она была спокойна и никакого волнения не выдавала.
–Не боится? - спросил дед.
– Нет, - удивленно ответил я.
– Вот и ты никогда и никого не бойся.
- А я и не боюсь. Только Сергеича немножко.
- Ну, Сергеича тоже бояться не стоит. Дед широко улыбнулся. Он знал, почему я боялся. Сергеич был нашим соседом и другом. Другом он был, конечно, деду, а вот меня частенько пугал. Огороды наши были разделены забором и он всегда, пользуясь случаем, подшучивал надо мной. Громкое кудахтанье у меня за спиной, кваканье, собачий лай, неестественное мяуканье – далеко не все, что изображал и пародировал Сергеич. Громко, отчетливо и самое главное неожиданно, пугал он меня. Один случай мне запомнился особенно хорошо. Было это совсем недавно. Я стоял в кустах малины, с головой укрытый ими и ел ягоду. Было тихо и тепло, по вечернему тепло. Вдруг раздался звук подобный хрусту палки. Я обернулся, но ничего, кроме пышных кустов не увидел. Отвернувшись, я снова принялся за ягоду. В тот самый момент, когда рот мой пережевывал, казалось, самую вкусную малину из той, что я съел за весь вечер, за спиной раздалось такое лошадиное ржание, что я в прямом смысле слова, выпрыгнул из ботинок. Бежав оттуда с, как мне казалось, невероятной скоростью, я слышал хрипловатый смех за спиной. Но ведь лошади не умеют смеяться – подумал я. Забежав на крыльцо, я спрятался за перила и тихонько выглянул. Над кустами малины стоял Сергеич.  Руки его были, что называется в брюки. Он тихо посмеивался.
- Егорий (он называл меня именно так), ты чего? - улыбался Сергеич.
Я молчал.
- Испужался что – ли?
- А вы бы не испугались? - раздраженно ответил я.
- А вот я лошадей не боюсь, - довольно ответил Сергеич.
- Я тоже не боюсь.
- А чего же ты убежал? Да как убежал, - снова засмеялся он.
- А зачем вы пугаете?
- А кто ж знал, что ты такой пужливый, Егорий!
- Я не пужливый! И надо говорить не пужливый, а пугливый, - громко ответил я и зашел в дом.
Деду я, конечно все рассказал. На что он улыбнулся и на следующий день, между делом, поговорил с Сергеичем. Разговор был, конечно, шутейный и можно сказать родственный, но странные звуки стали звучать за моей спиной реже.
- Деда, а она все съела, – удивился я.
- А что же ей было делать? Только кушать и оставалось.
- Ну да. А быстро я ее, да? Раз и все. И даже не бегал.
- Быстро, Жорка.
С чувством выполненного долга я встал и унес коробку. Курица, которая, казалось, совершенно ничего не заметила, степенно зашагала по двору.
- Ну, охотник, идем? Нас, наверное, заждались уже.
- Куда?
- Как куда, я ведь говорил тебе вчера. Эх ты, офицер будущий, память то девичья!  - дед потрепал меня за чуб.
- Я смотрел перед собой и гонял мысли в голове. Но как бы сильно я не старался, ничего определенного не вспомнил.  – Не помню, деда.
- Доложить по форме! – улыбнулся дед.
- О-ой! – лениво и довольно выдохнул я. – Товарищ дедушка, забыл, виноват! Разрешите исправиться?
- Разрешаю!
- Я начал теребить лоб, приговаривая: «Помни – помни, голова! Помни – помни, голова!» - Ну не помню я, деда!
Дед смеялся. Уж очень ему нравилось, как я делал это! – Дом будем строить, Жор.
-А-а, точно! Дом! Дом, деда! А я сразу помнил! – засмеялся я.
- Да уж, помнил!
Я смеялся.
- Будем помогать? - спросил дед.
- А большой?
- Ну-у, наверное большой.
- И будку будем строить?
- Конечено.
- Тогда будем! – довольно ответил я.
- Доложи по форме! - выразительно сказал дед.
- Так точно, товарищ деда, будем! –  в слове «точно» я сделал сильное ударение на «о».
- Молодец!
Я резко махнул рукой под козырек и вытянулся.
- Суворов! - прокомментировал дед. – Пойдем, ждут нас.
Дед взял меня за руку, и мы пошли. Тихо, спокойно, совсем не торопясь шагал дед, а рядом семенил я. Радостный и гордый за себя, за деда и за нашу будущую работу. Я ярко и живо рисовал себе все то, что, как мне казалось, я легко буду делать.  Легко и хорошо. Мне даже казалось, что мне обязательно нужно закурить, как и многие взрослые. Я не то, чтобы привык видеть это, я всегда знал это: взрослые курят, взрослые мужики и деды. Мне казалось это даже немного нужным и красивым, когда в перерывах между работой все садились, доставали табак, сыпали его на газетные отрывки, слюнили и поджигали, втягивая щеки. Плотный белый дым вырывался изо рта и несколько минут кружил вокруг, пополняясь новым. Я спросил у деда: «Деда, а ты давно куришь?»
- Давно, а что?
- Просто. А сильно давно?
- Ну, - дед задумался, - лет с пятнадцати.
-Ого! - я прикинул, что ждать мне еще семь лет.
-А чего ты спрашиваешь, Жорка?
-А кто-нибудь раньше тебя курил? - в моем голосе была некоторая надежда.
-Были те, кто и раньше. А ты, что курить надумал? - без какого-либо упрека спросил дед.
- Я, я, - я не мог найти слов, - а ты же начал курить рано?
- Верно, начал, и всю жизнь курю. А знаешь, сколько здоровья за это отдал. К примеру, мог бы и не кашлять зимой, а бывает, ты ведь слышал.
- Да, а кашляют из-за этого?
- А как же иначе, почти только из-за этого и кашляют. А еще может очень плохо стать, когда закуришь. Голова болит, так и раскалывается, руки с ногами так и норовят отвалиться, – дед держал меня за руку, и смотрел перед собой.
- Так это же страшно, деда? И даже больно, наверное?
- Больно Жор, очень.
- А зачем же тогда курить?
- Жорка, будешь взрослым мужиком, седой уж и вдруг получиться закурить, тогда и ответишь себе.
- Седо-ой?!, - засмеялся я. - Это когда еще будет?
-Не скоро, совсем не скоро, – моя улыбка передалась деду, - но знаешь, не кури, пустое дело.
- Ладно, не буду, ты же сам говоришь, что руки хотят упасть.
- Ну да, упасть, - засмеялся дед.
Так мы и пошли дальше. Курить я уже точно не хотел. Но некоторая красота и даже может быть романтика этого процесса, все-таки интересовали меня. Мы шли по проселочной дороге. Пахло травой и теплым, согретым воздухом. По обе стороны от нас стояли дома. От Сергеича я узнал слово хибушка, так он называл все дома в округе. Мы проходили одни дома-хибушки, а на встречу нам приближались другие. Кое-где, согнувшись, работали люди, где – то натачивали косу. Собаки приветствовали нас: некоторые лаем, а некоторые дружно виляли хвостом. Я о чем-то задумался и просто шагал, ведомый дедом, изредка поглядывая себе под ноги. Так бы и шел я дальше, погрузившись в раздумья, но меня отвлек звук: чей-то голос. Мы пришли.


Глава 2

     - О-хох-хо, - засмеялся невысокий мужчина, - а вот и работяги. Здрастье-здрастье! - он широко улыбался, и поэтому было хорошо видно, что имеет он всего несколько зубов: мне показалось не более десяти. Он подошел к нам и поздоровался с дедом за руку, а затем протянул руку и мне. – Здорово живешь, Георгий?! - весело спросил он меня. – Хорошо, - сдержанно ответил я. – Хорошо – это плохо. Кричи в голос, что веселей тебя, никого и нет, пока молодой такой! - начал было серьезно, но, потом снова растянувшись в улыбке, сказал мужчина.
- Ну, хватит балагурить, - улыбаясь, сказал дед. - Иначе последние зубки со смехом выпадут.
- Не переживай, Иван Ильич, не выпадут, до сих пор не выпали и совсем не выпадут!
Дед улыбнулся. – Ну, а где же остальные, неужели мы первые пришли? И так уж солнце высоко.
- Во-первых, первым пришел я, а остальные, все за сараем. Инструмент сморют да воду пьют. Жарко уже.
- Ну пойдем.
- Пойдем.
Мы зашли за сарай. Кроме мужчины без зубов тут было еще три человека. Один из них стучал топорищем о землю. Другие стояли и курили. Я знал всех, кроме мужчины, который встретил нас. Два больших-больших человека, их называли кони. Они были близнецами и имели фамилию Конявские. Они были действительно большими, намного выше моего деда, а он был совсем не маленький. Третьим был Сергеич, он занимался топором. – Привет Егорий, - поздоровался он. – Здравствуйте. – Здоров Вань, - протянул он руку деду. Они крепко поздоровались. Затем дед поздоровался с Конявскими. Они и мне протянули руки. Со мной всегда здоровались за руку.
- Ну, готовы к труду? – улыбаясь, спросил дед.
- А чего ж не готовы, чай не в первый раз, - ответил Сергеич, проводя пальцем по лезвию топора.
Нам предстояло построить дом и, что больше всего меня радовало: предложенную мной будку. Я ощущал некую ответственность за нее, и даже руководство. Работы я не боялся, я помогал деду всегда. В огороде, в доме, везде. Везде где я мог что-то сделать. Что было мне по силам. Я узнал, что мужчину без зубов зовут Анатолий Лукьянович, но звали его Анатолий Лукич. Он был всех дел мастер и крайне веселый человек. В моей голове сразу же родилось новое отчество: Лукович, прежде имени Лука я не слышал. Это меня позабавило. Мужчины докурили, взяли инструмент и пошли. Я нес два молотка. У меня были свои голицы, маленькие и аккуратные. Мне казалось, они уравнивают меня с другими рабочими. Я был доволен. Мы вышли за сарай. Огромное количество бревен, несколько инструментов и мои голицы – я был счастлив. Честное слово, счастлив. Внутри меня все колыхало. Я был в предвкушении.
- Ну, братцы-кролики, слушай мою команду, - сказал дед, - строить нужно быстро, крепко и по-доброму, чтобы жить здесь было по душе. Работать будем до обеда. – А потом? - спросил Анатолий Лукич. – А потом обед, - иронично ответил дед. – А потом? - еще ироничнее спросил мужчина без зубов. – Снова работать. А что ты спрашиваешь? – Интересно мне, вот и интересуюсь, - улыбнулся мужчина. - Ну, тогда давай работу начинать, мужики! – Давайте!- крикнул я.
Мы пошли к бревнам. Дед провел рукой по дереву: хорошее, крепкое. Я положил молотки и пошел назад за гвоздями. Конявские несли пилы и мешки с чем-то тяжелым и железным. – Что это? - спросил я. – Чтобы строить, - монотонно ответил один из коней. Я не стал переспрашивать  и пошел дальше. Через час работа уже кипела. Стучали молотки, кололи топоры, звенели пилы. Кони вбивали что-то железное в бревна. Опилки желтым слоем закрывали землю вокруг бревен. Я был очень рад. Мне дали распилить небольшое бревнышко. Самому! Дед никогда не запрещал мне ничего в работе. Только просил меня быть аккуратнее. Я справился с бревном очень легко. Мы работали, разговаривали, периодически молчали. Сергеич и Анатолий Лукич пилили. Дед, топором работал с деревом.
- Товарищи строители, - весело хмурясь спросил Анатолий Лукич, - а не хотите ли узнать, через какую – такую жизнь я все зубы потерял?
- Ну чего ж, говори, - улыбнувшись, ответил Сергеич.
Анатолий Лукич с удовольствием начал. - Значит так, дело было еще молодое. Было мне годков двенадцать. Сколько тебе, Георгий? - обратился он ко мне. – Восемь, - ответил я. – Ну вот, еще и постарше тебя был. Ну, так вот, ходили мы с ребятками на лошадях кататься в поле. Люди выгонют их в поле, пастух их, значит, стережет-ездит. А мы, значит, хулиганим. Придем в поле, к лошадям подбежим тихонечко, а потом за гриву берешь и на нее запрыгиваешь и скачешь себе на здоровье. Недолго правда, то она, сволочь такая не бежит, все назад пятиться, то пастух тебя завидит и гонит плетью. И вот однажды, приходим мы в поле, а там лошадей: можно любую выбрать и даже две, вот сколько много. Значит, выбираю я конечно в яблоках лошадь… Сергеич, ты пилу ровнее держи, заслушался! Так вот, подхожу я к этой лошади, а она, стервь, даже ноздрей не шевелит, такая спокойная, навроде меня. Дышит только ровно да жует себе чего-то. Я ее за гриву и хочу запрыгнуть. И не успел я даже подумать, какой ногой мне от земли толкаться, эта лошадь как матанет башкой своей неумной. И прямо мне по зубам. Я их так и выплюнул, как кожурки от семян. Три зуба. Вы можете представить? А вот я тогда представил. Долго еще во рту сквозило потом. И таких вот случаев на всю мою жизнь имеется. С трактора я падал, да-а, на гусеницу. И опять же двух нет. Топорищем выбивал. Случайно, конечно.
- Да-а, Анатолий Лукич, денег тебе не растерять, свистеть-то не получится, - громко рассмеялся Сергеич.
- Это я и сам знаю. А вот такой случай был. Мне и самому стыдно, но раз уж начал, то слухайте. Решили мы с кумом моим отдохнуть вечерком, как положено. Ну и, конечно быстро закончилось все. Только сало и осталось. А без самогону какое сало? И что я делаю, вы впечатлителсь! - один из коней засмеялся. - Я, раз такое дело, иду к себе в крольчатник, беру там товарища пожирнее и тащу его за уши к своей бабе. Смотри, говорю, какого прекрасного кролика мне предлагают. Только жаль, не видать мне такого. А хотелось бы, конечно, порода видать редкая, городская. Видала, жирный какой? Эх, последний он, да и купить хотят. Я говорю, немного обождите, я у жены своей добрейшей спрошу, вдруг она этого кролика себе на пальтишко захочет. Ну, стало быть, дело понятное, она раскраснелась вся, деньги мне сунула и стала ждать. Я, понимаете, кролика обратно в крольчатню мою, сам к соседу за бутылочкой…Сергеич, ты пили ровно, иначе я рассказывать перестану, - Сергеич покраснел от смеха.  И вот уже снова сидим мы с кумом и сало кушаем. И запиваем его. Вкуснотища! И вот сидим мы, значит, разговариваем, я куму про науку говорю разную, я в ней шибко соображаю. Слышу: сзади меня голос знакомый очень. Жены, конечно, я его давно знаю. Я поворачиваюсь, чтобы сказать ей, какая значит она у меня распрекрасная, а эта стерва, даже не поздоровавшись, как треснула мне ковшом, да так метко. Вот и пришлось мне еще пару зубов отдать. Ей говорит соседка ее, язва ее бери, рассказала все. Видела она, как я кролика носил и как бутылочку брал. Вот такая вот у них антанта вышла. – Кто вышла?, - смеясь, спросил Сергеич. - Антанта. Когда война-то была первая, то на нашей стороне была группа такая, в нее одни женщины входили, - поучительно ответил Анатолий Лукич. Ну, в итоге, вот так зубы я и потерял, вот так и хожу без них. И в общем-то, я без них дольше, чем с ними и привык давно, но вот какой орех или еще что-нибудь твердое – тогда да, тогда я, бывает, затрудняюсь, - Анатолий Лукич широко улыбнулся. Мы смеялись до слез. Сергеич отпустил пилу и лег на бревно. – Ну, с тобой совсем пилить невозможно, - обратился к нему мужчина без зубов. Сергеич сотрясался еще больше. Кони басовито смеялись в один голос. Дед чисто и искренне поддерживал их, а я вторил ему.
- Анатолий Лукич, ты себе не изменяешь, у всех истории как истории, а твои, как не противься, до слез доведут, - сказал дед. – Но вот про антанту, ты, конечно собрал! Ведь это был такой военно-политический блок, а входили в него мы: стало быть, Россия, Англия и Франция. А про группу женскую ты сочиняешь.
- А чего же скучности рассказывать, с улыбкой и работа веселее идет! А, что касаемо антанты, то ты не спорь, я уверенно говорю! – мужчина заключительно кивнул головой. - Я вот что переживаю, как бы этот мастер лесопилки, - он посмотрел на Сергеича, - руку себе не оттяпал, уж так ему мои истории по душе, понимаете!
- А ты не мели под руку! А то рассказываешь тут, - улыбался Сергеич.
- Сами попросили! И вообще, отвлекаете тут меня, - отмахнулся Анатолий Лукич, и стал, молча пилить дальше. Мы переключились на работу. Обменивались фразами, что-то обсуждали. Дед подкатывал бревна, а кони укладывали их в нужном порядке, затем дед снова подкатывал бревно, а они снова укладывали. Сергеич и Анатолий Лукич сколачивали бревна между собой, чем-то смазывали и что-то укладывали между ними. Работа шла. Я занимался рубанком: на одном из бревен была неровность, и я тщательно и аккуратно убирал ее.
- Жор, а подмогни мне, - спросил меня дед.
Я побежал к нему и изо всех сил старался помочь катать бревна. Конечно, польза от моих усилий была невелика, но то, что я, именно я, а не кони, или Сергеич, именно я и мой дед делаем это, питало меня какой-то энергией. Я посматривал на деда, кривя от усилий лицо, а он смотрел на меня, говоря глазами: «Вот так Жора, молодец». Так одно за другим мы перекатали довольно много бревен. Я довольно сильно устал и хотел пить. Но снова, как и в бане, я был солдатом: я терпел. Еще немного, еще два или три бревна – думал я. И мы катили. Солнце было высоко. Не могу сказать, что было очень жарко, но и не прохладно. Волосы мои, мокрые от пота прилипли ко лбу.
- Жорка, а принеси водички, сбегай зайчиком! - сказал мне Сергеич.
- Да, маленький, сходи, пожалуйста, - добавил дед.
- Наконец – то! - закричал я мысленно! - Сейчас! Я снял рукавицы, сложил их вместе и отдал деду, пусть побудут у него, подумал я. Вернувшись к сараю, я увидел два бидона с водой. Резко сняв крышку с одного, я начал жадно пить. И было бы намного лучше, если бы вода, которая еще недавно была очень холодной, не была такой теплой. Я вылил воду из обоих бидонов в траву и побежал с ними к колонке. Из нее пила вся деревня, все проходящие мимо, набирали из нее воду. Но как же они могли не знать, что вкуснее всего, и я даже верил, что полезнее всего, пить прямо из под трубы. Как же вкусно это было! Как же хорошо! Я всегда наклонял голову слева от трубы, потому – что, когда я пил на правую сторону, у меня резко начинал болеть зуб. Вот и сейчас я наклонился к ней, и потихоньку, аккуратно, маленькими глоточками стал пить. Хорошо, вот это вода, так вода, подумал я! Я вдоволь напился, вытер всей рукой от локтя рот и, стал набирать в бидоны. Я смотрел на струю, которая звонко била в центр водяного круга. Вода поднималась. – Привет! – услышал я за спиной. Обернувшись, я увидел девочку с двумя тоненькими косичками. На ней было серое платьице с синей ломаной линией на швах. Она смотрела на меня и легонько улыбалась. – Привет, - ответил я.
- А я тоже за водой, меня бабушка отправила, сказала она, показывая мне небольшую фляжку.
- Да, я уже почти набрал, сейчас, я сейчас, - я начал торопливо снимать бидон с крючка на трубе. – Ставь свою фляжку.
- Так ведь ты же еще не набрал, - удивленно ответила она.
- Я успею. Дед говорит нужно уступать женщинам, ну, то есть девочкам. Правда, мы там строим, - я махнул рукой в сторону, - но ты набирай, тебе ведь немного.
Девочка хихикнула и стала набирать воду.
- А чего ты смеешься?
- Ничего, - улыбаясь, ответила она.
- А мы дом строим, - немного растерялся я. Там, недалеко. А я будку буду строить, большую. Может быть даже один.
- Один?
- Ну да, один, - я важно посмотрел на нее. – Это ведь не сложно, – я боялся, что она спросит о том, как это делается.
- Да-а? А чего же ты тут, а не там?
- Я за водой. Кончилась, а пить хочется.
- Полная, - снова улыбнулась девочка. Набралась.
Я помог ей поднять фляжку.
- Спасибо.
- Пожалуйста, - ответил я. Спрашивай, если что.
- Хорошо, - хихикнула девочка и пошла, аккуратная и маленькая.
Я набрал второй бидон, умыл лицо и руки и пошел. Шел я немного медленнее, чтобы не расплескать воду. Задумавшись ненадолго, я снова был у сарая. Дед сидел на скамье, рядом с ним сидел Сергеич, остальные стояли. Все курили.
- Все, - я поставил бидоны на деревянную столешню.
- Доложить, как положено! - сказал дед.
- Внук явился, воду принес, - отчеканил я. – А, еще девочке уступил.
- Какой девочке?
- Не знаю. Она воду набирала. Я сказал, чтобы она вперед меня набрала.
- Молодец, - дед потрогал меня за плечо.
- Во, как чеканит, а! - вмешался Анатолий Лукич. – Молодец! А знаешь, как надо? Слушай! Здра жла тащ енрал, - со скоростью выдохнул, рапортующий. – Ну, как? Годится? Вот так! Меня генералы всегда хвалили за это, такое вот дело. Говорили, что если бы каждый в армии, вот так чеканно говорил, а не мямлил, нас бы все боялись, точно. Даже орден какой-то давали мне, да-а.
- Ох и заливаешь, - смеялся про себя Сергеич.
- Чего-о, заливаю?! Да спроси у кого удобно, давали… Потерял только…Или давать передумали. Не помню точно. Ну, ты того, не преставай, своих орденов не имеешь и чужих не считай!
Сергеич сильнее давился и отмахивался руками.
- Спорит еще! Ну тебя! Иван Ильич, ты то, веришь?
- Конечно, а как же.
- И этот туда же. Ладно. Тогда про награды мои в боях славных вы никогда не узнаете, вот так вот!
- Это, в каких же боях? - попытался серьезно спросить дед.
- А в каких надо! Вы там не бывали. Но скажу одно: было дело, генералы за меня драку устроили, можете себе представить? Вот такой я был полезный.
Сергеич лежал у себя на коленках. Кони молча курили и улыбались одними глазами.
- А, вам рассказывать, что капусту без масла есть – никакого толку, - бросил Анатолий Лукич и стал курить дальше.
- Видал Жорка, как служить надо, - смеясь, обратился ко мне дед, - чтоб за тебя генералы дрались! Дай-ка водички мне. Где же кружка тут, - дед посмотрел на столешню. – А, вот. Ну-ка, лей. Вот-вот, хватит, - дед выпил большой стакан. – Ох, хороша.
- Егорий, а ну-ка и мне налей, - попросил Сергеич. Я налил полный стакан и отдал Сергеичу. Он, держа в одной руке стакан и сигарету, выпил его.
- Спасибо, Егорий, хорошо служишь, - вытирая губы, улыбнулся Сергеич.
Конявские взяли весь бидон и выпили его. Анатолий Лукич попросил первый бидон и выпил два стакана. – А между прочим, был у меня случай, служил я на флоте… - Хватит уж, пойдем работать, - остановил его дед, - потом расскажешь. – Ну, потом, так потом. Анатолий Лукич затушил окурок о пятку сапога, и мы пошли работать дальше.
- Гляди-ка, а начало уже есть, - обратился дед ко всем, осматривая проделанную работу.
- Да, хорошо начали, - согласился Сергеич.
- Хороший дом будет, крепкий.
- Ну, а чего ж, какие работники такой и дом.
- Верно-верно, согласился дед, надевая голицы.
Время подходило к обеду. Деревня наполнилась привычными звуками, сочетание которых давало ту знакомую музыку, нотки которой были известны каждому. Кое – где хрустела трава, где-то, отрывками слышалось мычанье коров. Высоко в небе кружили три галки, изредка сцепляясь в один клубок. Немного погодя, одна из них резко кинулась вниз, что-то подхватила и легко полетела в сторону, две другие направились за ней. Звук ударов топора снова возник после небольшого затишья.
- Деда, - подошел я к нему, - а мы будем будку строить?
- Будем, только немного погодя. Надо ведь дом поставить, а без твоей помощи какой же дом? Хибушка, так ведь? – весело спросил дед.
- Так, - улыбнулся я.
- Не переживай Жорка, будет будка, обязательно будет!
- Правда? - я посмотрел на деда, глазами, полными надежды и искренности.
- Правда, Жорка, - уверенно ответил дед.
Я всегда верил деду. Вернее, я всегда знал: как он говорит, так и есть, так и будет. Он был для меня неким гарантом слова. Чем-то таким, чему можно полностью довериться и на что можно всегда рассчитывать. Поэтому я полностью упокоился, будка будет. Меня заботило другое: когда будет достроен дом и соответственно будет положено начало строительству будки.
- Ладно, деда, дай тогда мои голицы.
- Держи, - дед достал их из кармана.
Я надел их и махнул рукой под козырек: «Деда,  продолжить работу готов! Что прикажете делать?»
- Кушать еще не хочешь? - дед потеребил меня за голову.
- Нет! Товарищ деда, что мне делать надо? – звонко повторил я.
- Ну-у, тогда, давай-ка досточки подыщи.
- Какие досточки?
- Как же, будку ты из чего хочешь делать?
- А-а, радостно протянул я. Хорошо! Я самые хорошие буду брать, самые ровные! А где?
- А в сарае, там за ведрами увидишь, мно-ого лежит.
Я еще раз довольно козырнул рукой и побежал. Настроение было самым хорошим! Еще бы, я буду первый раз в жизни сам что-то строить! А потом там будут жить. И поэтому нужно постараться сделать хорошо. Я знал, что дед поможет мне. Мы построим самую лучшую будку! Самую крепкую и уютную!
Я ушел, а работа снова закипела. Кони также укладывали бревна, Анатолий Лукич и Сергеич крепко сколачивали их, а дед катал новые. Работа шла. Спокойно и размеренно. Одно за другим ложилось бревнышко, одна за другой начинала блестеть шляпка гвоздя. Стук молотков далеко отдавался эхом. Тихое деревенское жужжание разбавлялось мужскими голосами.
- Вот так! – вколачивая гвоздь, сказал Сергеич. – Как тут и было. Ладно получается, - улыбнулся он сам себе!
- Сергеич, а спорим, я этот гвоздик с одного удара, под шляпку, а? - Анатолий Лукич крутил в руке длинный гвоздь.
- С одного удара?
- Как есть, с одного.
- Нет, ни к чему мне с тобой спорить, - немного подумав, ответил Сергеич.
- А желающие имеются? – Анатолий Лукич обратился ко всем. Он улыбался.
- А ты вот с Конявскими поспорь, они тебе эти гвозди руками позабивают, а если надо, то и повытаскивают! – сказал ему Сергеич.
- Да, эти уж лом согнут и не моргнут. Иван Ильич, а ты как?
- Нет, я не буду спорить, - подкатывая бревно, ответил дед.
- Эх, жаль! – Анатолий Лукич поставил гвоздь на бревно, немного приметил его, чтобы он не падал, пару раз харкнул горлом, замахнулся и со всего размаха ударил по гвоздю. Шляпка серебряным кружком блестела в дереве. – Во, видали! Да-а, и правда жалко, а мог бы с вас какую-нибудь полезность поиметь, часы, например твои, Сергеич, - Анатолий Лукич подмигнул ему.
- Сейчас, часы он захотел! Стучи, давай, а не разговоры разговаривай.
- Да это я так, вы ведь так не сможете.
- Никто?
- Ну, не о них разговор, - Анатолий Лукич качнул головой в Сторону Конявских. – Ладно, работать буду.
Мимо строящегося дома изредка проходили местные жители. Молодые были на речке, те, кто постарше - с раннего утра на работе. Женщины готовили обеды, ожидая мужей и сыновей. Пышные горячие пироги отдавали рыжим теплом из печи, желтоватым жиром коровьего мяса блестели борщи. Свежие хрустящие огурцы зеленели вокруг красных упругих помидор. Душистый лук кольцами окаймлял овощи. Жирное искрящееся молоко блестело в кувшинах.  Обеды ждали мужчин, теплым запахом выходя из каждого окна.
Дом строился, понемногу стали появляться очертания, видны размеры. Работа шла. Дружно стучали молотки, созвучно им, гулко трещало дерево. Сергеич снова чем-то уплотнял стыки бревен, чем-то смазывал. Опытные глаза и руки мастерски делали привычные рукам движения. Анатолий Лукич снова рассказывал историю, все смеялись. Смеялись и работали. Смеялись и строили. И действительно, он был прав: так и работать было веселее. Не замечая за разговорами времени все трудились. А дом рос. Словно зелень весной: тихо, не спеша, но рос.
- Иван Ильич!– послышался женский голос. Дед молчал. – Иван Ильич!
- Слышу-слышу, - дед поднял голову.
- Обед уж, Иван Ильич.
- Как обед? А сколько время?
- Так уж двенадцать почти. Работаете ладно, и голод вас не тревожит, - улыбнулась женщина.
- Да, действительно про обед и забыл, вытирая руки, ответил дед.
- Кто забыл, а кто и помнит отлично, - выкрикнул из-за бревен Анатолий Ильич.
- Ну, вот и хорошо, - снова улыбнувшись, согласилась женщина. – Идемте, я все приготовила.
- Ну, идем мужики, кончай работу, - сказал дед.
- Вот это хорошее дело! А знаете, как я в армии ел!? – торопясь начал мужчина без зубов.
- Потом расскажешь, - а то  тебя не остановишь потом, похлопал его по спине Сергеич.
- Идемте, - повторила женщина и пошла.
- Жорку позвать надо, - сказал дед, моя руки в емкости с водой.
- А где он? – спросил Сергеич.
- Да в сарае, доски на будку выбирает.
- А, ну это хорошее дело. Мой. Пойду, позову.
За это время, я успел выбрать довольно много досок. Выбирал я самые ровные, а уж из них брал самые гладкие. Слева от меня возвышалась небольшая стопка досок, почти идеально подобранных друг к другу. Я взял очередную доску и рассматривал ее, водил по ней рукой, совсем также, как дед утром по бревнам, и мысленно проговаривал: «Хорошее дерево». Я был полностью погружен в процесс, в голове появлялись и исчезали будки, собаки, молотки, и главное то, как я строю. Вдруг резко, совершенно неожиданно, где-то за спиной громко зашипела кошка. Доска выпала у меня из рук. Я быстро повернулся, Сергеич беззвучно смеялся.
- Ей богу, Егорий, ну что же ты такой пужливый? – искренне смеясь, спросил он.
- А чего вы опять пугаете меня?
- Да кто ж тебя пугает, ты чего? Не уж то кошку испугался? – поднял он плечи.
- Нет…, - бросил я и выбежал из сарая.

Мы вошли в дом. Большой овальный стол стоял перед нами. Тонкая скатерть в большую клетку свисала с него. На столе были большие плетеные корзинки с хлебом, два кувшина с квасом, много нарезанного сала и железная кастрюля с сине-красными цветами на боках. Рядом была кастрюля немного меньшего размера и без цветов. В доме пахло едой.
- Садись Жора, садись, - пригласила меня женщина. – Садись-садись, - подтолкнул меня дед.
Я сел на стул, дед сел рядом со мной. Анатолий Лукич, потирая руки, бегал глазами по столу. Он сел у окна. Сергеич и Конявские сели напротив нас с дедом.
- Вы уж извините, что на столе мало, но все, что есть, - начала женщина. Сало вот, овощи свежие, борщ, картошка вареная. Квас холодный, с улицы – должно быть хорошо, - женщина явно была в подавленном настроении.
- Нин, брось, что ты! – ответил дед. Такой стол широкий, не переживай.
Женщина вздохнула. – Ну, давайте кушать. Давай тарелочку, Егорушка. Вот… Погуще. Тут и мясо есть. Вот так, держи, - мне передали глубокую и тяжелую от супа чашку. Иван Ильич, - продолжила женщина, - вот и вам… Через несколько секунд борщ был налит всем. Плотный белый пар поднимался над чашками. Я взял кусок хлеба и стал набирать в ложку горячую жидкость. Борщ был вкусный: густой и наваристый.
- Ну, как Николай-то? – поднял голову дед.
- Лежит, молчит и лежит, себя проклинает, - глаза женщины наполнились слезами. – Я вчера к нему ездила, врач сказал, что теперь нужно просто ждать, нужен покой. Приедет вот, будет лежать. А он находиться там не может, говорит, что удавиться проще, чем так.
- Ну-ну, успокойся, - Иван Ильич взял женщину за руку. – Дочка еще не приехала?
- Едет. А Коля узнал, что она снова едет, стал ругать меня, говорит, не нужно было. Как он буде с ней говорить?
- Нин, ну а что теперь? – сказал Сергеич. – Ну, случилось и случилось, жизнь-то дальше идет. Не помер никто и, слава богу, а дом, так это – ерунда. Будет новый дом. Егорий нам здорово помогает.  - Сергеич повернулся ко мне. Я в ответ качнул головой. – Вот, - продолжил он. Все будет хорошо, не переживай. И Николаю скажи, чтобы только отдыхал. Пусть теперь там телевизоры смотрит да радио слушает. Ему ведь, наверное, правда, покой нужен.
- Я и так уж его успокаиваю, все говорю – говорю, - сказала женщина, вытирая слезы.
- Все хорошо будет, Нин. Он мужик сильный, справится. Не с таким справлялись, - добавил дед.
- Простите еще раз, - ответила Нина, - развела тут слезы перед вами.
- И хорошо, нечего в себе держать. Всем вместе полегче будет, - улыбнулся Сергеич.
- Да. Да, - сказала Женщина и вытерла слезы. Анатолий Лукич молча покачал головой. Конявские ели молча, но включенные в разговор. Я ел и только слушал. Я знал что произошло. Но, конечно в разговор вступить не мог. Во-первых, дед говорил мне, что во взрослые разговоры влезать нельзя, а во-вторых, у меня и не было, что сказать. Конечно, не было. Белая кошка терлась о мои ноги, изредка поднимая голову и глазами выпрашивая еду со стола. Я легонько отодвинул ее ногой, она ушла. Я съел уже не первый кусок хлеба и почти доел суп. Всю капусту, которая досталась мне, я раздвинул по краям тарелки и черпал ложкой из середины.
- Жорка, а чего это ты капусту не ешь? – посмотрел на меня Анатолий Лукич.
- Не люблю, - честно ответил я.
- Да ты что! Это же самая лучшая еда для мужчин! Да-а! Ты видел, как я сегодня с одного удара гвоздь забил?
- Нет, - улыбнулся я.
- А я забил! Думаешь, с проста? А я тебе отвечу: нет! Я эту самую капусту с самого раннего детства ем, уж очень она мне нравится! Сколько себя помню, одну капусту и старался выбирать везде, вот такой вот я преданный! Знаешь Жорка, случилась со мной однажды такая история, значит: закрыли меня с козлом в сарае..., - Сергеич чуть не выплюнул суп изо рта. – И вот, значит, сидим мы с ним, заняться, конечно, нечем, - Анатолий Лукич взял картошку и стал очищать кожицу, - я, раз такое дело, на него смотрю, а он на меня. Вроде как спрашивает, ну и чего ты пришел сюда, чего тебе нужно? А я сижу закрытый, выходит, в плену... У козла, - неожиданно для себя добавил он и засмеялся. Так вот сижу, а между делом кушать хочу, я ведь с утра не евши. Гляжу по сторонам, козла сторонюсь, мало ли что. И вдруг вижу: капуста. Беленькая! Ну а что ж мне делать, беру этот кочан, на колени его к себе, значит, и сажусь поудобнее. Ну, думаю, сейчас я поем, так поем. Срываю, понимаете, с нее листья, скручиваю их и ем. – Анатолий Лукич, замолчал, и с поджатыми губами посмотрев на каждого, продолжил: и что вы думаете? Ем я себе эту капусту и вдруг, этот козел пошел на меня. Ну, думаю, все, геройски погибну в плену. Закрыл голову капустой и сижу, жду, значит. А сам ногу напряг посильнее, чтобы в случае чего этому козлу между рогов попасть. Чувствую, капусту у меня из рук тянут, даже не понял в чем дело, честное слово. Оказывается, этот товарищ, ну козел который, кусает мою капусту и предовольно себе жует. Он, понимаете, привык эту капусту тут кушать, ему закинут кочан и грызет он его себе на здоровье. Ну, думаю, что с тобой поделать. А я ведь человек добрый, - Анатолий Лукич поморщил нос, - я одну трубочку себе скручиваю, другую -  ему, одну себе, другую ему. Но, правда, он больше съел. Да-а, точно, больше. Вот так мы с ним и подружились. Сидим, капусту кушаем, он хрустит, а я его глажу, - довольно заулыбался Анатолий Лукич. – Да-а, вот такая история случилась со мной. Поэтому, кушай, Жорка капусту, будешь сильный как я, а глядишь и какого друга необычно найдешь, - сказал он и подмигнул мне.
Все смеялись. Анатолий Лукич немного разрядил обстановку и, наверное, даже специально рассказал эту историю. Капусту я есть все-таки не стал, но суп доел до конца. Женщина поставила на стол чистые тарелки, и мы стали есть картошку. Светло-желтая, она легко ломалась под ложкой. Мы заедали ее салом и овощами. Я приятно хрустел огурцами, а дед ел лук. Я же, взял лук только один раз, но съел целиком. Теплый хлеб вкусно дополнял все это. Мы доели картошку и овощи, и стали пить квас, кислый и резкий. Я выпил большой стакан. После этого я почувствовал, что поел очень хорошо и плотно.
- Спасибо Нин, накормила, - вытирая руки, сказал дед.
- На здоровье, хорошие мои.
- Спасибо Нин, - сказал Сергеич.
Все выказали свою благодарность, а Анатолий Лукич даже аристократически наклонил голову.
- Ну, все, перекур и дальше работать, - заключил Иван Ильич.
- Даже и не знаю, как благодарить вас, - сказала женщина.
- Ну, еще не хватало, - отмахнулся дед. – Все Нин, до завтра, мы сегодня доработаем и по домам, вечером нас не жди.
- Как же, голодные пойдете?
- Ну-у, нам с таким обедом долго голодать не придется. А дома чаю попьем.
- Как вам лучше. Но, если – что, обязательно зайдите. Хотя бы Егора покормить.
- Нет, мы дома, с дедом, - ответил я.
- Дома мы, - улыбнулся дед и прижал меня к себе за плечо. - Ну, все, пойдем.
Мы вышли на улицу и направились к дому. Я шел вровень со всеми, стараясь не отставать и не забегать вперед. Все курили. Я поднимал голову и смотрел, как дым, разрываясь и переворачиваясь в воздухе, остается позади нас. Я серьезно принял слова деда о том, что при курении все начинает болеть и поэтому у меня осталось желание только лишь наблюдать за этим процессом.
- А у вас руки не хотят упасть, когда вы курите? – обратился я к Сергеичу.
- Не понял тебя.
- Ну, когда курите, руки не хотят упасть, или голова не болит сильно-сильно?
Сергеич вопросительно посмотрел на деда. – А-а, ну да, да-да, сейчас вот, так спину прихватило, - он взялся рукой за бок, - прямо и не знаю, дойду ли до стройки-то нашей.
- Это, потому что курите?
-Да, Егорий, потому что курю.
- А зачем тогда?
- А вот спроси, баловался, когда такой как ты был, вот с тех пор и курю. Как покурю, так что-нибудь прихватит.
- Так вы не курите.
- А уже не могу, привык. Вот так курю да за спину хватаюсь, но бросить не могу. Плохое это дело Егорий, не кури, а то мало ли, прихватит чего.
- А я и не собираюсь!
- Молодец, - улыбнулся он.
Мы почти подошли к дому. Инструмент, нагретый на солнце, ждал нас. Крепкие тяжелые бревна, отдохнув и впитав тепла, были готовы к работе.
- Жор, а про Машу-то мы с тобой забили? – спросил меня дед.
- Что забыли?
- Так ей же тоже покушать надо, а мы ушли и ничего не оставили. Придется тебе домой сходить.
- А молоко?
- Так выпила, наверное. На весь день – то.
-  Ну да… наверное, - протянул я. – Ладно, а что ей дать?
- А там, в холодильнике каша осталась, вот ею и покорми. Да молока еще налей.
- Хорошо. Только вы без меня будку не стройте, ладно деда?
- Что ты, за будку ответственный ты, а мы без тебя начинать не в праве, - улыбнулся дед.
Я улыбнулся в ответ и пошел. Я снова шел по той дороге, по которой мы пришли с дедом. И снова навстречу мне выбегали собаки. Я протягивал им руки, а они прижимали уши и, упустив головы, шли ко мне. Они тянулись за мной, когда я переставал чесать их, касались влажными носами моих рук. Я трепал их за уши, гладил и шел дальше. На улице не было не одной секунды тишины. Со всех сторон доносились звуки работы, хрюканье и мычанье. Изредка кричали петухи. Соревнуясь, и перекрикивая друг друга с разных сторон. На небе не было ни единого облака. Горячий  круг лежал желтой каплей на синем полотне.
- Эй, - послышалось откуда-то. – Привет!
Я смотрел по сторонам. Возле забора одного из домов стояла девочка. – А, это ты. Привет!
- А ты опять за водой пошел?
- Нет, мне домой надо. А ты, что тут делаешь?
- А я бабушке в огороде помогаю. А зачем тебе домой?
- Машу покормить.
- Это твоя сестра?
- Нет, - улыбнулся я, - это наша кошка. Мы с дедом не покормили ее и ушли. А она там одна.
- А она большая?
- Не знаю, обычная.
Девочка хихикнула. – А у нас Тимофей, он большой-большой, а бабушка говорит, что жирный.
- Жирный? – я снова улыбнулся.
- Да, он уже старый и большой. Вот такой, - девочка широко развела руки.
- А Маша меньше. Ладно, я пошел, а то она одна. Не ела.
- Пока.
Я пошел домой, а девочка и дальше стояла у забора. Совсем скоро вышла ее бабушка, что-то сказала ей и они пошли в противоположную сторону от забора.
Я подошел к дому. Поставив ноги вместе, стал запрыгивать на ступени, прижав для удобства руки. Вот и последняя ступенька, я прыгнул и поставил сначала одну ногу, а затем другую. Я оглянулся и посмотрел вниз. Ловко, - подумал я. Ключ от дома всегда лежал над дверью. Чужих мы не боялись, случаев таких не случалось. А мне это всегда было удобно. Бегая по дворам и к озеру, я мог легко потерять его, а так, он всегда был на месте. И когда деда не было дома, я всегда легко попадал домой. Я встал на лавку рядом с дверью и, привстав на носочки, достал ключ. Легко спрыгнув, я открыл дверь. Пахло домом. Моим домом. Я вошел и стал звать кошку: «Ма-аша, Ма-аш…Маша!» Где-то замурчав, кошка выбежала и направилась ко мне. Я взял ее под передние лапы и поднял перед собой, на уровне лица. Кошка вытянулась и широко открыв пасть, зевнула. Тогда я взял ее одной рукой за передний лапы, а другой - за задние и положил к себе на шею в виде шарфа. – Ну, вот не можешь ты сама себе кашки положить или просто молочка попить, - я нес кошку на шее и разговаривал с ней. – А я вот пришел, буду тебя кормить. Будешь кашу? Бу-удешь! И молоко еще! Та-ак, вперед! – я побежал на кухню. – Ну, приехали, - я снял кошку с шеи и отпустил. – Сейчас, подожди. Я открыл холодильник, быстро провел взглядом по полкам и достал кастрюлю. – Сейчас будешь кашу есть, Маша. – Открыв кастрюлю, я удивился: в ней ничего не было. Нет, она не была пустой, потому что все съели, она была просто чистой, в ней ничего не готовили. Я вернулся к холодильнику и еще раз посмотрел на все содержимое. Было все: молоко, яйца, помидоры и огурцы, два кабачка, две селедки. Было все, кроме каши. Странно, а где же каша, - подумал я. Каши нигде не было. Я посмотрел на плиту – на ней тоже не было ни одной кастрюли. – Маша, а где каша, - сказал я в голос и сам себе улыбнулся. Кошка, умываясь, сидела на полу. Ладно, будешь сегодня без каши. Но ты не бойся, сейчас я что – нибудь придумаю. Я достал яйцо и разбил его в миску, из которой ест кошка. Отломив мякиш хлеба и, разделив его на мелкие кусочки, перемешал с яйцом. – Вот, уже почти, - снова проговорил я вслух. Я достал молоко и налил его в миску, почти до самого края. Аккуратно смешав все, я поставил миску на пол и, взяв кошку под лапы, поднес к чашке. Она коснулась носом молока и резко потрясла головой, как это делают кошки и собаки. Я смотрел на нее. – Ну, ешь, чего ты? Кошка, облизнув нос и принюхавшись, стала лакать из миски. – Вот! А то трясешь головой. Ешь! - я коснулся кошки рукой и вышел из кухни.
- Толя, а как же ты с козлом в сарае оказался? – спросил Сергеич.
- А кто его знает, делал там чего-то полезное, конечно, а как же. Закончил там, выхожу. Вернее, нет, не выхожу, закрыто ведь. Дверь толкаю, а она не толкается. Замок только стучит с той стороны и все. Я, значит, стою перед дверью и думаю: кто же это мог так пошутить, мне ведь никакой радости нет, с козлом в одном месте находиться, мало ли, что у него на уме? Стою, понимаете, и всех своих недругов перебираю. Ну а потом, и ходить начал, ну, а дальше слышали, - стуча ручкой молотка о бревно, сказал Анатолий Лукич.
- Ну и что, узнал, кто закрыл?
- Узнал! Кто бы вы думали? Отец родной и закрыл, можете представить? Родного сына с козлом в одном сарае! Хорошо, что этот товарищ мой рогатый тоже капусту любил, а иначе бы все, пришел бы отец в сарай, а я там лежу, весь в крови да в капусте, а вокруг козел ходит. Вот вам, нате, вроде как! Да-а, вот так история была, - мужчина без зубов мечтательно улыбнулся.
- Выходит ты с детства никому покоя не давал?
- Что это сразу не давал, он ведь случайно закрыл… Я его тоже потом закрыл.
- Толя-Толя, - засмеялся Сергеич. – Держи-держи, оп-па, чуть не упало, - Сергеич держал рукой бревно.
- Ну что, скоро уж и окошки ставить? – спросил дед.
- Да, скоро и до них доберемся. Там вон новые стоят, от старых – то проку никакого, обгоревшее все, - Анатолий Лукич указал рукой в сторону.
- Да, от тех толку мало… Дом, конечно прежним не будет, но жить, думаю, смогут. Комнат меньше будет, но ничего. Сколько уж выделили. Там у них, сколько было, три? Ну, тут две будет. Шторкой разгородят. Ничего. Хорошо будет. Обживутся еще.
- Да, дом-то, конечно, не тот, что прежде, - Сергеич, топором вырубал нужные выемки в бревнах, которые составляли готовую часть стены, - но и не на улице ведь жить. Обживутся еще, верно.
- А резво мы работаем, а? – обратился ко всем Анатолий Лукич. Глядишь завтра-послезавтра, и, правда, до окон дойдем. А, Конявские?
- Дойдем, - не отрываясь от работы, сказал один из братьев.
- Да, с вами мы и к вечеру закончить можем!
- Мы б без них, столько не сделали, - дед обратился к Анатолию Лукичу.
- А кто ж спорит, они бы только говорили иногда, что думают, тогда б мы совсем складно работали!
- Вот тебе бы так помолчать, - улыбнулся Сергеич.
- Мне? Что ты, какой молодец. А сам слушает меня, руки себе пилит, а слушает.
- Хорошо работа идет, хорошо. Думаю через пару дней закончим, - сказал дед, осматривая готовую часть и, как бы, мысленно уйдя в себя.
- Через сколько? – громко спросил Анатолий Лукич, - через пару?
- Через пару, - уверенно добавил Иван Ильич.
- Так это ж, какими темпами работать надо? Ты чего, Иван Ильич? Куда ж спешить?
- А потому Толь, спешить, что Николай через четыре дня из больницы выходит. Куда ему идти? Котовы с ними итак второй месяц теснятся бок о бок в одном доме. А тут еще и в бинтах придет, ему покой нужен, да и Нина будет крутиться вокруг. Нет, он ни за что в чужой дом не пойдет. Поэтому нужно быстро достраивать, пусть он еще день стоит, крепнет, сохнет, а там уж и въезжать можно. Тем более, что дом-то…Четыре стены да крыша.
- Два месяца Колька в больнице лежит, а материал только на той неделе выделили. Как так, Вань? Сложно было вовремя сделать? Человек приехал, а деревня ему тут новый дом, участок. Но нет, нате вам бревнышек, чуток, покрытия на крышу не больше, и так, из гвоздей кое-чего. И все за неделю до того, как человек домой приедет. Нормально это? – Сергеич, сидя на стене, рубанком счищал лишнее.
- Да нет, конечно. Сколько новое место для дома искали, четыре дня назад только нашли. Люди это или кто? Новое место… Неужели нельзя было на старом строить. Сразу. Нет, для нужд деревни ведь… Ох, люди, пока беда самих не коснется, до других и дела нет. Вот такие мы, братцы, вот такие. Поэтому говорю так: мне до начальства нашего дела нет, мне по-человечески надо, чтобы Колька пришел, а ему спать было где. Чтобы Нина не у Ольги Котовой в доме теснилась, а на своей кухне стояла. В общем, так мужики, предлагаю ремни затянуть и дом к вечеру через день закончить. Так и мне спать спокойнее будет. Иначе я не могу, - Иван Ильич приподнялся, и, вытерев рукой пот со лба, посмотрел на всех.
- Ну, что ж, ремни придется сильно затянуть, а так, давай, конечно, Вань, - сказал Сергеич.
- Будем строить. Будем, Конявские? – обратился к ним Анатолий Ильич?
- Да конечно будем, - отозвались они.
- Будем мужики, ведь не первый день с Колькой знакомы. Для своих ведь делаем.
- Для свои-их, для родненьки-их, - пропел Анатолий Лукич. Дед улыбнулся.

Я накормил кошку и пошел обратно. Я торопился, мне хотелось скорее вернуться назад. Вот, еще чуть – чуть и я на месте. Вот она знакомая дорога, вот они приветливые собаки. Тень от домов прямоугольниками ложилась передо мной. Я бежал и перепрыгивал с одного на другой. Собаки лаем провожали меня. Я торопился вернуться. Я бежал.
- Деда! – закричал я.
- О, а вот и солдатик твой, - сказал Сергеич.
- Вижу. Ну, докладывай.
- Так точно, то есть, прибыл… Подожди деда, я устал.
Иван Ильич засмеялся. – Ну, присядь, дышишь, как собачонок.
- Фу-ух, деда, каши-то не было. Кастрюля была, а каши в ней не было. Я Машу покормил. Яйцо ей дал и молоко с хлебом.
- Я знаю, что не было.
Я удивленно смотрел на деда. – Не пойму.
- Ну, каши не было, а Машу, ты накормил, не бросил товарища в беде? – дед сел на бревно рядом со мной.
- Ну, накормил. Ты меня обманул, что ли?
- Как это обманул, я тебе такую вот ситуацию придумал, а ты справился. Молодец. Когда война была, нас вот так каждый день обманывали, только нам не Машу нужно было кормить. И мы справлялись. А сегодня и ты справился.
- А-а, ну тогда ладно… Деда, а что еще для будки нужно?
- Что нужно? Нужно тебе гвоздей выбрать хороших, толь, опять же найти. Ты собрал досточки?
- Да, я много-много выбрал.
- Ну вот, раз выбрал, значит, с них и будем строить! Толя, смотри, бревно покатилось. Ну-ну… Вот так, аккуратнее.
- А где мне толь взять?
- А когда мы крышу будем крыть, тогда и вырежем тебе часть. Там правда еще другого материала много будет, но тебе будет достаточно этого. А сейчас можешь выбирать гвозди. Там вот, - дед поднял руку, - там вот ящики стоят, в них полным полно, выбирай, какие нужно.
- А какие нужно?
- А ты подумай. Реши.
- В смысле, длинные или короткие?
- Почему, кривые или прямые, - дед посмотрел на меня.
Я удивленно посмотрел на него. – Аа-а, - мы засмеялись. – Ладно, выберу.
- Давай, - дед поцеловал меня в лоб и встал.
Я пошел к ящикам. Отдышавшись и отдохнув, я был готов работать бесконечно. Да и как мог устать восьмилетний мальчик. Энергия пульсировала во мне. Я вспомнил о девочке. Мне стало интересно, как она тут появилась и, как ее зовут. Раньше я ее не видел. Еще увижу, - подумал я. Пойду за водой и увижу. Я подошел к большим ящикам с гвоздями и удивился тому, насколько много их тут, действительно много. Зачем же так много гвоздей на один дом. А может быть, дед тоже знал про будку и специально попросил столько гвоздей, чтобы хватило на все? Да, точно, так и есть! Он знал! Он попросил их для нас с ним! Мой деда! Волна радости накрыла меня. Я начал внимательно рассматривать гвозди, по нескольку раз крутя каждый в руке. Будка будет построена! Теперь я точно не сомневался!
Прошло около трех часов. Я давно выбрал нужные мне гвозди и сидел на бревнах. Дед и другие мужчины работали. Я смотрел за их работой: Конявские распиливали бревна, что-то отмеряли на них и снова отпиливали.  Дед и Сергеич, отпиливали небольшие части бревен прямо из стен дома. Что-то вбивали, растягивали, затыкали между бревен. Анатолий Лукич мешал какую-то жидкость в ведре. Уже совершенно точно были видны очертания дома, стены заметно поднялись. Сложенные, они смотрелись массивно и крепко. С верхних оснований стен и до земли наклонно стояли плоские доски, по которым нужно было закатывать бревна наверх, куда рук Конявских уже не хватало. Работа шла, и как мне казалось, очень быстро.
- Иван Ильич, - послышался знакомый голос.
- Да, - дед поднял голову, на дороге стояла Нина.
- Можно тебя на минутку, - сказала она.
- Ага, минутку, - дед пошел к ней, вытирая руки.
- Иван Ильич, дочь звонит.
- Где?
- В доме, у Котовых. Позвонила, тебя попросила. Сказала, перезвонит.
- Пойдем? – неопределенно сказал он.
- Пойдем, конечно, сейчас перезвонит.
Иван Ильич и Нина быстро пошли в сторону дома Котовых. Я остался сидеть на бревнах.
- Нин… - сказал Иван Ильич, на крыльце дома.
- Вань, нужно поговорить, нужно.
Они зашли в дом. Иван Ильич встал возле стойки с телефоном.
- Присядь, Вань. Подожди чуть-чуть, сказала Нина.
Зазвонил телефон. Иван Ильич, бегая глазами, робко поднес трубку к уху, из нее доносился посторонний механический звук.
Женский голос появился на другом конце. – Алло!
- Д… Да, я слушаю, ответил Иван Ильич.
- Пап, это ты? Это Лена.
- Да, Лен, здравствуй, - голос Ивана Ильича дрожал.
- Привет пап! Как дела? Как вы там?
- Хорошо, дела хорошо, Леночка. Где ты? - торопливо отвечал он.
- Не слышу тебя!
- Я говорю, где ты, Лена?
- Я сейчас на Украине, я теперь тут работаю. Как там Егор, пап?
- Егор хорошо. А где именно на Украине?
- Я в Киеве. Я тут работаю. Пап можешь, меня поздравить: я выхожу замуж! – из трубки доносились посторонние голоса, отрывки смеха.
- Замуж? Лен ты приедешь?
- Да, замуж! Свадьба через месяц. Слышишь?
- Да-да, я слышу. Лен ты приедешь?
- Что? Я плохо тебя слышу!
- Я говорю, ты приедешь, Лена?
- Не знаю пап, наверное не получится сейчас, что Егор делает?
- Егор на улице с ребятами. Лен, у тебя все хорошо, как ты живешь?
- Все нормально! Я же говорю, свадьба! Как же плохо слышно тебя, - с другого конца провода доносилась музыка.
- Все пап, больше не могу говорить, передай Егору привет, обними его от меня!
- Лен… - в трубке пошли гудки. Иван Ильич медленно положил трубку.
- Ну что? – спросила Нина, сложив ладони вместе на уровне груди.
- Говорит в Киеве работает… Замуж выходит…
- Приедет?
- …..А?
- Лена, говорю, приедет, Вань?
- Да никуда она не поедет, Нин, - выдохнул дед. - Восемь лет уж едет.
Нина стояла молча.
- Ладно, Нин, я пойду. Работать там надо… - дед выглядел растерянным.
- Да-да, конечно. А, Вань, подожди. Неудобно спрашивать, но обратиться больше не к кому. Вань, я завтра к Коле поеду, поедем со мной.
- А что случилось?
- Да ничего не случилось… Я чувствую, что ему нужно с тобой поговорить. Не первый год знакомы, все-таки. Да и поговорить ему по-настоящему то больше не с кем. Он говорит, что сюда не поедет. Жить ему здесь негде, а на инвалида и смотреть никто не захочет. Я ведь ему, Вань, ничего не сказала про дом. Про то, что вы нам дом строите, - Нина заплакала, давясь слезами.
- Ну, прекрати.
- Он говорит, твердо решил: сюда не поедет. Поеду, говорит в дом какой-нибудь для инвалидов да буду там помирать потихоньку.
- Ну-у, чего придумал. Какой же он инвалид? Обгорел? Ну и что же? На войне ребятки живьем горели, до костей. А я сейчас их вижу. Живут себе и Богу спасибо каждый день говорят, что живут.
- Не смогу, говорит, тебе в глаза спокойно смотреть, дом наш спалил начисто, ладно себя, тебя без крыши оставил, а сам держит меня за руку и плачет.
- Так, Нина, успокойся. Завтра поедем, конечно. Нервы это, нервы.
- Спасибо Ванечка, - Нина вытирала глаза платком.
- Не за что тут спасибо говорить. Во сколько автобус идет?
- До райцентра в девять, а оттуда в десять. В час в городе.
- Хорошо, поедем. Жорку, я, конечно, взять с собой не могу, оставлю его у Ольги. Пусть тут побудет.
- Да, конечно, я ему приготовлю на завтра.
- Ладно. Все, Нин, я пошел, - Иван Ильич вышел из дома. Нина вслед перекрестила его.

Я сидел на бревне и рисовал на нем гвоздем, когда дед вернулся. Лицо его имело обычное выражение, только губы иногда кривились и, мне показалось, произносили некоторые слова.
- Жорка, а ну-ка иди сюда, - подходя, крикнул дед.
Я подошел к нему, и он взял меня на руки (я был не большим, и иногда он делал это).
- Жор, завтра будешь один тут командовать, без меня.
- Почему?
- Я завтра с Ниной Александровной поеду в город к деду Коле. А ты будешь тут вместо меня.
- А мне с тобой можно?
- Жор, со мной нельзя.
- Ну ладно.
- Ответь по форме!
- Так точно, товарищ деда, буду за старшего!
- Вот так! – дед взял за козырек мою кепку и опустил мне на нос. – Ну, пойдем.
Дед шел к дому, я шагал рядом.
- Ну, что там, Вань? – спросил Сергеич.
- Мужики, я завтра с Ниной в город поеду, к Николаю. Поговорить нужно. Жорка, вот, за главного остается, - улыбнулся дед.
- Ну, что ж, значит, будем слушаться! А во сколько?
- В девять, в час там. Постараемся недолго. Приеду и сразу сюда.
- Да ладно, понятно ведь, что нужно. Справимся! Да, Виталий? – обратился он к одному из Конявских.
- Конечно.
- Ну хорошо тогда, - заключил дед.
Меня отправили к Нине Александровне, покушать и отдохнуть. Я хорошо поел, поиграл с кошкой и незаметно для себя уснул. Спал я крепко. Меня разбудил голос деда, я проснулся и посмотрел на часы,  было одиннадцать. Дед и остальные мужчины ели. Я хотел сесть за стол, но дед, сказал, что уже поздно и сегодня я останусь ночевать тут. Я взял кошку, спящую в ногах (Нина Александровна уже накрыла меня одеялом), и положил рядом с собой. – Деда, а в баню, мы сегодня не пойдем? – Нет, Жор, сегодня не пойдем. Спи. – Ну ладно, - я закрыл глаза и через какое-то мгновение уже снова крепко спал. Нина Александровна накормила мужчин и они ушли.
На улице было прохладно, иссиня черное небо было усеяно золотым горохом. Сверчки и кузнечики сменили утренних птиц и начали свое выступление. Иван Ильич и Сергеич проходили мимо строящегося дома. Он заметно вырос. Стали видны места для окон: основания двух прямоугольников выдавали половины окон. Обрезки материала, что-то, похожее на вату, ведра, инструмент – все это лежало вместе, недалеко от дома. Мужчины остановились перед домом Ивана Ильича.
- Ленка звонила, сказал дед Сергеичу.
- Какая Ленка?
- Дочка моя.
- Да ты что? Когда?
- Днем. Нина-то меня позвала… Ну вот, дочка звонила.
- А-а… Ну, что сказала? Приедет?
- Да что сказала, - Иван Ильич посмотрел под ноги, - ничего не сказала. Замуж выходит она, в Киеве. А приехать… Девятый год уж едет. Нет, конечно.
- Да-а, Лена-Лена. Что ж звонит тогда, душу тебе рвет. Извини, конечно.
- А, - дед махнул рукой.
- Про Жорку спросила что, нет?
- Что-то спросила. Да, ладно, как уж живет. Хоть позвонила. Я ее уж, - дед задумался, - три, да три года не слышал. А тут, слава Богу, позвонила.
- Да, хотя бы позвонила, - поддержал его Сергеич.
- Ну ладно, - встряхнулся Иван Ильич, - давай спать, какую работу сегодня переделали. Слушай, Сергеич, как для себя прошу, поработайте завтра. Хорошо поработайте. Надо, чтобы Коля домой приехал, понимаешь.
- Вань, да конечно, понимаю. У самого душа за них болит. Ну, ничего, к послезавтрему дом наладим, точно.
 - Ну вот и хорошо. И за Жоркой пригляди завтра, ладно?
- Ну, это уж мог и не просить, - улыбнулся Сергеич.
Они разошлись по домам. Иван Ильич быстро помылся в холодной бане и так же быстро уснул. Крепким глубоким сном, какой бывает после длительного рабочего дня.

На часах было восемь тридцать, когда я проснулся. Дед сидел за столом и пил чай.
- Утро доброе, командир! – сказал он мне.
- Привет, деда.
- Ну, пора вставать?
- Да, только одну минуточку, - растянулся я под одеялом.
- Ну, минуточку можно, - улыбнулся он.
- Встаю-ю, - потянулся я. Мне очень не хотелось вставать, но не в своем доме, тем более кровати, мне было неуютно, и я поспешил встать. – Деда, а молоко есть?
- Нин, есть у вас стакан молока? – повернулся он к женщине.
- А как же, конечно.
- Иди умывайся и за стол, - сказал мне дед.
- Ла-адно, - зевал я.
- Давай-давай, просыпайся!
Я пошел умываться. Холодная вода сделала свое дело, и только сонные глаза выдавали меня. Я оделся и пошел к столу.
- Давай, садись Егор, - обратилась ко мне Нина Александровна.
На столе стояла каша, молоко, масло и знакомые мне булки.
- Кушай, - добавила она, улыбнувшись.
Я взял ложку и набрал в нее каши по краю тарелки. Каша там была не такая горячая, этому меня научил дед. Теплым сладко-молочным вкусом разлилась она у меня во рту, приятно обволакивая язык. Мне понравилось. Я взял булку и надкусил ее, все тот же знакомый запах яблок поднялся над столом. Я был доволен, завтрак был вкусным. Я съел кашу, две булки и выпил стакан молока.
- Спасибо!  - посмотрел я на Нину Александровну.
- На здоровье, мой золотой.
Я встал из-за стола и стал поправлять майку. Но встретившись с глазами деда и прочитав в них всю адресованную мне информацию, взял тарелку и стакан и отнес их в раковину. Дед качнул головой.
- Ну, все? – сказал он.
- Да.
- Нин, я сейчас Жорку на стройку отведу и вернусь, есть у нас еще время?
- Так я уже готова, - женщина накрывала полотенцем корзину с едой.
- А, ну тогда пойдем.
- Да, - Нина посмотрела по сторонам, не забыла ли чего, - да, идем, Иван Ильич.
Мы вышли из дома, и пошли на стройку. Природа вокруг была живой. Яркие краски деревьев, зелени, неба – все смешалось. Все дышало, все пульсировало жизнью. Я держал деда за руку и, еще сонный по инерции шел за ним. Уже совсем рядом были слышны звуки топоров и пил. Вот мы и снова на месте.
- Ну, вот и командир прибыл, - сказал громко дед, указывая на меня.
- О-о, ну все, теперь не похалтуришь, - улыбнулся в ответ Анатолий Лукич.
- Нет, с ним шутки плохи. Жорка, вот за ним строго следи, - дед посмотрел на мужчину без зубов и улыбнулся, - если будет от работы отвлекать своими историями, сразу же его… В сарай, - добавил Сергеич, - капусту есть.
Анатолий Лукич засмеялся. – Нет, там мне делать нечего. А без историй моих вы скучать тут будете. Просить меня будете, расскажи мол, а я скажу, нет! Вот такой буду жестокий, да-а.
- Ладно, нам идти пора. Мужики, за Жоркой смотрите. Жор, - дед посмотрел на меня, - будь аккуратен. Мы скоро приедем.
- Хорошо! – я поднял руку под козырек.
Иван Ильич и Нина ушли. Я стал искать глазами, чем бы я мог заняться.
- А, что мне делать? – обратился я ко всем.
- Так, - Сергеич посмотрел по сторонам. Егорий, ты досточки свои собрал?
- Собрал.
- Гвозди?
- Тоже собрал.
- Угу. Ну, тогда вот что: неси сюда несколько досточек и пилу. Нужно ведь распилить их, подогнать под одну длину. А там, я видел, и длинные и короткие. Нам ведь будка нужна, а не теремок какой- нибудь, - Сергеич улыбнулся мне.
Я проглотил комок радости и побежал в сарай. – А где пила?
- Там, на гвоздике, слева посмотри, маленькая есть. Тебе в самый раз.
- А пилить где? – кричал я, подходя к сараю.
- Да где, прямо тут и пили. Возле бревен, вон.
Я зашел в сарай, слева стоял небольшой верстак. Над ним, ровненько, один за другим, были вбиты гвозди. На одном из них, подвешенная за ручку, висела пила. Доски, которые я выбрал вчера, также лежали стопкой. Я взял несколько штук, положил на них пилу и аккуратно протиснулся в дверной проем.
- Столько хватит? – спросил я.
- Хва-атит. Потом еще сходишь. Ну, Егорий пилить-то умеешь?
- Умею! Меня деда научил!
- Ох этот дед! Ну всему-то он тебя научил! Ладно, смотри, - Сергеич подошел ко мне. – Пили примерно, вот такие, - он боком поставил ладонь на доску, - да вот такие.
- А сколько надо?
- Ну… Сколько ты принес, вот так раз пять.
- Ладно, - ответил я и начал пилить.
- Только смотри, аккуратно.
- Хорошо!
Сергеич зашел в готовую часть дома и продолжил работу. Я пилил, я очень старался. У меня уставали руки, поэтому я часто отдыхал. Иногда пила срывалась, или просто проскальзывала, но в общем, досточки получались ровные и подходили одна к другой. За моей спиной шла большая работа. Конявские раздетые до поясов, были похожи на большие подъемные краны, они поднимали, носили, держали. Мне казалось, они могут легко сложить все бревна вдвоем. Сергеич что-то укладывал в стыки готовых прямоугольных рам для окон. Толстые доски окаймляли их. Анатолий Лукич работал внутри дома. Работали очень быстро и слаженно. Поэтому и я старался пилить быстрее, от этого руки уставали еще больше.

По земляной дороге, выбивая пыль, ехала грузовая машина. В кузове, покачиваясь в такт друг другу, сидели люди.
- Ну вот, скоро уж в райцентре будем, - сказала Нина.
- Давно я не был там, а в городе, так подавно, - ответил Иван Ильич.
- А я вот теперь часто бываю, - вздохнула женщина.
- Ничего…
Женщина немного помолчала. - Вань, а что дочка-то?
- Да что с ней станется. Живет себе. Себе… - тихо добавил он.
- И не приедет?
- Может когда и приедет. Кто ж ее знает.
- А она пишет?
- Писала как-то, а сейчас уж не пишет. Позвонила вот, замуж выходит. Ну что ж, благослови ее Бог.
Нина покачала головой.
За разговором прошло время, и машина остановилась возле автостанции.
- Вань, я пойду, билеты возьму.
- Да, давай, я перекурю пока.
- Я сейчас, там очереди почти не бывает.
- Да не торопись. Успеваем, кажется?
- Ну, все равно, - сказала Нина и быстро пошла.
Вокруг ходили люди, было шумно. Стояли машины, двигатели их работали созвучно общему шуму. Грузная женщина, переваливаясь с ноги на ногу, несла в корзине гуся. Следом за ней держа в руках кролика, шла девочка. Повсюду сидели женщины, выкрикивая фразы о продаже семечек и овощей. А одна из них стояла рядом с лошадью и говорила с мужчиной. Было понятно, что они говорят о цене.
- Вань, - окликнула Нина.
- Что?
- Там мужчина на машине, он сейчас в город поедет, говорит, что может взять. Поедем?
- Ну, пойдем, узнаем, - дед взял корзину и пошел.
- Здравствуй браток, - обратился он к водителю.
- Здоров.
- В город едешь?
- Туда.
- Два рубля возьмешь?
- А чего не взять, возьму. Только садитесь в кузов, потому что впереди женщина с ребенком сядет.
- В кузов так в кузов, нам не привыкать.
В кузове уже сидели люди. Кто-то курил, кто-то спал, рядом с кабиной сидела женщина с гусем, возле нее была девочка с кроликом в руках. Водитель заглянул назад. – Ну, поехали, что ли? – Поехали, - отозвался кто-то. Мотор громко зарычал и машина поехала.

- А все-таки хорошо, да? – сказал Анатолий Лукич.
- Что хорошо?
- Ну, хорошо, что Коля приедет, а тут, нате, пожалуйста, дом стоит.
- А, ну да, конечно хорошо, - ответил Сергеич.
- Да-а, я тоже неожиданности люблю, - мечтательно улыбнулся он, - приятные конечно.
- Работай давай, не отвлекайся.
- Нет-нет, я работаю. А вот так бы интересно, прихожу я, значит, домой, а там председатель наш стоит. Здравствуйте, мол, Анатолий Лукич, разрешите вам ручку пожать, присаживайтесь. И ходит вокруг меня. Глаза радостные у него, ну понятно, какую-то приятность говорить мне будет. Ну и смелости набрался, конечно, и говорит, что я теперь самый, что ни на есть, главный за продовольствие в деревне.
- И что бы ты тогда?
- Ох, я б тогда отъелся от живота! С председателем, конечно, а как же. Вас бы вот позвал. Ну, а что, мне не жалко. Посидели-и бы-ы! Вот как хорошо, да Сергеич?
- Жук ты хитрый, а не начальник, - улыбнулся он в ответ.
- Нет, все-таки тебя бы не позвал. Ты бы там разговаривать плохо стал, драться, не дай Бог, нет. А вот Конявские бы пришли обязательно, - Анатолий Лукич посмотрел на них. – Конечно, они едят хорошо! Как кони и едят!
- Хватит тебе трепаться, подмогни лучше вот тут, - Сергеич ставил окно в проем.
- Давай-давай. Так… Вот… Вот так. Как тут и было.

Машина приехала в город. Люди, слезая с кузова, расходились в разные стороны.
- Пойдем, тут недалеко, - сказала Нина.
- Пойдем, - дед смотрел по сторонам. – Красиво, да, Нин?
- Что красиво?
- Ну, дома, автобусы эти вот, вон смотри какой поехал.
- Не знаю, - улыбнулась она.
- Красиво.
- Ну идем, тут везде так.
Дед поднял корзину и они пошли. Городской шум был совсем не таким, как в деревне. Все было новым и непривычным. Молодые девушки и парни были одеты по-другому, женщины носили современные прически и платья, а мужчины красивые цветные рубашки. Вот бы Жорке такую, - подумал дед. Отовсюду слышались сигналы машин и автобусов, открывались и закрывались двери трамваев. Большие стеклянные витрины пестрели одеждой на манекенах. Город был совсем не похож на деревню. Все здесь было быстрее. И люди ходили быстрее, и машины были проворнее, и солнце вставало и садилось быстрее.
- Вань, вот и больница, - женщина указывала рукой через дорогу.
- Вот эта?
- Да, вот то здание.
- Большая какая. А где он лежит?
- У него на другую сторону окна. Пойдем, светофор, - быстро сказала Нина. – На той стороне окна.
- Ну, мы внутрь зайдем или под окно?
- Внутрь, конечно. Он ведь не беременный, Вань, - засмеялась женщина. – Прости меня Господи.
- Так может нельзя заходить в палату-то? Там же больные лежат, их беспокоить-то нельзя, - улыбнулся он в ответ. Иван Ильич и Нина зашли в больницу.
- Потихоньку можно. Здравствуйте, - Нина обратилась к женщине в регистратуре, - мы к Николаю Илюшину, в тридцатую палату.
- Одну минуту, - врач открыла журнал. Да, есть такой. Возьмите халаты, пожалуйста. Но не долго, вы помните, да?
- Да-да, конечно.
Иван Ильич и Нина надели халаты и отошли.
- Нин, а чего не долго-то? Процедуры, может какие?
- Ну да, у них тут каждый час процедуры, а между ними отдыхают.
- Ну вот.
- Да ничего, идем.
Нина поднималась на нужный этаж, за ней шел дед. На встречу спускались люди, каждый был одет в белый халат.
- И не разберешь, кто врач, а кто так зашел, как мы, - сказал дед.
- И правда, порой не знаешь, к кому обратиться тут, - ответила Нина. Ну вот, вот она тридцатая. Нина тихо постучала в дверь и, открыв, заглянула. Николай лежал на своей кровати. Женщина улыбнулась. – Коль, - негромко сказала она, - можно к тебе? Мужчина открыл глаза. – Нин… Заходи, конечно. Женщина открыла дверь, и теплый дневной свет палаты пролился на нее. – Ваня? – удивился мужчина. – Я, - ответил Иван Ильич, - здравствуй. Дед протянул руку.
- А ты, что же тут? – в замешательстве спросил Николай.
- К тебе вот приехал, посмотреть как ты тут. Домой ведь скоро.
- Ну да, домой.
- Коль, а чего же ты на всех страха нагнал? Говоришь, что живого места от тебя не осталось, не узнать тебя совсем. А сам вот, какой был такой и есть.
- Ты видишь, что я без ног теперь? Ну, как, хорош работник? А спина вся шрамом пошла. Обгорела. Инвалид я теперь, Вань, работать не смогу, я ж кроме баранки в руках, ничего не держал. А теперь все, кончился я.
 Руки Николая лежали поверх покрывала. Было видно, что задняя часть их, обработана мазью. Были видны шрамы от ожогов. Нина молча смотрела на мужчин.
- Перестань. Ну не будешь водить, будешь в гараже работать. Успокойся. Как дела у тебя? Как настроение, Коль.
- А какое настроение, Вань, покойник я, не видишь? Благодарю Бога, что Нинки тогда дома не было. Лежали бы сейчас рядышком.
- Нин, можно мы тут вдвоем?... – Иван Ильич обратился к женщине
- Конечно, - Нина вышла, держа платок у рта.
- Ну, говори, - строго сказал дед. Чего из – себя немощного строишь? Бабу, вон извел, на нее  уже смотреть больно.
- А чего ты хочешь от меня услышать, Иван Ильич? Мне ж в позоре жить теперь. Вся деревня, небось, говорит, что, вот, скотина какая, нажрался и дом спалил под чистую. Я уж жалею, что не сгорел вместе с домом этим. Не мучил бы сейчас Нину. Да и кому я на работе такой нужен, хоть и в гараже.
- Не узнаю я тебя, Коля. Нас на войне с тобой не раз наизнанку выворачивало, по самой голове било без предупреждения. И ничего. Ничего, слышишь? Жили и до сих пор живем! Трудно, но живем! Так чего же ты сейчас Бога гневишь, если тогда живой остался и сейчас из огня вышел. Чего ты накручиваешь? Баба твоя хлопочет за двоих, на нервы изошла, а ты тут помирать собрался. Перестань, Коля. Не по-мужски это. Выпало, так уж тяни. Напрягись и тяни. А нет – тогда и рождаться не стоило.
- Мне через два дня домой ехать, а куда я поеду? С Ниной к Котовым? Чтоб они там, как с ребенком возились.
- Вам деревня дом выделила, - отрезал дед.
- Как?
- Так, Коля, выделила и все. В другом месте, ну ничего, деревня та же, - улыбнулся дед.
- Дом выделили… - глаза мужчины заблестели от слез. – За что же?
- Ну, жить вам где-то надо? Вот и построили. Что же, в деревне не люди живут? Приехали в прошлом месяце рабочие с райцентра и построили.
- А чего же Нина молчала…
- А не известно было, хотели этот дом сначала под нужды деревни отдать, под хозяйство, так сказать.
- А выходит нам дали…
- Ну, выходит вам.
Слеза скатилась по виску мужчины. – Председатель, точно председатель, он видно за меня заступился. Дом нам отдал.
- Конечно он… Он на то и председатель…
- Прости меня Вань, - мужчина повернул голову к деду, - прости. Кабы я раньше знал. Я ведь думал, в какой мне дом ехать для инвалидов, чтобы Нину не мучить. А оно видишь как.
- Вот как бывает.
- Да, Иван Ильич, бывает.
- Вот и хорошо. Бери себя в руки, и жить продолжай.
- Нина, - крикнул мужчина. Женщина зашла в палату. – Нин, что же ты не сказала, что председатель нам дом выделил? – в глазах мужчины читалась радость.
Женщина посмотрела на Ивана Ильича. – Председатель?...
- Конечно он. Золотой мужик, оказывается.
- Ну да, - Нина покачала головой и заплакала, - ты даже не представляешь, какой золотой.
- Ну что ты заревела? – улыбался Николай. Все хорошо будет, прав Ваня, буду в гараже работать. Потихонечку, не спеша, как-нибудь прилажусь.
- Да, Коля, да.
- Илюшин, на процедуру, - в палату зашел врач.
- Иду. Ладно, Вань, рад был повидаться, спасибо за хорошие новости, - Николай пожал руку Ивану Ильичу. Э-эх, председатель!
Николай пересел на инвалидную коляску и его выкатили в коридор. Не реви, Нина, - сказал он в след, - жить будем!  Нина поставила корзину с продуктами на тумбочку рядом с кроватью и заплакала еще сильнее.
- Я молиться за тебя буду, Иван Ильич.
- Ну, что ты, что ты, успокойся. Видела, какой он? Все хорошо будет! Будет у вас жизнь хорошая. Как раньше. А глядишь, следующим летом, и, правда, дом выделят. Этот ведь, так, перезимовать и, слава Богу.
- Да нам и не нужно другого, что нам старикам.
- Нужно! Конечно, нужно! Или ты, как Николай хандрить собралась?
- Нет, не собралась, - улыбнулась она сквозь слезы.
- Нам его подождать нужно? – Иван Ильич посмотрел на дверь.
- Да нет, он минут на сорок ушел. Этот врач надолго забирает. Я ведь позавчера была тут, поэтому можно ехать, покушать я ему привезла. Тут ведь невесть чем кормят. А теперь и со спокойной душой поеду. Спасибо тебе, Ваня.
- Ну, сколько же ты мне спасибо будешь говорить?
- Ну, - Нина махнула рукой.
- Пойдем тогда. А, да, Нина, мне б рубашку купить, какую-никакую.
- Тебе рубашку надо?
- Да не мне, Жорке хочу купить. Он ведь совсем в тряпках у меня ходит. А тут вон как парни щеголяют, у всех рубашки красные. Прямо как снегири. Ну а чем мой хуже, вот, возьму и ему. Пусть пофорсит в деревне.
- Видела я где-то недалеко. Пойдем, я вспомню по дороге.
Иван Ильич и Нина вышли из больницы и снова перешли дорогу. Дед, сложив руки за спину, шел и слушал идущую с ним женщину.

Я лежал в кровати и думал о прошедшем дне. Окно было открыто, и луна проливала белый свет на полы комнаты, ночной ветер раскачивал шторы. Красная рубашка на стуле плавно качалась и поднималась, когда ветер задувал сильнее. Сегодня я заработал самые, что ни на есть, настоящие мозоли, я распилил все доски, которые были нужны. Дед, увидев мозоли на моих маленьких руках, поцеловал меня и крепко пожал руку. Анатолий Лукич разрешил мне вместе с ним заниматься полами в доме, а после этого мы все вместе ставили окна. Сегодня я работал. По - настоящему. Сказали, что завтра будем работать с крышей. И самое главное, что было сегодня: дед сказал мне, что завтра мы с ним будем делать будку! Счастливый, я  засыпал.

- Подъем в погранвойсках! – дед зашел в комнату со стаканом молока.
- Минутку, деда…
- Хоть две, Жорка! Можешь даже до обеда спать, а я пошел строить будку, - улыбнулся он.
- Встаю-ю! – закричал я. – Встаю, деда!
- Давай умывайся.
- Я сейчас!
Через две минуты мы сидели за столом. И снова в кувшине было теплое свежее молоко! Самое вкусное, самое белое!
- Жор, чем пахнет, - дед посмотрел на мой стакан с молоком.
- Молоко?
- Да.
- Да ничем не пахнет, молоком, - понюхал я.
- Ан-нет, ну как еще раз понюхай! Чувствуешь? Солнцем пахнет, ветром.
Я понял. – Радугой пахнет, деда!
- Верно, радугой, - улыбался он. – А дождь чувствуешь?
- С грозой! И даже громом пахнет!
- Молодец! Ешь булки, - дед поставил передо мной чашку.
- Сейчас.
- Вот так. Давай, ешь хорошо, сегодня много сил надо.
Я съел две булки и выпил два стакана молока. Дед доел остальные. Кошка, допив свое молоко, умывалась. Мне не терпелось поскорее пойти, все мысли были связаны с будкой.
- Пойдем, деда!
- Все, поел?
- Поел-поел! А ты?
- И я поел.
- Ну тогда пойдем скорее!
- Пойдем, - дед засмеялся.
Мы вышли на улицу, и я с удовольствием погнал куриц по двору. Сколько же радости было во мне, сколько энергии. На небе появились большие пузатые облака, тяжелые и грузные, они медленно плыли, словно корабли. Легкий ветер, кружа по земле, поднимал сухую траву. Мы шли по дороге. Самой лучшей дороге, казалось мне. Вороны, рассыпанные черной крупой по небу, летели за деревню. Мы подошли к дому.
- Ну, что, работнички, ударим трудом по защитным вершинам нашим? – улыбаясь, встретил нас Анатолий Лукич.
- По чему ударим? – спросил дед.
- По крышам, - непринужденно ответил мужчина без зубов.
- А, по крышам. Ну, давай ударим. Только чтобы не сломать.
- Не слома-аем.
- Всем доброе утро, - дед поздоровался со всеми.
- Доброе-доброе, - сказал Сергеич.
- Последний рывок сегодня? – надевая голицы, спросил дед.
- Крайний, - ответил Анатолий Лукич, - лучше говорить крайний.
- Крайний рывок сегодня? – с улыбкой повторил дед.
- Да, сегодня, закончим! Ух, чую, закончим!
- Надо-надо! Ну, пошли?
- Пошли-и, сказал мужчина без зубов.
Собравшись, все пошли к дому. Большой и высокий, он стоял перед нами. Тяжелые массивные бревна были аккуратно сложены в стены. Мы зашли внутрь: идеально гладкие доски, ровно состыкованные друг с другом, лежали на полу. Дед постучал каблуками по полу, он отдавал тугим глухим звуком при ударах. Годится, - сказал Иван Ильич. Конечно годится, как же по-другому, - добавил Анатолий Лукич. Изнутри весь дом был оббит рейкой. Чувствовалось, что дом построен хорошо, крепко и стянуто.
- Начали, - дед хлопнул в ладоши.
- Так, все начали работать, - повторил за ним движение Анатолий Лукич.
На дом, с каждой стороны оперлись лестницы. Наверху, по деревянному покрытию, ходил дед и Анатолий Лукич. Они слаженно сбивали доски, в результате чего получался деревянный каркас. Сергеич и Конявские подносили широкие плоские доски, я, как мог помогал им. Одну за одной, к каркасу прибивали доски, плотно стягивая их и уплотняя.
- Иван Ильич, как думаешь, там от низа утеплитель остался, может его сюда, вдобавок к этому? Чего пропадать будет? – сказал Анатолий Лукич.
- А много его?
- Целая гора, лучше бы столько дерева дали.
- Давай. Действительно, чего ему пропадать.
- А ну, Егорик, принеси-ка сюда утеплитель, - сказал мне Анатолий Лукич.
- Это который перед домом лежит?
-Да, который белый такой.
- Сейчас.
Я принес в охапке толстый белый рулон, Сергеич поднял его наверх.
- Вот, вот так потеплее будет, - заключил мужчина без зубов.
Наверху было довольно много досок и теперь уже пять молотков загоняли шляпки гвоздей в дерево. Так досточка за досточкой, крыша росла.
- А хотите случай? – не выдержал Анатолий Лукич.
-  А давай, - ответил Сергеич.
- Только ты за молотком своим следи, ох, шибанешь по пальцу, а я виноватый, отвлек тебя, понимаете.
- Давай уже.
- Ну так вот, когда война то была, находились мы в одной деревне. Были мы там, значит, две недели. Честно сказать, всю войну бы так воевал: утром молочка попьешь и ходишь себе, отдыхаешь, значит. Днем, конечно, поработаешь немного, ну, чтобы, скуку разогнать, а к вечеру на танцы… Сергеич, следи за молотком! – Слежу-слежу, ответил он. - Так, к вечеру на танцы. Был у нас, значит, гармонист такой, как играть начинает, так ноги сами в пляс. Честное слово, мне и танцевать совсем не хочется, а они не слушаются, танцуют и все. Ну и вот, какое дело. Подходит ко мне, значит, утром командир мой и говорит, «Будешь ты Анатолий Лукич, главным начальником сегодня. Будешь командовать на постройке телятника. Телятник будем ремонтировать». Честное слово, так и было, ни словом не вру! Ну, а что поделаешь, телятник, значит телятник. Ремонтируем мы себе этот телятник, командир с нами, а как же. Строим мы, понимаете, и вдруг зовет меня этот командир. Ему, говорит неудобно, подобраться, давай, говорит, я подержу, а ты по гвоздю ударь. Ну, то есть мне говорит. Ну а я ведь добрый, мне помочь никогда не сложно. Беру я, значит, этот молоток, и что есть мочи по гвоздю… Вот… Честное слово, не хотел попасть. Так нет же, командир этот пальцы свои повыставлял и ждет, когда же это я молоком шарахну. Ну, нате, не жалко. Что он наговорил мне, даже повторять стыдно. Я ему говорю: «Тише, тут же барышни ходят». А он мне как загнет-загнет, я даже многих слов не знал, вот какое дело. И что в итоге… Я думаю, вам станет меня жалко… В итоге, этот командир однорукий, что вы думаете, берет и закрывает меня в телятнике. На всю ночь! Ладно, думаю, не убивать же тебя, сволочь такую. Лежу я, значит, на сене и уснуть пытаюсь. И вдруг слышу: гармонист наш, а вокруг него девки, так и пляшут. Ребятки наши повыходили. Весело им значит, вот какое дело. А я вот лежу в сарае, и так мне танцевать хочется, как никогда не хотелось. Ну, а что поделаешь, накрылся сеном побольше и уснул. Вот такая история. А на следующий день командиру по второму пальцу попал, - засмеялся Анатолий Лукич.
- Вот скажи мне, почему тебя всегда в сараях закрывали? – засмеялся Сергеич.
- А кто ж их знает? Мозгов на большее не хватало, вот и закрывали в сарай.
- Да-а, Анатолий Лукич, богат ты на истории, - сказал дед.
- Что есть, то есть, - довольно ответил он.
Так, делясь историями, разговаривая, мы сделали половину крыши. Конявские и Сергеич снова занесли наверх часть досок. Дом выглядел почти готовым
 Время подошло к обеду. Солнце было высоко.
- Хорош, перекур. Пойдем обедать, - сказал дед
Мы сели за стол, глубокие чашки с супом дымились перед нами.
- Ох, раз такое дело, то хотелось бы граммов пятьдесят, - сказал Анатолий Лукич.
- Толь… Вот закончим с домом, а потом и пятьдесят. Чего добро переводить. Верно я говорю, Иван Ильич? – ответил ему Сергеич.
- Абсолютно прав.
- А я вас просто проверял, - улыбнулся Анатолий Лукич.
- Ну, мы поняли, - улыбнулся в ответ Сергеич.
- Нин, за Николаем-то как завтра? Может с тобой? – спросил дед.
- Я уже договорилась. Саша, водитель с базы, завтра в город поедет, ну и я с ним. Обратно тоже вместе поедем. Так что, он от порога до порога нас довезет.
- Молодец какой.
- Да, а иначе, даже не представляю, как бы я с Колей сюда добиралась.
- Ну хорошо.
- Егор, давай-ка я тебе еще подолью, - обратилась ко мне Нина Александровна. Вот… С курицей… Жирный.
 Я ел, целиком наполняя ложку, суп был вкусный. На столе, на большой плоской тарелке лежала курица. Дед отломил куриную ногу и положил мне в чашку.  Ешь, мой хороший, - сказал он. Мы доели суп, и стали пить чай. Я пил, не отрывая стакан от стола, а только немного наклонял его. Набирая в ложку варенье, я опускал ее в стакан, а затем съедал. Белая кошка снова терлась о мои ноги. Я взял шкурку от курицы, которая осталась в моей чашке, и отдал кошке. Она, встав на задние лапы, взяла ее, и убежала.
- Деда, а когда мы будем строить будку, - наклонился я к нему.
- А вот сейчас и начнем. Сейчас доедим и начнем.
Я улыбнулся. – Я уже доел!
- Я тоже. Сергеич, ну что-то ты долго, в самом деле, – улыбаясь, сказал дед.
 - Идем, - ответил Сергеич.
Мы подошли к дому. Теперь это была уже почти полноценная постройка, в которой можно жить. Не хватало, лишь небольшой части на крыши. Сергеич и Конявские залезли наверх и продолжили работу. Анатолий Лукич толем закрывал готовую часть крыши.
- Пойдем, - сказал мне дед.
Он посмотрел на аккуратно сложенные стопкой доски, обработанные наждачной бумагой и рубанком. Посмотрел на лежавшие горками, разных размеров гвозди. – Молодец, Жора, как хорошо подготовил все, - сказал он. Я улыбнулся.
- Так, теперь бери две досточки.
- Любые?
- Да. Какие тебе глянуться.
Я улыбнулся. – Вот эти!
- Ну, бери эти! Так… Вот… Теперь Жора, клади досточки вот сюда…
- Сюда?
- Да, прямо сюда и клади. Молодец. Смотри, теперь берешь дощечки, и вот сюда их, как рельсы, - Иван Ильич положил досточку поперек двух. Вот, чтобы по краям небольшие выступы были, видишь?
- Да, - довольно отвечал я.
- Вот так нужно сделать четыре стороны.
- А как же собака будет заходить?
- А вот же у тебя короткие досточки, - дед указал на несколько небольших дощечек. – Вот их вперед.
- Ясно, а потом?
- А потом между собой будем соединять.
- Понятно! – ответил я, и начал забивать небольшие гвозди в доски, тщательно и аккуратно подгоняя их.
- Ну вот, видишь, как здорово получается! Работай пока, а я пойду там помогать.
- Хорошо, - не отрывая глаз от процесса, сказал я.
- Отвечать по форме, - сказал дед.
- Так точно!
Дед ушел, а я в ритм другим молоткам, работал своим. Я был полностью увлечен. Я смело бил молотком по гвоздям, и после нескольких ударов, шляпки, серебряными кружками блестели на дереве. Наступил момент, которого я так ждал: я делаю будку, сам. Сколько же гордости было у меня. Я изредка поворачивался и смотрел на деда, он точными и сильными ударами забивал длинные гвозди. Тогда и я начинал увереннее держать молоток.
- Деда, а широкую надо?
Дед молчал. – Деда!
- А?
- Я говорю, широкую надо?
- Это ты сам решай. Какую будку сделаешь, в такой собаке и жить.
- Да? – задумчиво ответила я.
- Да.
- Ладно, - сказал я и продолжил.
Я сделал, как мне казалось, нормальную по длине стенку для будки. Не длинную, но и не короткую. Как на всех будках. Я закончил с одной стороной и принялся за другие. Теперь мне было гораздо легче: у меня перед глазами был пример. Я взял две досточки и положил перед собой. Как рельсы, - подумал я. И снова застучал молоток. Я забивал гвозди и вдруг вспомнил о девочке, которую видел на колонке. Кто же это такая, почему я ее не видел раньше. Наверное, она просто приезжала к бабушке из города. Да, точно из города. Вон, какое у нее платье было. В деревне таких нет. Точно, так и есть, - решил я переключил внимание на работу. Через некоторое время были готовы все четыре стороны. Почти идеально ровные, они лежали одна на другой.
- Деда, иди сюда! – закричал я.
- Иду, - дед спустился и пошел ко мне. – Вот, видишь, как хорошо! – взял он в руки сколоченные досточки.
- Я старался!
- Я вижу! Действительно постарался, молодец. Теперь вот что, смотри. Нужно поставить вот так, - дед поставил одну стенку к торцу другой. Вот, а теперь берешь гвоздики, и вот сюда, и до самого низа. Понятно?
- Понятно! – ответил я.
- Ну, тогда давай, делай! - дед потрепал меня за голову.
- Сейчас.
Я соединил две стороны и начал. Молоток стучал сильно и сосредоточенно. Гвоздей я совершенно не жалел, а поэтому забивал их с интервалом в несколько миллиметров. Закончив с первой стороной я улыбнулся: близко забитые гвозди напоминали металлическую полоску. Ничего, - подумал я. Так будет крепче. Так же легко я справился и с другими сторонами. Время пролетало незаметно.
- Деда-а! Иди смотри!!! – кричал я.
- Жорка-а! Иду смотреть! – кричал он мне в ответ.
Я поставил результат своей работы как можно ровнее и ждал, что скажет дед.
- Ну, отлично, Жорка!
- Правда?
 - Конечно! Так, - дед приподнял каркас, - да, смотри, как крепко вышло. Молодец! Так, вот и крыша осталась, смотри, - дед взял пилу и подпилил по диагонали уголок досточки. Вот так, уголок к уголку, - он сомкнул две досточки, -подпилил и все. Давай.
Я взял пилу и стал делать в точности так, как показал дед. Это было самое трудное из всей работы, пила постоянно слетала. Но я сделал, я все сделал. Может быть, не совсем ровно, но я смог совместить их и сбить вместе.
- Деда! – снова закричал я, - деда-а!
- Иду-у, - кричал он мне. – Жорка, так ведь, ты самый настоящий строитель! – сказал дед, держа в руках сколоченную крышу, - маленечко не ровно, но это ничего! С чего–то ведь надо начинать. Так, теперь ведь нужно все это вместе собрать, - дед поставил крышу на каркас будки. – Жор, ты держи крышу, а я ее сейчас прибью, тут побольше гвозди возьмем…  - Ну-ка… Так… Держи ровнее, Жор… Вот так. Теперь с другой стороны, - дед легко забивал большие гвозди. Через несколько минут будка была готова. – Жор, а вот смотри, это что у нас получилось, - улыбнулся Иван Ильич. На лицевой и задней сторонах будки, между крышей и стенами был просвет. – Так дай-ка мне вот эту досточку, ага. И пилу подай, Жор, - дед быстро выпилил нужные части и вставил их в отверстия. Я взял молоток, несколько маленьких гвоздей и прикрепил ими новые части. Дед улыбнулся и развел руками. – Молодец, внук! Молодец!
- Деда, а толь?
- Ах, да. Еще ведь толь. Подожди-ка, - дед ушел к дому и через несколько секунд вернулся с небольшим куском толя.
- Так, держи вот здесь, - прижал он толь к крыше. Так… - двумя гвоздями он прихватил толь за края. – Ну строитель мой, теперь ты. Заканчивай, а я пойду помогу там, - дед поцеловал меня и ушел.
Я  натянул покрытие и придавил его животом с одной стороны, с другой я очень легко и ловко забивал небольшие гвозди. Они легко входили в дерево и прижимали толь. Я полностью прибил материал, и отошел посмотреть. Вот тут еще, - подумал я и забил гвозди по диагонали по периметру крыши. Вот, теперь собачке будет хорошо жить. Я был доволен… Бросив молоток я побежал на дорогу. – Жор, ты куда, - окликнул меня дед. – Я скоро приду! – ответил я и побежал еще сильнее.
Солнце садилось, кое-где кричали петухи. Красная кайма неба ложилась на деревья, от этого они, казалось, загорались. На улице пахло дымом из бань, он волной выходил из труб домов. Легкий ветер приятно встречал меня, заворачивая в теплый воздух. Я бежал… Бежал… Бежал… В деревне наступал вечер. Спустя полчаса, я подходил назад, к дому, я тяжело дышал, но в груди у меня бил ключ радости. Я сошел с дороги и подошел ближе к дому. Дед и Сергеич курили, сидя на бревнах. Один из Конявских лил воду из ведра на руки другому. Они умывались. Анатолий Лукич спускаясь с лестницы, смотрел на стены дома, и стучал по ним рукой. Недалеко стояла Нина… Она плакала. Дом был построен. Я смотрел на них, держа на руках собаку.

Глава 3
P.S.

     Машина подъехала к большому административному зданию с флагами. Человек в военной форме вышел из автомобиля и направился к входу. – Приветствую, - протянул ему руку седой мужчина в холле. – Здравствуй, улыбнулся в ответ военный. Он прошел к лестнице и поднялся на нужный этаж. – Наташенька, мне не звонили, - обратился он к женщине перед своим кабинетом. – Нет, еще никто не звонил, - ответила она. Мужчина открыл дверь и вошел внутрь. Раздвинув шторы, он сел в кресло и стал перебирать какие-то бумаги, стучать ручкой по столу. Глаза не видели строк. Мужчина ждал звонка. Зазвонил телефон, военный быстро снял трубку, голос секретаря Наташи зазвучал в трубке: «Георгий Иванович, генерал-майор Правдин, соединяю?» - Соединяй, - выдохнув, сказал военный.
- Алло. Да, Яш, добрый день… Да, да слышал… Нет, еще не было… Во сколько?... Да, хорошо, конечно буду… Где-где?... Да, знаю, конечно… Ага… Всего доброго…
Мужчина откинулся на спинку кресла и вздохнул. Все мысли крутились вокруг одного, человек ждал звонка. Задумавшись, военный ушел в себя…
В приемной раздался телефонный звонок. Секретарь сняла трубку: «Министерство Обороны». – Генерал-лейтенанта Добродеева, будьте добры, - сказал голос в трубке. – Как вас представить? – Сын, ответил мужской голос. – Секундочку, - женщина нажала кнопку на телефоне… Военный, услышав звук телефона, судорожно снял трубку. – Да! – громко ответил он. - Георгий Иванович, сын. Соединяю? – Конечно! – сердце генерала забилось быстрее, казалось, даже в трубке были слышны гулкие удары.
- Алло, Андрей! – громко заговорил военный.
- Батя! Мишка родился!!!... Ты стал дедом, батя!!!
Глаза мужчины заблестели…
                05.11.2012, город Томск