самоанализ

     он хотел не только выстроить мифологию «Уяснения», но и уяснить самого себя, ему казалось, что это поможет обрести творческую силу, вернее, устранит препятствия, потому что творческие силы у него были, в этом он не сомневался, но что-то мешало им проявиться, и уяснение самого себя должно было открыть эти препятствия и помочь ему избавиться от них, он пытался найти в самом себе какие-то «фундаментальные переживания», которые определяли всю его личность, что составляло эмоциональную основу его жизни? что было его исходным переживанием? он решил, что это «страх смерти» и «жажда любви», оба эти чувства были взаимосвязаны, как чаши весов (в том смысле, что любовь, возрастая, уменьшала страх смерти), но что было первичным, изначальным? искал ли он любви потому, что боялся смерти, или боялся смерти потому, что не находил любви? загадки обступали его со всех сторон, это было новым путешествием: он погружался вглубь своего бессознательного, как исследователи погружаются в морскую пучину, «Звезда-6, вы меня слышите? прием» , он и правда жил, будто окруженный водяной толщей, в абсолютной изоляции, он хорошо помнил те дни, месяцы, когда сознательно обрывал все связи с людьми, но эта тяга к «безличному» была у него с детства, иначе откуда эта любовь к музыке, звездам, знанию, и еще он открыл в себе жалость: он мог пожалеть кого угодно и что угодно: собаку, кошку, муравья, сорванные цветы, горящую лампочку, жестяную банку на пустыре , и, конечно, он жалел всех людей, он жалел все, потому что все увядало, ржавело, тлело, все было тленным, преходящим, и потому – вызывающим жалость, он жалел и самого себя, слишком много жалости, в этом было что-то неправильное, жалость делала его слабым, мешала заниматься делом, позднее он нашел сходные замечания о жалости у Розанова, и у Набокова, и у Соловьева, «и был спрошен, что такое сердце милующее? и отвечал: возгорание сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари; при воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы; от великой и сильной жалости, объемлющей сердце, и от великого страдания сжимается сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью» , но это не мешало им сочинять том за томом, отгородившись от всех, он пытался завести какое-нибудь животное, канарейку, например, но от нее было слишком много шума, летом она будила его своей песенкой, котенка, он украл его у бездомной кошки, сидевшей с выводком во дворе, за котенком требовался уход, слишком много хлопот, и кроме того, котенок норовил спать вместе с ним, на одеяле, а он почему-то не мог этого терпеть, он не позволял себе привязаться ни к человеку, ни к животному, он мог любить только неживое: книги, музыку, картины, фильмы, он пытался анализировать свой характер, вспоминал подробности, искал причину, его непрактичность, отвращение к деятельности походили на лень Обломова, ему тоже грезилась «деревенская идиллия»: летний день, полный тепла, красок и запахов, ничего не нужно делать, ты свободен от всех обязанностей, принадлежишь себе, и не только себе, но и миру, потому что мир – твой друг, вероятно, эти картины рождались воспоминанием о том времени, которое родители проводили в деревне, когда он был еще маленьким, и, разбирая эту грезу, он подумал, что самым важным в ней было то, что это было отпускное время, родители были не заняты, он всегда был с ними, так и составилось у него представление о счастье: лето в деревне, праздные родители, никаких забот, игры, путешествия по окрестностям, он не думал о смерти, летний день простирался в вечность, но его отлучили от этой вечности, как младенца отлучают от груди, теперь он должен был питаться другой пищей, и он нашел ее в книгах, музыке, науке, но воспоминание об «идиллии» мешало ему в его занятиях, почему же он не стал самостоятельным, деятельным, практичным, не повзрослел так, как взрослеют другие? 

––––––––––––––––––––––
     «И был спрошен, что такое сердце милующее?...» – Исаак Сириянин (приводится у В. Соловьева в «Оправдании добра»).