Кресты, кресты на куполах

Галина Храбрая

«ПОМИНАЛЬНАЯ»

Кресты, кресты на куполах
Над Белыми Церквами –

Навечно отвергают прах,
Изведанный отцами!

Кресты, кресты да ордена,
Погоны к новым битвам…

Душа погибшего вольна
Лететь к своим молитвам!

Читают вслух «за упокой»,
Свечу зажгут несмело…

Дрожащей правою рукой
Дотронувшись до тела…

— Сегодня воскресенье! И крестить, и отпевать, и венчать, наверно, будут! —
говорит мне мама моя, оббивая снег со своих сапожек, стуча, каблучками друг
о дружку.

— Точно! Смотри, в сенцах покойник во гробике «ожидает» окончания литургии.
Сродники зарёванные стоят подле тела. Вот только ребятишки полусонные давно
все креститься готовы, — отвечаю я маме по обыкновению.

…мы вернулись с кладбища, что находится через дорогу от нашего храма.
Поминали моего отца. Ходили к нему на могилку.
Ему, аккурат, «на Зимнего Николу» день рожденья был бы…

Перед службой с утра мы с мамой подали поминальные записки и отправились
к его могилке. Затеплили там свечку, помолились, поплакали.
Мама, как водится, немного задержалась у надгробия. Она всегда разговаривала
с отцом, «отчитывалась» ему:

— Ты, Колюнчик мой, лежи, не скучай. Дома всё у нас в порядке. Работаю. Живу.
Болею. Но, к тебе придти не смею. Приду, конечно, но ещё не скоро. Дела у меня
все не переделаны! Спи спокойно, муженёк мой дорогой…

— Мама, а давай ещё раз в наш храм зайдём!
— Ещё раз? Зачем? Мы же там были, только что!

— Так мы к Кресту же не подходили!
— Ну, да, служба ещё полным ходом шла, к Кресту в конце Литургии подходят!

— Мне наш батюшка Иоанн говорил, что можно и самим к Распятию приложиться,
коли раньше уйти приходится…
— И то дело говоришь, дочка! Негоже не приложившись к Кресту до дома ехать!
Идём! Приложимся к Большому Распятию!

И мы с мамой помчались скорее перебегать Можайское шоссе…

— Все, небось, разошлись. Там, верно, сейчас никого. Я люблю, когда в храме
тихо, — проговорила я маме на бегу.
— Всё равно электричку ждать, стоять и мёрзнуть на платформе… пошли!

Я сразу же издали заметила, что-то неладное, хотя на сердце у меня было
радостно: церковные ворота были не заперты, в окошках отовсюду, то и дело
поблёскивали из лампадок маленькие язычки пламени, и мелькало множественное
дрожание восковых свечей.

Навстречу нам вышла разгорячённая пара с малышом. Они ссорились меж собой.
Дама не желала «при покойнике» оставаться в храме и буквально рвалась
к своей машине.

Дело в том, что они привезли крестить внука к 11 часам, как им было велено,
но покойников отпевают вперёд по правилам, и всем остальным надо ждать.

Как только батюшка «одного» отпел, тот час привезли «другого», а потом
и «третьего». Дама перепугалась, сочтя это «плохой приметой», схватила
внука под мышку и влёт из храма.

Машина её стояла через дорогу у автобусной остановки на плацу. Она решилась
не лезть под колёса проходящего автотранспорта и обождать, когда будет «окно».

Я воспользовалась этой паузой, подошла к ней вплотную и сказала:

— Напрасно вы со своим мужем сбегаете! Крестины – это вам не в Новый Год
под ёлочкой скакать! Немедля вернитесь в Храм Божий и выдержите всё до конца.
— Да, какая разница! Окрестим внука в следующем году. Весной значительно теплее
и народ весь в отпусках.

— И покойников меньше? Не так ли?
— А хотя бы и так! Тебе-то, что с того? Умная, какая выискалась тут!

— Ты сама-то крещёная, «кукла рисованная», что так рассуждаешь? Тушь с помадой
пойди, смой, да глаза свои продери! Видеть они тебе истину мешают! Ты у внука
спросила, он доживёт у тебя до весны? Хворый, ведь, сразу видно: всё, знаешь
ли, в Руках Господних! И тот, что в гробу сейчас лежит, почти ещё свеженький,
тоже вчера помирать не собирался; днём щи кислые хлебал, да с женой своей
«Новости вечерние» смотрел, а нынче, вот, как всё переменилось…
— Зачем мне-то глаза смывать? Почему он не доживёт?

— Ты, как Распятие целовать станешь, или ты в музей приехала? После тебя народ
помаду твою лизать будет? Сама покойником побрезговала, а детишки крещёные
твоей краской обмажутся вместо елея, так, что ли? Эгоистка ты хренова.
— Ты что попадья, мне тут указывать?

— Я-то, попадья? Хуже!
— А кто? Сектантка, что ли?

— Нет, «совесть» твоя во плоти! Перед смертью твоей пришла к тебе в последний
раз… навестить тебя Господь надоумил, а то помрёшь, и внука не успеешь окрестить!
Вернись в церковь, вероотступница, на колени пади ниц: у БОГА проси прощения
за своё шельмовство. «Торгашка», небось? Чем торгуешь-то? Душами людскими?
— Нет! Обувью…

— Обувью, можно, душами нельзя! И как? Хорошо торговля-то идёт?
— Ага! Всё продаю подчистую, и ещё еду, закупаю: сапоги, туфли, тапочки…

— Тапочки? Белые. небось не берёшь для упокойников?
— Нет… «в клеточку» беру в основном.

— Белые, как завезёшь, себе одну пару оставь! Если дело так и дальше пойдёт,
долго не протянешь. Кто же к Церковным Таинствам глупо так относится? Захотела,
пришла. Захотела, ушла. Это тебе не «пивнушка». Стыд-то, какой! Русская, поди?
А ведёшь себя, как басурманка…
— Да, русская я! Не вру!

Поговорила я с ней и повернулась лицом к Священной Церкви Христовой, плача.
Вдруг слышу у себя за спиной:

— Миша! Миша! Вернись! Идём скорее в храм внука крестить!
— Там же покойник!

— Сам ты «покойник»! Пошли, я тебе говорю, может, ещё и успеем!
— Успеем что, помереть, что ли? Ну, пошли, дура ты моя непутёвая!
И послал же мне Господь наказание!

…хорошо, что я не мужчина и не священник, а была бы батюшкой,
кадилом её прямо там же приложила, ей-БОГУ! Убить бы не убила,
но шишак огроменный она бы у меня домой привезла вместо просфоры!

Но характером я отходчивая, тем и нравом степенна: встречались мы с ней потом,
едва я признала её: стоит всю службу, ненакрашенная, скоромно одетая, трезвая,
короче, прихожанка то, что надо! Вот ведь, как в жизни бывает, поначалу
оскоромишься, ругаючись, а приглядишься: хорошая баба вдруг оказалась!

* Х *
http://www.stihi.ru/2013/04/02/9337
«И сольюсь с Белоокой Звездою!»