Командировка. 1985-й

(отрывок из повести "Воспоминания без размышлений")

Захарыч вошёл в наш кабинет сразу после обеда, когда мы втроём с коллегами, насытившись в заводской столовке, сдабривали пищу разведённым спиртом. Лица на Захарыче не было. Он плюхнулся в гостевое кресло, плеснул себе воды в резко пахнущий спиртом стакан и, подсознательно занюхав выпитое рукавом, изрёк: «Толя, на тебя вся надежда».
Ответить я не мог, потому как судорожно пытался разжевать каменный сухарь, маскируя последний глоток.
– Что случилось, Иван Захарович? – пряча далеко под стол фляжку, выручил меня Николай.
– Я от главбуха. Трагедия, мужики. Мы лимит командировок на отдел не выбрали. Прозевал я одну, похоже. Последний день, чтобы куда-то уехать, – сегодня. Завтра-то уже третий квартал. Горим!
Я знал, что если отдел «не выбирал» лимит командировок на квартал, то на следующие три месяца отдел этот наказывали: лимит сокращали вдвое, за ненадобностью, а начальника лишали премии. У Захарыча же в Москве жили жена и дочь, к которым он еженедельно летал «в командировку», а посему сокращение лимита для него было смерти подобно. Да и премия ни для кого никогда не бывала лишней.
– Толя, только ты можешь нас спасти. Поезжай в Москву, завтра пятница – командировку отметишь, в выходные погуляешь, а в понедельник – назад. А? Поезд через три часа. Успеешь собраться?
Я был в отделе самым молодым, самым неженатым, а потому самым лёгким на подъём человеком.
- Поеду, Иван Захарыч, чего ж не поехать, - наконец-то прожевав маскировку, ответил я. –  Вы не волнуйтесь. Собираться мне не нужно. Кошелёк, ключи, паспорт... Я готов.

Мне оформили командировку в отдел снабжения «Минхимпрома», якобы «выбивать» километр какого-то безнадёжно редкого электрического кабеля, вручили коробку с вареньем для Захарычевской семьи и на директорской «Волге» отправили на вокзал. Там, получив от водителя в довесок громадного размера пакет с пёстрыми пУтанками-мочалками – гордостью заводского цеха ширпотреба («Бери. Дефицит – на подарки, мало ли…»), я отбыл в столицу.

Внучка всемирно известного народного артиста СССР Бориса Андреева, по совместительству дочь Захарыча, приветливо встретив меня на Большой Бронной, с благодарностью приняла абсолютно ненужное ей варенье, но наотрез отказалась от ненужных мочалок. Тяжело перехватив под мышкой полипропиленовую груду, я вяло понёс её на улицу Кирова, где и находился «Минхимпром».

Будучи человеком честным и исполнительным, но по сути своей скорее авантюрным, я не только отметил на командировочном бланке свой «приезд-отъезд», но, задурив головы хорошеньким сотрудницам бюро пропусков, каким-то чудом умудрился записаться на приём на утро понедельника аж к самому заместителю министра.

Довольный, я спускался вниз по лестнице и, «уйдя в себя» и мечтая о скорой кружке холодного пива, улыбался: «Круто! Живого зама министра увижу. Мочалку ему подарю. Парням расскажу - описаются»… И тут мимо меня проплыл едва уловимый лёгкий запах мною любимых духов «Climat». Мгновенно «придя в себя», я обернулся. На запах! Но увидел:  НОГИ!!!  И какие ноги!!! Фантастика, сказка, мечта!   «Таких ведь не бывает!!!» – захотелось крикнуть вслед ногам, но непонятным образом я зацепился за витые перила лестницы своим дурацким тюком, и, взрывая его, с грохотом и матом покатился по ступенькам вниз, рассыпая цветные мочалки по всему фойе.

Более нелепой картины придумать было нельзя. Будто кто-то нажал кнопку «Pause»:  чиновный люд, все как один в костюмах-галстуках-портфелях, чопорные дамы и лежащий на спине я – волосатый и бородатый тип в рваных джинсах на усеянной цветным полипропиленом лужайке первого этажа –  все замерли и замолчали.
И снова «Play»: зашевелились, загалдели,  взорвались хохотом и моментально разбежались по коридорам власти. Лишь я один остался лежать на спине, закатываясь от смеха, да по лестнице медленно поднималась, улыбаясь, Она – хозяйка ног.
С помощью невесть откуда взявшегося вахтёра мы собрали с ним мои «сувениры» и еле впихнули их в обычный холщовый мешок, найденный в пыльной кладовке. Вахтёр получил в подарок несколько «единиц» дефицита, а я побрёл к метро.

Уже возле станции рядом со мной остановилась иномарка. За рулём сидела хозяйка ног. «Подвезти, мешочник?», –  рассмеявшись, спросила она.

Через три дня я устало вышел из её машины за два квартала до министерства. Было утро понедельника. У меня впереди – бессмысленная аудиенция с замом министра и вечерний поезд домой, у неё – обычный рабочий день. Она измождённо послала мне воздушный поцелуй и умчалась работать.
Мочалки так и остались лежать в мешке на её балконе. Заму министра их «не светило».

Чёрная трёхметровая дубовая дверь приёмной открылась, на удивление, легко. «Проходите, ваша очередь», – шепнула секретарша, и я вошёл в кабинет.

За столом сидела Она. Конечно же, Она и оказалась тем самым заместителем министра, приём которого мне был назначен, с которым за три проведённых вместе дня не прозвучало ни одного слова о работе. Мы ошарашенно улыбнулись друг другу, и я, не сказав ни слова, ушёл.

На следующий день в отделе Захарыч долго жал мне руку, благодаря за поездку. Нам  подтвердили план командировок на новый квартал, и все остались довольны.

Через неделю из «Минхимпрома» пришёл неожиданный приказ о выделении Балаковскому ПО «Химволокно» одного километра электрического кабеля на сумму один миллион рублей.

А ещё через несколько дней Захарыч вручал мне премию: «Вот тебе и мочалки. А ещё брать не хотел. Толь, слушай, нам станок один нужен до зарезу. Может, через недельку в «Минлегпром» съездишь?»