Как водится

На обшарпанной лестничной клетке
Весь в лучах золотого заката
Тонкий профиль шестнадцатилетки,
Прототип озорного плаката.

Угловатое это созданье:
Две косички да острые плечи...
То ли здесь происходит свиданье,
То ли просто случайная встреча.

Ишь раскинулся, как буревестник
(Знать, творятся серьёзные вещи),
Рядом с нею вихрастый ровесник,
Полыхая угрями зловеще!

В малом буйствует дух непокорства!
Робин Гуд — да скорее с изнанки!
Юный рыцарь — да это притворство
Для неё ли, для рыжей поганки?

Чует сердце, что будет и хуже,
Что боец не охотник учиться.
Уж повадка не мальчика — мужа
Из него слишком бурно сочится.

И она — может гордая очень
Или «дон» из отвергнутых парий?
Так, смеётся... Хотя, между прочим,
Каждый свой предположит сценарий.

И наскоков она не боится:
Мол, давай, побесись, ненормальный!
И в подмётки он ей не годится,
Воздыхатель её инфернальный!

Чуть глазок исподлобья скосила;
Тонкой шеи изящная выточь
(«Красота — это страшная сила!» —
Как говаривал Лев Маргаритыч).

А закатное небо всё гуще
И в подъезде — чернильная темень.
В ней, конечно, не тот ещё Пущин
И никак не Серёжка Тюленин.

А она... но об этом ни слова:
Всё соврут, перевертят приметы!
Ох уж женская эта основа,
Перед коей бессильны поэты!

Вот стоит и вполне презирает, —
Тут природа, а вовсе не книжки!
И как мышкою кошка играет
Желваками на скулах мальчишки.

Надоест — через год и не взглянет,
Помоднее отыщет «бой-френда».
Все семь струн до разрыва натянет —
И не ждите тогда хэппи-энда.

1994