Рассказ на производственную тему. 1

     ГЛАВА  ПЕРВАЯ.    
         
           После окончания строительного техникума Галима распределили в Новосибирский Мостстрой. В отделе кадров ему оформили  трудовую книжку. Первую в его жизни. Хотя к своим двадцати шести годам он успел уже и наработаться, и повоевать, и освоить не одну специальность. Но времена были такие, что, увы, не до трудовых книжек, понимаешь ли. Семь с половиной лет армейских вошли в учётную карточку военного  билета. А трудовое детство, с двенадцати лет, и вовсе потерялось в недрах огромного бюрократического государства. Поэтому вполне ординарное событие как оформление трудовой, для Галима явилось событийным и значимым. Одно огорчало – оформляли его десятником. (В середине прошлого века существовала такая должность. По нынешним временам – бригадир). «С дипломом техникума можно было бы и побольше должность определить»- думал про себя Галим,- «Ну да ладно, проявлю себя и повысят». А в том, что он себя проявит, сомнений у Галима не было ни на йоту. Последние три года в армии он, простой сержант, занимал офицерскую должность нормировщика и учётчика. А это вам не хала-бала. Да ещё и в техникуме не просто так штаны протирал, а яростно грыз гранит науки.
          
          Но проявить себя в Мостстрое Галим не успел. Вернее, успеть-то успел, да реакция начальства оказалась какой-то неадекватной. А дело было так. Послали Галима на объект и велели доделать там перегородку в зрительном зале. Дом культуры ремонтировали свой. Приехал Галим по адресу, зашел в ДК.  « Где тут каменщики работают?» - спрашивает.  «Да вон там, в зале», - отвечает ему какой-то старичок, а сам в усы ухмыляется. Зашёл Галим в зал, да так и присвистнул – мать честная! Каменщики то женского роду-племени. Во влип!
         
          Делать нечего, стал с каменщицами знакомиться. Так, мол, и так, прошу любить и жаловать, я ваш новый десятник. А та, что побойчее отвечает: «Такого красавца любить с удовольствием будем, а вот жаловать – извини, как себя покажешь». Посмеялись, познакомились и стал Галим в дело вникать. Зал по величине приличный. И потолок  метров под пять. Перегородка должна отделить помещения для киношников, фильмы крутить откуда. «А почему вы её в пол кирпича делаете?»- удивился Галим.  «А нам-то что? Как сказали, так и делаем» - отвечают девахи.  «И давно приступили?» - вновь допытывается  новоиспечённый десятник.  «Третий день».  «Третий день!? И всего метр подняли!? Да вы что тут, чаи что ли распиваете? Значит так, перегородку будем делать в полтора кирпича. Для такого помещения пол кирпича слишком хлипко будет. Ну и темпы надо нарастить. Вот так, бабоньки.»   А бойкая ему в ответ: «Ты, дяденька, сам бы и показал, как это темпы наращивают.  Мы как работали, никто к нам претензиев не предъявлял.»
         
          Глянул Галим на женщин оценивающе.  Эх, сколь уж война окончилась, а без баб всё никак не можем обойтись на мужицких работах. Им ли с кирпичом да раствором работать? Изморщинились,  погрубели. Курят вон, как паровозы. А что сделаешь? Работа дадена, её исполнить нужно, как ни крути.  А раз так, то личный пример – это наипервейшее дело. Скинул Галим  демисезонное своё пальтишко, выбрал мастерок поудобнее да подмигнул бойкой девице: «Давай, Марья, раствор гони, остальные кирпич подтаскивайте. Зинаида! Штыри металлические найдутся ли в хозяйстве?  Для связки с вашей перегородкой пригодятся.»   Закипела работа! Галим не то, что перегородки, печи складывать умеет. Так что уже через час взмолились бабёнки – «Пощади, родимый! Дай дух перевести.»  А Галим ещё и не разогнался по настоящему. Да и не курящий он, нет такой привычки.  Но сжалился: «Перекур, девчата.»
         
          Загалдели бабы.  Почти все закурили, окружили своего нового командира. Шутки, смех со всех сторон, подначки грубые, сальные даже. А чё ты хочешь? Стройка, она, брат, к нежностям  не располагает. Поэзию да лирику всякую здесь не сыщешь.  И работа тяжёлая, грубая и отношения им под стать. Но глаза у женщин изменились, заблестели да заискрились. Впервые им такой командир попался, что не погнушался сам за мастерок взяться. Чудно. Ну, отдохнули – пора и за дело вновь браться. Галим к себе в помощь ещё двух каменщиц взял, остальные подсобляют. А тут и леса уж пора готовить. Опять заскучали девахи, погрустнели  аж. Для них леса эти делать – мучение одно. «Не дрейфь, бабы! – щерится Галим, - научу и леса в лёгкую делать. Тут ведь главное что? Смекалка да опыт! А этого у меня не занимать.» Короче, к вечеру вся бригада была в восторге от нового начальства.
         
          А ещё через три дня стена уверенно упёрлась в потолок. Что удивило Галима, никто из начальства ни разу не потревожил его бригаду своим присутствием. «То ли доверяют, то ли проверяют?» - думал Галим. Так или иначе, посчитал он объём выполненных работ, составил смету и отправился в контору. «Чё пришёл?» – спрашивают его. Как что? Работу закончил, вот объёмы, вот смета. Что дальше делать?  «Как, - спрашивают, - закончил? Там работы на полторы декады. Да и сметы составлять не твоя забота. Есть у нас кому этим заниматься.» Вобщем, поехало начальство на объект. Галим гордо показывает им творение своих и женских рук, а в ответ: «Ты что наделал, кат!? Ты куда столько кирпича извёл!?  Тебе кто разрешил перерасход материала делать!?» Да матком ещё, да матком!  Да позабористее!  Как ни пытался Галим объяснять, что делал он всё по правилам, как в техникуме учили, ему в ответ: «Да в гробу мы видели твой техникум! Из чего мы теперь кабинеты и клозеты будем делать? Подвёл под монастырь, злыдень! Иди отсюдова, чтоб глаза наши тебя не видели!»
         
          Ничего не понял Галим. Возвращался домой чернее тучи. Всё ведь правильно делал. И качественно, и быстро. А в ответ такое свинство. Мало того, дома-то тоже от жены попало за перепачканную одёжу. А как же! В первый же вечер. Это он уже на следующий день прихватил сменную робу, а в первый день он ведь не предполагал, что простым каменщиком работать придётся. Короче, прихватил домой литрушку да нахряпался от души. Жена пыталась остановить, да куда там! Обида пробирала аж до печёнок. «Я что, для себя что ли старался? – пьяно выкрикивал Галим  в пустоту, так как жена, устав от него, ушла уже к ребёнку, - я этот кирпич себе в карман что ли засунул? Да пошли вы, с..и, к такой-то матери!» Далеко за полночь уволокла жёнушка своего горемыку в кровать. А на утро, как на работу собираться, разбудила его, помятого, а он: «Да ну их всех… Никуда я не пойду…» и на другой бок повернулся.
         
          «Это как же понимать, молодой человек? – встретили Галима на следующий день начальнички, - Почему на работу не соизволили выйти вчера? Мало того, что насвоевольничали, так ещё и прогуливаете? Не-ет, нам такие работники не нужны. Отправляйтесь-ка в отдел кадров и забирайте свою трудовую. Адью!»  В отделе кадров ему очень даже обрадовались. «Здравствуйте, дорогой наш товарищ!  А мы вас уже заждались. Извольте вот получить «волчий билет»!  С такой отметиной до-олго теперь работу будете искать.» И лыбятся так гаденько, откровенно издеваясь. Да не учли они, бяшки, что не с сосунком каким-то дело имеют, а с фронтовиком и повидавшим виды лихим татарином, который и сам любит эффектные сцены. Покрутил Галим в руках трудовую книжку,  усмехнулся зло и одним махом рванул её на две части! Онемели бяшки, застыли от такой крамолы. Глаза плошками вылупили. А Галим небрежно запулил обрывки в урну и вышел молча, добив этим спокойствием и невозмутимостью конторскую братию.
         
          Вот так коротка оказалась жизнь первой Галимовской трудовой.

 Продолжение следует...

                23 03. 13г.