Золотой кукуй. сказка

 
 Сны деда Арсеньки,
собирателя сказок, былин и баек.

Сказка - анекдот в стихах

Все на свете сказки знаю,
У меня такой багаж,
Что до смерти не раздашь,
Я их сам не сочиняю -

Бедненькую подберешь
Где - нибудь в пыли дорожной,
Как ребенка, осторожно,
Нежно на руки возьмешь,

Принесешь домой, отмоешь,
Как монетку ототрешь,
На постельку отнесешь
И простынкою накроешь.

Стоит ей заговорить -
Враз находится и автор.
«Ах ты, старый плагиатор!»
Обещается побить.

Я ведь сказки не ворую -
Под ногами нахожу,
И порою навяжу
Сказке я судьбу иную,

Фантазирую, нет слов,-
Может в сказке про Ивана
Появиться из стакана
Змей Горыныч в шесть голов,

На ковре из Самарканда
Прилететь к Емеле джинн,
И Али Баба за ним,
За Али - его команда.

В голове за сотню лет,
То что раньше умещалось,
Так теперь перемешалось -
Получился винегрет:

- …Начиналось все весной:
Как - то, после посевной,
Царь Горох прошел обходом
По лабазам и амбарам,
Побеседовал с народом -
И с сердечным он ударом
Был доставлен в терем свитой.
Так, параличом разбитый,
До уборочной лежал
И без удержу брюзжал.
Тело как окаменело,
Но зато язык болтал,
Он по делу и без дела
Всех подальше посылал.

«Как меня заколебали!
Воевода ждет медали,
Весь наградами оброс,
Как репьями старый пес.
Мзду берет паршивец чисто
С бедных предков уклониста,
Чтоб поставить сыну баню,
Справить дочери монисто.

Конюх с ключником в подвале
Все вино зимой сожрали,
Сало прут из погребов -
Нет покоя от воров.
Ну, держитесь, недоумки,
Всех оставлю без зубов.
Вот лежу, гоняю думки -
Я давно не вижу снов -

По одной ли мерке мерить
Люд дворовый? Уж доверить
Я холопу, как врагу,
Даже лошадь не могу.
Старый конюх бил баклуши,
Ночью хвастался жене,
В сундуке сосед подслушал,
Доложил наутро мне.

Конюх хвастал между делом:
«Кто - то там торгует телом,
Кто - то пашет, кто - то косит,
Кто - то подаянье просит,
Кто - то, тяжесть поднимая,
Надорвется, но не бросит,
Я же лодыря гоняю -
И с меня никто не спросит.

Мой подручный рыжий Филя, -
Работящий простофиля,
Не пойдет он далеко -
Бражку пьет, как молоко.
Да, с подручными такими
Было мне всегда легко,
Пьют - то дозами большими,
А с утра поможет кто?

Покажу ему баклагу,
Пригрожу, что вылью брагу,
Если к вечеру брехун
Мне не выхолит табун.
Филька - сразу за работу,
Вот такой он хлопотун,
И работает охотно
И в жару, и в колотун.

Целый день о браге помнит,
Весь больной кряхтит и стонет,
Но лишь лошади заснут,
Рыжий плут уж тут как тут.
Надо отдавать баклагу
Дураку за ратный труд.
Отдаю пропойце брагу,
Как собаке кость дают».

От такого донесенья
Чуть не слег я в воскресенье.
Но недолго суд рядил -
Гада на кол посадил,
Фильку конюхом поставил -
Пусть работает дебил.
И деньжат ему добавил,
И одёжею снабдил.

Что иному не хватает,
Он и сам порой не знает -
С жиру взбесится урод,
Что - нибудь да унесет
Со стола иль из подвала.
Казначей сбежал с казной,
С ним царица убежала
Еще прошлою весной.

Вот кричат: беда какая!
А по мне, так весть благая.
Пусть, монетою звеня,
Удирает от меня,
Навсегда бежит отсюда
Непутевая жена,
А я греть надежду буду,
Что с ним счастлива она.

Дочка со своим Софоном
Проживает за кордоном,
По записке каждый год
С голубиной почтой шлет.
Обещается царевна,
Как четвертого родит,
Так к папаше непременно
Как голубка прилетит.

Петр, сын, давно воюет -
У границы враг балует -
Под присмотром быть должна
Иноземцев сторона.
Как тут старому ботинку
От напастей - то не слечь.
Эх, сбежать к чертям в глубинку
Да к избе залезть на печь»…


А сейчас назад вернемся,
Лет на двадцать оглянемся:
У царя была жена,
И красива, и нежна,
Царь сдувал с нее пылинки,
На руках ее носил,
Он в покоях на перинки
Лепестками роз трусил.

Но беда пришла нежданно…
Родила царица Анна
Дочку Зиру. Царь Горох
От волненья чуть не слег.
Так от счастья защемило
Сердце доброе его,
Пеленой глаза закрыло!
Чарку выпил - отлегло.

И потом Горох три года
Сам не возглавлял походы,
И сынка ему жена
Подарила, но она
Не сумела встать с постели,
Жизнь на роды извела,
И в жару за две недели
Богу душу отдала.

И пошел вразнос бедняга!
Пил вино он, с Филькой - брагу,
С воеводой - все подряд.
А холопы говорят,
Что зеленых человечков
Начинал уже ловить
Сигнет как козел на печку -
И давай их там давить.

Но потом остепенился,
Бросил пить и вновь женился -
Как простые мужики,
Чтоб не сдохнуть от тоски -
На вдове родного брата,
Что ж на стороне искать?
Он любил ее когда - то,
Но не смел о ней мечтать.

А когда на ней женился,
Просто диво, что не спился.
Новая его жена
Как Снегурка холодна:
К деткам вовсе не подходит,
День у зеркала сидит,
Колер на лице наводит,
На Гороха не глядит.

И дворовый люд боится
Востроглазую царицу -
Уж вредна - то и строга,
Будто старая карга.
Слух заползал по народу,
Что с царем она не спит,
Что на сына воеводы
Похотливо глаз косит.

Царь Горох собрал дружину
И пошел войной на Дрына,
На соседа. Тот нахал,
Хоть и царь, а воровал.
Дровосеков за дровами
Посылал к Гороху в лес,
Да и за тетеревами
Сам зимой с пищалью лез.

А в душе - то у Гороха
Не война, так суматоха.
Да не будь такой жены,
Уж и не было б войны.
От хибар и до престола
Столько испокон веков
Из - за слабого - то пола
Погибает мужиков!       


Вот дошли до царства Дрына,
И открылась им картина:
Налетела на царя
Орда Рыжих втихаря;
Толь дозорные проспали
По беспечности своей,
Толь никак не ожидали
Вероломства от князей.

Кто испортил Дрыну ужин?
Да на кой, кому он нужен,
Вечно пьяный и дурной? 
«Ты на кой попер войной
На любимого соседа?
Наших бить, поганый хан!?
Мы попрем тебя отседа
Аж до моря, басурман».

Войско рыжих разгромили,
Тут же в бегство обратили
И, как обещал Горох,
Не жалея сил и ног,
Аж до моря в спину били -
Не ходи на Русь войной!
В море сапоги помыли
И отправились домой.

На обратной же дороге
Берегли вояки ноги -
Ночью спят, полдня идут,
А потом пять суток пьют.
Повод, чтобы вдрызг напиться,
Дембеля всегда найдут.
И куда им торопиться? -
Уж не очень дома ждут.

Как - то на одном привале
Государи пировали,
Смех и песни до утра
Разлетались из шатра
Да по всей степи широкой.
Пили за детей, родных,
Вспоминали дом далекий,
Недалеких жен своих.

Вот заполз в шатер с докладом
Пьяный ратник, мутным взглядом
Всех обвел он и сказал:
«Я лазутчика поймал.
Он к шатру совсем не крался,
Вел на поводу коня,
Потому он и попался,
Что споткнулся об меня».

Трое воинов, трезвея,
Притащили лиходея,
И поставили втроем
Буквой «Г» перед царем.
Дрын уж спал. Гонцу велели:
«Говори, как есть, злодей».
Застращал как умели,
По - простецки, без затей.

Отвечал гонец: «Гороха,
Ты разбила нас неплохо.
Хан сказала: никогда
Не пойдет войной сюда.
Он желает примиренья,
Только ты не протестуй,
В знак большого уваженья
Дарит золотой кукуй».

Вот посланца обыскали,
Из штанов его достали
Наконечник золотой.
Он умелою рукой
В голову клювастой птицы
Был искусно превращен,
Может копией гордиться
Уж любая из ворон.

Отпустили басурмана,
А поганому их хану
Передали на словах:
«А пошел ты, Рыжий,.. нах…
Убирайся на задворки,
Иностранный баламут.
Меж своими - то разборки
Жить спокойно не дают».

Дрын не видел представленья,
Он уснул до появленья
Рыжевласого гонца
И храпел он без конца
До утра. Лишь пара чарок
Помогла с постели встать,
И на золотой подарок
Дрыну было наплевать.

Воротившись из похода,
Царь Горох вещал народу:
«Землю надобно пахать,
А не кровью поливать.
Мы не будем как когда-то
На соседей нападать,
А полезут супостаты,
Накупаются опять

В волнах моря - Океяна».
А потом подарок хана -
Наконечник золотой -
Схоронил в горшок ночной.
Будет спрятанный хотя бы
Он от лап жены дурной.
Пусть лежит до первой свадьбы
Милой доченьки родной.


*               

Годы скоро пролетали,
Дети быстро подрастали,
Зире уж шестнадцать лет,
А Петру - двенадцать, нет,
Уж тринадцать будет скоро.
Возмужает молодец,
И гордится им, без спору,
Станет пожилой отец.

Сын - то рос, а дочь созрела,
И когда она успела
Обрести такую стать?
Но, похожая на мать,
Речью гладкой и осанкой,
Грубовата все ж была.
Часто бледною поганкой
Мачеха ее звала.

А купцы по всему миру
Про цареву дочку Зиру…
Эх, короче говоря,
По указочке царя
Своенравную дивчину
Расписали, как могли.
Понаехали мужчины
Аж со всех краев земли.

Я от самого порога
Обрисую их немного:
Разудалы и лихи
Раскрасавцы женихи!
Эти - с пышными чубами,
Те, хохлатые, с усами
Аж до самых до сапог.

Вот в камзоле с карманами
Вперся немец, что б он сдох.
Что - то рявкнул обезьяне,
Спящей в потайном кармане.
Входят трое, хоть кричи -
Крутоносы, как грачи.
Различить их невозможно,
Будто капли киселя.
И ногами ладно, сложно
Расписали кренделя,
Глядя на царя тревожно,
Всех придворных веселя…

Женихов перечислять -
Только время зря терять.
Как же любят балаболы
Положительных подруг.
Как вороны, частоколы
Оккупируют вокруг,
Понасядут и галдят
Да жующим в рот глядят.
Испоганят всю ограду
В ожидании куска,
Но уж как все будут рады,
Если царская рука
Не оставит без награды
Иль хотя б без пятака.

Женихи гужом поперли,
Но они как кости в горле
Бедной Зире. Ни один
Из напудренных мужчин
По душе ей не пришелся -
Отвергала, не щадя.
«И зачем сюда приперся?»-
Каждый думал, уходя.

«Никого уж не осталось,
Знать, без внуков встречу старость. -
Говорил Горох в сердцах. -
Разве можно в женихах
Так докучливо копаться,
На царевичей плевать?
Хочешь девою остаться
Непорочной, твою мать?..»

А царевна - то как рада!
Знамо, ей того и надо,
Чтоб убрались поскорей
Эти отпрыски царей
С толстопузыми сватами. -
Нету больше сил терпеть.
Ей бы сверточки с цветами
Поскорее рассмотреть.

Царь ворчал: «Попировали
Иноземцы и удрали!
Полугодовой запас
Съели мяса и колбас,
И гречихи и пшеницы -
Нам теперь горшки лизать.
Вроде, ехали жениться,
А приехали пожрать.

Аж до белых мух гостили,
Что хотели ели, пили -
И по первому снежку,
И по первому ледку
По домам и покатили -
Надоело гостевать,
Снеди разной прихватили,
Чтоб в пути опять же жрать.

Так  кому я пир устрою?
Из приезжих только двое:
Обезьянка да посол,
А посол - то, как козел -
Раз помылся, как явился,
От него кошарой прет.
Он у нас за месяц спился,
Он с утра уж где - то пьет».

Но к обеду, хоть и пьяный,
Притащившись с обезьяной
В рукаве, посол Ажбал
Сразу на меды напал.
На плечо мартышка влезла
Плюнуть норовит в вино,
Спорить с пьющим бесполезно -
Выпил немец все равно.

Ноют гусли - перегуды.
Прихвостни и лизоблюды
За столом сидят, галдят
И без удержу едят.
И царица, и царевна,
И царевич  так сидят
И молчат, они, наверно,
Трапезничать не хотят.
               

Царь Горох сидит, скучает,
Грустно головой качает,
Положив перед собой,
Наконечник золотой.
Много лет подарок этот
Он в ночном горшке держал,
Оберегом - амулетом
Старый дурень называл

Голову горластой птицы.
Обратился он к царице:
«Ты б хоть голос подала,
Даже стыдно от посла,
Что надулась как кубышка,
Аль чего - нибудь болит?
Слышишь, как послу мартышка
Комплименты говорит»?

И жена заговорила!
Что за годы накопило
Сердце дамы втихаря -
Выплеснула на царя.
Тут вдруг стряпчий брякнул с пьяна
Из - за дальнего стола:
«Как прекрасна обезьяна
Иноземного посла».

Царь Горох любил Андрона,
Как блюстителя закона,
Но ведь совесть надо знать.
Рявкнул царь: «Не наливать
Больше стряпчему ни чарки,
Ну а мне - вина подать.
Накажите там кухарке:
Чтоб водой не разбавлять».

Царь Горох вдруг бросил на пол
Амулет свой, и закапал
Наконечник золотой
Золотою же слезой.
Вдруг в ворону превратился
И крылами замахал.
Царь в сердцах заматерился,
Воеводе закричал:


«Ворон рыжий! Что за чудо?!
Ты откель припер, паскуда,
Эту нечисть - то к столу,
Аль скучаешь по колу?
Ты меня, пропойца, знаешь
Не один десяток лет,
Почему же нарушаешь
Непременный этикет»?

Отвечает воевода:
«Это происки урода.
И кукуй твой золотой
Был испорчен ворожбой.
Мне - то что, я эту мразь
Хоть сейчас - за хвост да в грязь,
Мол, к чужим в окно не суйся,
По чужим столам не лазь.

Ну, а вдруг как в эту птицу
Смог сам Рыжий воплотиться,
Может быть, коварный план
Замутил поганый хан?
И, убивши эту тварь,
Мы положим на алтарь
Животы свои бездарно,
Как ягнята на алтарь».

«Что ты каркаешь, ворона! -
Крикнул царь. - Неси от трона
Эту мерзость с глаз долой,
В кладовой ее закрой.
И не вздумай, хоть с доглядом,
На прогулку выпущать,
А меня пужать не надо,
Я и сам мастак стращать».

А посол на медовуху
Налегал, мартышка в ухо
Напевала без конца,
Вытирая пот с лица.
Но посол рычал, икая,
«Не погань авторитет,
А не то, пойдешь, родная,
Ты собакам на обед».

Быстро удалили птицу,
Продолжали веселиться.
Царь напиться захотел,
Чашу взял и обомлел -
Он в руке держал не чашу,
А ворону! Заорал:
«Всех отправлю на парашу!
Где ж ты, славный генерал,

Чую, спрятался, собака?»
На пол бросил вороняку,
У вороны в тот же миг
Вырвался истошный крик.
И подохла та ворона
У придворных на глазах
Возле золотого трона,
Всех сразил животный страх.

Стены с грохотом дрожали,
В чашках холодцы визжали,
У гостей заместо чар
Птицы гаркают: кар, кар!
На пол падают и тут
Богу душу отдают.
Сполз под стол посол с мартышкой,
Гости в панике бегут.

Царь как конюх матерится,
На пол грохнулась царица,
А царевна - вслед за ней,
Еще тоньше и бледней,
Растянулась на ковре,
И в пуху вся, и в пере.
Кто - то за дверями воет,
Кто - то лает во дворе.

Обыскались воеводу -
Пьяницу и сумасброда -
Где же славный генерал,
Струсил, видно, и удрал?
Нет, вояка под столом
С обезьянкой и послом,
Медовухи жбан убрали
И занюхали мослом.

Вот очистили солдаты
От дохлятины палаты,
Уложив в мешок падеж,
На себе и не упрешь,
До завязочки набили.
Впятером, что было сил,
Быстро к двери потащили,
А мешок тот вдруг завыл,

Сам собою развязался.
И наружу показался,
Как пузатый барабан,
Старый лекарь Разибан.
Воевода же в засаде
Спит спокойно под столом,
Весь в мартышкиной помаде.
Охраняемый послом.

«Где же этот враг народа»?! -
Государь упал у входа.
Воевода протрезвел,
Из - под скатерти узрел
Черта с грозной бородою.
Тут же ринулся он в бой,
Поднимая над собою
Меч двуручный. «Ты постой. -

Говорит Горох герою. -
Я глаза тебе открою -
Аль не видишь ты, баран,
Это ж лекарь Разибан.
У тебя, гляжу, сегодня
Не башка, а барабан.
Хоть ты, Гриша, мне и родня,
Но срублю я твой калган».

«Этот питух и развратник, -
Возмущался старый ратник, -
Первый враг, как не крути.
Он же, мать его ети,
Вытворяет, что захочет,
Захотел - в мешок залез,
У меня ж сегодня ночью
Обосрится онурез».

«Ты бы, старый забулдыга,
Заглянул в какую книгу,
Прежде, чем других судить.
Завтра будем суд рядить.
А тебе приказ: до ночи
Обе дыбы починить.
Поспеши уж, коль не хочешь
Сам те дыбы намочить.

Не к добру все эти черти…
В этой самой круговерти
Оказались мы с утра
Неспроста. Не жди добра
Даже и от Разибана.
Пусть в темнице посидит,
Вдруг размножится нежданно,
Стаей воронов взлетит».

С пола подняли царицу
Плоскую, как половицу,
А за ней и Зиру злую,
Тоже, в принципе, худую.
Гости быстро разбежались,
Под собой не чуя ног,
Только храбрые остались -
Во главе сам царь Горох.

От такого потрясенья,
От сердечного волненья
Царь напиться пожелал,
А народ не возражал:
Под столом - посол с животным,
Носом в блюде - генерал.
Да, в компании подобной
Царь еще не выпивал.

*               

А потом в конце неделе
В тайной комнате сидели:
Воевода, Теневой,
Царь с чугунной головой:
«Где же тот кукуй от птицы,
Что надумал всем на страх
В вороняку обратиться
В наших царственных руках?»

«Государь, прости солдата,
Не убил я супостата,
На пол славный генерал
Как мешок с добром упал, -
А всучил я Теневому,
Он у нас мастак пытать,
Может идолу любому
Язычок - то развязать».

Теневой вздохнул устало:
«Только птиц нам не хватало
Рыжей масти на пиру!
Ишь, пера сколь по двору
Эта погань раструсила.
Я сегодня к катуху#
Снес и бросил вражью силу
На забаву петуху.

Испытать придется птаху -
Уж потом нести на плаху -
Если птаха та самец,
Значит, птице той - конец.
Ну а если это курка?
Нанесет тогда яец,
Наш петух, хоть сын придурка,
Как самец он - молодец.

Если снова эта птица
В наконечник превратится,
Скажем мягко, от греха,
Убоявшись петуха,
Пусть его на переделку
В кузню быстренько снесут,
На подкову иль тарелку
Пусть его перекуют.

Ох, не этого кукуя,
Но другого скоро жду я,
Тот другой - то, он сейчас
Окопался здесь у нас.
Где - нибудь среди народа
Затерялся хитрый тать,
Нам не хватит даже года,
Чтоб все царство прочесать».

«Ну а вдруг в какой дружине
Удалось засесть вражине? -
Воевода вдруг сказал.
Чует старый генерал,
Что в родной амбар ввязался
Вредный шашель. - Тайный враг
Аккуратно  окопался.
Нам найти бы его как»…

«Так ищите, матерь вашу!..
Всех отправлю на парашу
Или на кол посажу.
Обленились тут, гляжу». -
Царь вскричал - обдал морозом,
Он не просто так пугал,
Он в сердцах свои угрозы
С наслажденьем исполнял.

«Вот от тайного монаха, -
Теневой сказал, -гумаха
Мне доставлена была.
Там про хановы дела
Было сказано, однако -
Выделяется одно:
Заслан рыжею собакой
К нам лазутчик, - и давно.

Сам засланец рыжий тоже,
По рябой краснющей роже
Мы найдем его скорей,
Хоть он волосьё и сбрей.
Я проверил и, не скрою,
Был безмерно удивлен,
Рыжих молодцев лишь двое -
Конюх Филька и Лутон.

Фильку мы не обижаем,
Даже не подозреваем
В лиходействе никаком,
Каждый с ним давно знаком.
А Лутон… Скажи мне, Гриша,
Из сторон, краев каких
Появился ратник рыжий
Среди воинов твоих?»

Генерал поклон отвесил:
«Мы по городам и весям
Едем войско собирать,
Не смотря на рост и масть.
Под одну гребем гребенку
Всех здоровых молодцов,
Мы не трогаем ребёнков,
Женщин и седых отцов.

Для защиты государства
От соседского коварства
Годен воин нам любой -
Хоть рябой, хоть голубой.
А с Лутоном разобраться
Мне придется самому,
В этом деле доверяться
Не годится никому».

-

Долго думал воевода,
Пять минут, откушав меду:
«Коль Лутон подослан к нам,
Я ему заданье дам.
Вроде бы как для проверки,
В лес отправлю, не щадя,
Чтоб царю привез на древке
Голову он ведмедя.

А ведмедь его сломает,
После рыжий хан узнает,
Что подосланный Лутон
В преисподней чистит горн.
С генеральским - де приказом
Через лес решил скакать,
Но в лесу был съеден сразу,
Что ж там, некому сожрать?»

*

Ниц лежащего у трона,
Царь допрашивал Лутона:
Кто отец его и мать,
Как сестер и братьев звать,
И как родину он любит -
Жизнь готов свою отдать,
Или из - под палки будет
Государство защищать?

Знамо дело, тот божится:
«Я готов воспламениться
И за батюшку царя
Жечь врагов, огнем горя.
И с любого басурмана -
Шубу, голову ли с плеч,
Прикажи, и я достану,
Подточу вот только меч».

А царю того и надо:
«Будет и тебе награда,
Только выполнишь приказ -
Воеводой станешь враз.
Привезешь калган ведмедя, -
Царь сказал, - и ты - герой.
Гриша наш ночами бредит,
Что он вышел на покой.

Только выполнишь заданье,
Мчись ко мне без опозданья,
А не выполнишь - тогда
Ждет тебя, дружок, беда.
Выбирай в лесу покрепче
Ты осиновый важок,
Говорят, он легче лечит,
Чем у капища божок».

«Да какой я воевода?
Я в дружине - то полгода,
С детства сеял да пахал. -
Добрый молодец вздыхал. -
И на кой мне это надо?
Люди скажут: вот нахал,
Он не только алебардой,
Даже палкой не махал.

Как взглянуть в глаза народу
Мне, такому вот уроду?
Тяжесть эту не унесть,
Мне моя дороже честь.
Я сегодня на отшибе
Сяду на кол, чтоб не здесь»…
«Сдохнешь сорок раз на дыбе,
Прежде, чем на палку сесть,

Откровенно обещаю. -
Царь сказал. - Я не стращаю,
И упрашивать никак
Не хочу тебя, дурак,
Не хочу, чтоб был в дружине
Хоть намек на кавардак.
А погибнешь на чужбине,
Что ж, всплакнем тогда в кулак.

Так что, ты не ерепенься,
А ступай переоденься -
И отважно, честь блюдя,
Счеты с ворогом сведя,
Воротись, сжимая древко,
С головою ведмедя.
Да не хныкай ты, как девка,
Жалость в сердце бередя».

И куда ему деваться?
Надо переодеваться
И на ведмедя идти
Без дороги, без пути.
Нет, конечно, он поедет,
И один, как не крути.
Есть приказ - найти ведмедя,
На беду свою найти.

*

«Нам бы с этой суматохой, -
Говорил царю Гороху
Возбужденный Вахромей, -
Разобраться поскорей,
Мы - то к этой чертовщине
Начинаем привыкать,
А послу, козлу при чине,
Надо как - то объяснять».
               
«Чем  тебя он раздражает?
Пусть спокойно уезжает
К своему он королю.
А кухарке я велю
Дать послу побольше снеди,
Чтоб в пути не голодал -
И пускай скорее едет». -
Благодушно царь сказал.

«Вот когда Ажбал пропьется
И в Неметчину вернется,
Вот придет он к королю,
Что он скажет: ай лю - лю?
Нет! Он правильно отметит
Все, что выведал у нас,
Обязательно ответит
Он за каждый день и час. -

Теневой зудел у трона. -
И про рыжую ворону
Непременно донесет,
Лишь домой он попадет,
Вот такой нам не хватало
Еще славы разгребать -
Надобно посла Ажбала
До весны нам подержать».

Государю плохо стало:
«До весны терпеть Ажбала
С обезьянкой? Вахромей,
Ты их лучше перебей.
Потому что до весны я
Иноземцев сам казню,
И тебя, наверно, с ними -
За мышиную возню.

Да шучу я. Вахромейка,
Эх, судьба моя злодейка,
Отвечай - ка, хитрован,
На какой меня обман
Обратить сегодня вздумал?»
Зашептал вдруг Теневой:
«Ты б подальше, царь, засунул
Наконечник золотой,

Потому как он вернется,
Я уверен, он найдется,
Коль не в кучке барахла
Не в тени того угла.
Так с дороги его, значит,
Кто - нибудь да подберет,
Но в подштанники не спрячет,
А с поклоном принесет.

Потому как вражья сила
Тот кукуй - то зарядила,
Нашептала наговор
И подкинула во двор.
Кто придет за тем кукуем
Темной ночью, белым днем -
Мы того и арестуем
И на дыбу отведем.

А досужего Ажбала
Мы сумеем приручить,
Позволяя вволю пить.
На меды он дюже падкий,
Пусть купается в вине -
И от жизни пьяной, сладкой
Он сопьется по - весне.

В путь - дорогу провожая,
В опохмелке раздолбаю
Мы откажем все. И тут
С перепою - то попрут
Люди страшные и звери
На посла со всех сторон -
Кто ж ему тогда поверит
Про каких - то там ворон?»

А тебе, наш царь Надёжа
Надо править царством лежа -
По палатам не бродить
И на двор не выходить.
Притворись больным, допустим:
Что - нибудь внутри болит.
А мы с Гришей слух распустим,
Царь наш при смерти лежит.

Тайных стражников поставим,
Караулить их заставим
Из щелей, из - за угла,
С потолков, из под стола.
Мы свою работу знаем,
Мы привыкли побеждать,
И лазутчика поймаем -
Надо только подождать». (отр)

*

Темный лес волками воет,
Заходить в него не стоит
Без особенной нужды,
Чтобы не было беды,
Ни стрельцу, ни дровосеку,
А, тем более, зимой.
Но какому человеку
Лезть охота в лес густой?

А ведь дебри те глухие
Люди гордые, простые
Населяют сотни лет.
Говорят, храбрей их нет.
Часто вороги лихие
Нарушали их покой,
Но никто из них и ныне
Не вернулся в дом родной.

На людей не нападают,
Зря зверье не обижают,
Тихо - смирненько живут,
Но орудие куют.
В поле сеют да сажают,
Но с оружием в руках,
Хлеб с оружьем убирают.
Им совсем не ведом страх.

Правит тем честным народом
Тридцать лет уж год за годом,
Ни проспать, ни заболеть,
Царь по имени Ведмедь.
Государя уважают -
Он всегда бывает прав,
Атаманом называют
За его суровый нрав.

Царь как царь - на женщин падкий,
И в любой неравной схватке
Завсегда он впереди.
За таким всегда иди,
Если воли не имеешь,
Если начал отставать.
За таким всегда успеешь,
Он умеет ближних ждать.

Лес молчал. Вот только дятел
Толь долбил, толь конопатил
На сугробистой сосне.
Ехал ратник как во сне.
Снегу вволю навалило,
Как на две зимы вперед,
Сильный конь, теряя силы,
Дохляка едва везет.

Чу, из - за огромной елки
Вереницей злые волки
Подбираются, кружа,
Ведь зарежут без ножа.
Конь заржал, и вдруг с разгона
Прыгнул на своих врагов,
Как кулек с добром Лутона
Скинул он - и был таков.

«Ах ты, сивый жеребяка, -
Простонал в снегу вояка. -
Ловко сделал драпака
От крутого седока».
А за тем уж волчья стая,
Оглашенно погналась,
И рыча, и завывая,
Вот нажрется мяса всласть!

Хоть Лутону было плохо,
Вспомнил он царя Гороха,
Воеводу с Теневым
Добрым словом. А над ним
Вдруг навис такой огромный,
Как скала, шатун ведмедь.
И Лутон, как крол покорный,
Уж готов был умереть.

На него ведмедь могучий,
Тяжеленный и колючий,
Навалился - не стерпеть,
До чего ж вонюч ведмедь!
Ну, и как теперь сражаться,
Если сковывает страх?
Стал дружинник задыхаться,
Свет померк в его глазах…

Он пришел в себя от боли,
Будто шилом искололи
Тело бренное враги,
Сняли шубу, сапоги
И на лавку положили
Возле печки. Что тут ждать?
Если сразу не убили,
Будут, значица, пытать.

Оторвался от подушки -
Хорошо, тепло в избушке.
В печке трескают дрова,
На стене, в пучках, трава
Пахнет солнцем полуденным.
Вот в избу мужик вошел,
А мужик такой огромный,
Как у батьки серый вол.

Богатырь сказал Лутону:
«Да нее бойся ты, не трону,
Я не для того тебя
Отбивал у ведмедя
И выхаживал неделю,
Сил у Господа прося,
Чтоб на собственной постели
Заколоть, как порося».

Тут вошли смурные люди,
Мясо принесли на блюде,
Хлеба, каши и вина.
На столе все, у окна,
Не спеша установили,
Поклонились, а потом
За собою дверь закрыли,
За окном прошли гуськом.

И Лутона охмурила
Притягательная сила
Отыгравшего вина.
Наливают - пей до дна.
А хозяин наливает,
А Лутон - то пьет и пьет,
Но порою, так бывает:
Пьешь, а хмель и не берет.

Угощения отведал,
Чуть расслабившись, поведал:
Почему он в темный лес
Стужей лютою полез.
Как дружинники напали,
Будто подлые враги,
Всемером в степи поймали,
Дали меч и сапоги.

И в лесную глушь погнали
Зарабатывать медали,
Провожали, вслед галдя:
«Голову чтоб ведмедя
Самому царю Надеже
Ты привез в кратчайший срок.
Раздражать его негоже,
В гневе царь Горох жесток».

Вдруг хозяин рассмеялся
И из - за стола поднялся:
«Доставай, дружинник, меч
И руби калган мой с плеч,
Но, чтоб ты не расслаблялся,
Попрошу тебя учесть -
Никогда я не сдавался,
Потому, что я - Ведмедь».

Тут из - за стола, бледнея,
Резко встал Лутон, точнее,
Попытался резко встать,
Но икнул и сел опять.
Ноги каменными стали
И отстали от спины.
Ну их на хрен все медали
И высокие чины.

  *

Зарубил Лутон Ведмедя,
Как в бреду домой он едет.
Всюду голые стволы,
Как огромные колы,
А на тех колах ведмеди
В муках бедные ревут.
Мокрый весь дружинник едет,
Да, описаешься тут.

Вот он в стольный град въезжает,
Царь Горох его встречает.
Свита сытая царя,
Что - то, разом говоря,
Тычет пальцами в героя,
Тянет камни из под ног.
«Ну, я щас ему устрою»! -
Вдруг воскликнул царь Горох.

Видит тут Лутон: на пике,
Издавая глухо крики,
Зенки пучит, как сова,
Теневого голова…
Подскочил Лутон в постели -
За столом Ведмедь сидит.
«Что, кошмары одолели? -
Улыбаясь, говорит. -

Потому что, хрукт заезжий,
Ты под шкурой спал ведвежьей.
Подходи, вина испей -
И айда во двор скорей,
Ты ж всю ночь желал со мною,
Потягаться на мечах.
Что качаешь головою,
Что не ясен свет в очах?»

Чарку, морщась, выпивая,
Пробубнил Лутон, икая:
«Что ж очам - то, царь Ведмедь,
Перед плахою гореть?
Прежде чем с тобой сразиться,
А потом убитым пасть,
Надлежало б причаститься,
Панихиду заказать».

«Панихиду, панихиду, -
Заворчал Ведмедь. - Как гниду
Раздавить тебя я рад,
Да ведь ты не виноват
В том, что эти скоморохи
Мать с отцом на смерть пошлют,
И в самом царе Горохе
Скоро ворога найдут.

Ух, я дядьке Теневому,
Воеводе - пню глухому,
Покажу, как суд чинить
Да невинный люд казнить.
Ты сегодня отсыпайся,
А вот завтра, в дальний путь
На рассвете собирайся.
В стольный град! Чего тянуть?»

«Никуда я не поеду
Ни с утра и ни с обеда. -
Заартачился Лутон,
Протрезвел мгновенно он. -
Чтоб за царские заборы
Снова кинули меня?
Чтобы эти живодеры
Истязали как коня?

Чем попало лупцевали,
Железяки в рот совали
И вдобавок ко всему,
Говорили: «Почему
Не привез калган зверюги -
Или хочешь сесть в тюрьму,
Иль, повешенным на струге,
Плыть в родную Кутерьму?».

А Ведмедь: «Не беспокойся,
Теплой шубою накройся,
Перед сном винца испей -
Утро вечера милей.
Ну, а коль проснешься рано,
Так еще себе налей -
И пускай на сердце рана
Зарубцуется скорей».

Молодец его послушал,
Меду терпкого откушал
И под шубой меховой
Схоронился с головой.
Помолился тихо Богу
И совсем уже бухой,
Поворочавшись немного,
Захрапел, как домовой.

И приснилось раздолбаю:
Будто, шубу надевая,
Вышел прочь из шалаша,
Свежим воздухом дыша.
Лунной ночкой снег искрится -
Эх, погодка хороша.
Так и хочет в пляс пуститься
Молодецкая душа.

Вдруг из - за березок строя,
С вострой саблей вышли двое,
Говорит один: «Постой.
Посмотри, ведмедь какой.
Уродился же чудило
С огромадной головой,
Спорим, я срублю в полсилы
Бошку левою рукой?»

Саблей вострой замахнулся…
И Лутон в поту проснулся,
Заорал, как буйный лось.
«Что такое, что стряслось, -
Атаман кричит бедняге, -
Встретил ведмедя, небось?
От таежного бродяги
Улепетывать пришлось?»

«Так меня ж убили тати!
Как же этот сон некстати». -
Пропищал в ответ Лутон,
Рассказал свой страшный сон.
Атаман не удивился,
Говорит страдальцу он:
«Вещий сон тебе приснился,
Что ж ты поднял шум и звон».

«Этот сон царя страшнее, -
Говорил Лутон, бледнея. -
Неужели кумпол мой
Снимет саблей с плеч долой
Вместе с шапкою дареной
Генерал иль Теневой?
У тебя язык ядреный,
А намек совсем худой».

Но на слезы атаману,
Будь - то с трезву или с пьяну,
Наплевать и растереть,
Но противно же смотреть,
Как дружинник здоровенный
Начинает вдруг реветь.
Не скрывая раздраженья,
Говорит ему Ведмедь:

«Я, Лутон, тебя прикрою,
Ты с ведмежьей головою
Завтра явишься к царю.
Как родному говорю:
Поперед меня не суйся,
И никак не отставай
И за попу не волнуйся
Не посодют на кол, чай».

Царь велел своей охране,
Ожидающей в чулане,
Сверток в хату занести,
Да чтоб дюже не трясти.
Вот, завернутый в дерюгу,
Из чулана приволок
Череп страшного зверюги.
Востроносый мужичок.

*

Громко курицы орали,
Как умели, так летали.
Шум стоял, как будто зверь
Распахнул в курятник дверь.
Но не зверь, а Филя топал
Прямиком из катуха.
Обещал, держась за попу,
Суп сварить из петуха.

И за этою картиной
Повариха Катерина
Наблюдала из окна.
Враз смекетила она:
Кто в курятнике бывает -
Филька конюх - рыжий вор,
Яйца из - под кур таскает,
Тут же, выскочив во двор,

Мимо собственного дома
Побежала к Теневому
И за чаркою вина
Отчеканила она,
Все по форме изложила,
Как и требует доклад,
Мол, сама она раскрыла -
Кто же главный яйцекрад.

Сразу после третьей чарки,
Теневой сказал кухарке:
«А теперь домой пора -
И ни шагу со двора!
Все, что здесь нагородила,
Ты не вздумай растрепать.
Нынче вырыли могилы -
Есть и лишняя опять».

*

Громыхая, как корытом,
Снег кидал щитом разбитым,
Гнат на утренней заре.
Прибывал  в одной поре
Ключник  с самого  рожденья,
Ведь сколь помнили его,
Был он вечно в возбужденье,
А наутро ничего

Он не мог, как не пытался,
Вспомнить, только зря старался.
Он - к соседу весь больной,
А сосед - то как родной.
Он страдальцев понимает,
Дотянувших до утра,
Он сегодня похмеляет
Тех, кто счастлив был вчера.

Наливать - то наливает,
Похмелять - то  похмеляет,
Хоть за денежку Мирон,
Хоть за старый балахон,
А за так помочь не может,
Ну, не может он никак.
Может надавать по роже,
Если выпросишь, за так.

И несет мужик Мирону,
Чтобы выпить самогону,
Домотканые штаны,
Прялку старую жены.
За недельное веселье
В наказание дано
Бесконечное похмелье
И паршивое вино.

По утрам жена пилила,
Вечерами теща ныла:
«Пряжу негодяй украл
И Мирону запродал!»
Брал - не брал чужую пряжу -
Гнат не помнил, Гнат страдал,
В наказание за кражу -
Теневой его послал,

Веря тещиному слову:
«От крыльца чтоб золотого
До конюшен снег  кидал,
Да чтоб  капли в рот не брал,
Чтоб работал не для виду».
Дал пинка ему притом.
Затаив на баб обиду,
Громыхал мужик щитом.

Видит: у крыльца резного
С рыжим Филькой дочь царева
Обнимаючись стоит,
А сама - то вся дрожит,
Страстно конюха лобзает ,
А лицо огнем горит.
И не знает, не гадает,
Что за нею Гнат следит.

Да вот вдруг чихнул не кстати
Простудившийся Игнатий -
И царевна от крыльца
Оттолкнула молодца,
В терем быстро забежала,
Дверь закрыла за собой.
А вот конюха не стало,
Скрылся вдруг он с глаз долой.

И на мате - преремате
Подошел к крыльцу Игнатий,
Чуть не наступил ногой
На кукуй он золотой.
Поднял голову вороны
И подумал дурачок:
А продам - ка я Мирону
Эту вещь за пятачок.

Ты на улице пустынной
Чувствуешь себя, наивный,
Одиноким всякий раз -
За тобой же сотни глаз
Из оконцев наблюдают
С безразличьем и тоской,
Или взглядом  провожают
С интересом: кто такой?.

Вот и ключник не подумал,
Что за ним следят. Засунул
Он за пазуху кукуй.
«Ты, Игнатка,  не балуй!» -
Крикнул стражник здоровенный,
Выходя из - за угла.
К Теневому непременно
Отведет - и все дела.

Мы узнаем, что с ним было
Да куда его водила
Стража грозная царя -
Три седых богатыря,
Через час его вернули
Почему - то с синяком,
В спину дружески толкнули,
Обозвали дураком.

А когда с большой охотой
Ключник взялся за работу,
Были все удивлены,
Кто взирал со стороны,
Как бездельник окаянный
Аж до самого утра
Снег, валивший непрестанно,
Так и двигал со двора.

*

Ночью сон царю приснился:
Рыжий хан ему явился,
На пороге постоял,
Шиш Гороху показал,
Как припадочный забился
Ненавистный басурман,
Вдруг в ворону превратился
И растаял как туман.


Встал Горох совсем разбитым,
Задолбал своим корытом
Ключник с самого утра,
Снег таская со двора.
Царь едва успел умыться
Да морковкой похрустеть,
А к нему уже стучится
Стражник наглый, как ведмедь.

Вводит ключника с кукуем:
«Что мне с этим обалдуем
Сотворить, великий царь?
Хочешь, сам паршивца вдарь,
Чтоб под окнами не шастал,
А работу выполнял,
Чтоб чужое, гад мордастый,
Из под ног не поднимал».

Вот зовет на два - три слова
Воеводу, Теневого
Царь с больною головой:
«Царь я или пес цепной?
Я уже седьмые сутки
Никуда не выхожу,
Как кобель, в закрытой будке
Сам себя я сторожу.

Что же там, вы объясните,
За моей спиной творите,
Для чего таких зверей
Выставили  у дверей,
Толстый, тот убьет любого,
Кто на царский двор войдет,
И меня, а что такого?
Обязательно убьет.

Потому, что точно знает
То, что двор он охраняет,
Каждый, кто зашел во двор,
Тот разбойник или вор.
Я, наверно, вахромеев
Скоро  буду зачищать.
Ишь, что вздумали - злодеев
От злодеев охранять.

Толстый страж избил Игнатку,
Он разбил ему сопатку,
Прилепил ему синяк
Лишь за то, что тот дурак
Подобрал подарок хана -
Наконечник золотой.
Вот такая вот охрана
Стережет царев  покой.
               
Знать бы, порчу мне какую
В клюв дареного кукуя
Хан поганый запихнул. -
Удрученно царь вздохнул. -
И с какой такой он целью
Вновь подкинул на порог?
Столько лет я под постелью
Бочку с порохом стерег».

«Что ж, давай поморокуем,
Что нам делать - то с кукуем -
Не в палатах же держать.
Может быть, послу отдать? -
Вдруг нашелся воевода, -
Пусть домой его везет.
Все равно он с пьяной мордой
Потеряет иль пропьет».

«Ты же, Гриша, понимаешь,
Хоть пропьешь, хоть потеряешь
Этот золотой конец  -
Он вернется во дворец. -
Теневой сказал угрюмо
Роясь в сизой бороде. -
Вот бы знать, что хан задумал
В Золотой своей Орде».

Закипала злость в Горохе,
Стали часто пустобрехи
Государя раздражать:
«Эх, не надо б доставать
Мне подарка золотого;
В тайнике пускай лежит,
Из горшка кукуй ночного
Никуда не убежит».

Так они и порешили,
Амулет в ларец вложили
И закрыли на замок,
А ларец - в ночной горшок,
А горшок царю под ложе
Пнул ногою Теневой.
Царь сказал: «Теперь я, что же,
Натуральный пес цепной?»

Безнаказанно на царство
Заорал петух горластый.
Теневой уже не спал,
У конюшен он стоял,
Задубев как сыч на дубе,
Обивая снег с сапог,
Хоть и был в собольей шубе,
Рассопатился, продрог.

Вскоре Филька появился,
Вахромею поклонился.
«Ты откедова, родной? -
Вопрошает Теневой. -
Видимо к солдатке бегал
Иль к молоденькой вдове.
В сапогах бежать по снегу
Тяжелей, чем по траве?

А сапожки - то какие!
Кверху носом, меховые,
Только славный царь Горох
Приобресть такие мог.
Рыжий хан прислал намедни,
Я посылку проверял,
Царь их опосля обедни
До вечерни примерял».

Филька рухнул на колени:
«Не вини меня в измене,
В воровстве не обвиняй,
Гнев на милость поменяй.
Прежний конюх за работу
Мне вручил их, чтоб он сдох.
Я и брал их неохотно,
Будто чувствовал подвох».

Надоело Вахромею
Слушать эту ахинею.
Он заехал молодцу
По прыщавому лицу,
Сопли красные из носа
Брызнули на ширь груди,
Вот прелюдия допроса,
Что же будет впереди?

Отвели его в темницу,
Стал там конюх материться,
Теневого обзывать
И подробно объяснять,
Что на собственной тот шкуре
Может скоро испытать,
Обещал, подлец, в натуре,
Вахромею зад надрать.

Тот бегом - к царю Надёже;
Царь сказал, на ложе лежа,
Еле слышно, чуть дыша:
«С чем ты, тайная душа,
Привела какая сила
Без доклада ко двору,
Аль какой волной прибило
Прямо к смертному одру?»

Вот, поклоны отбивая,
Теневой сказал, пугая,
Провоцируя царя:
«Не вели казнить за зря,
А проверь тайник сначала,
Милосердный царь - отец.
Чья - то лапа открывала
Твой серебреный ларец».

Царь забыл, вскочив забавно,
Что он помирал недавно.
Ларчик взял из тайника,
Из любимого горшка,
И, открыв его, сурово
Прорычал: «А нет конца,
Нет кукуя золотого -
Утащили из ларца. -

Царь возлег на одр шелковый,
Принял облик нездоровый, -
Обнаглел совсем народ,
Вон откедова берет.
Ты как хочешь, Вахромейка,
Но кукуй ты мне найди,
А злодея иль злодейку,
Сразу в яму посади».

Теневой вошел в темницу,
На полу - кукуй от птицы,
От вороны золотой.
Рот разинул Теневой:
«Толи мне казаться стало,
Толи сплю я как байбак? -
Ущипнул себя за сало. -
Ой, не сплю я! Больно как».

Он стоял стены белее,
Было плохо Вахромею.
Наконечник подобрал,
И дорогою гадал:
Как же Филька умудрился
Из темницы деру дать?
У ордынцев научился
Сквозь решетки пролезать»?
*

На дворе пурга пылила,
На душе собака выла.
Шел на кузню Теневой,
Наконечник золотой
Нес, спеша, на переделку.
На какой - нибудь сосуд,
На горшок или тарелку
Пусть его перекуют.

А навстречу шел в обмотках
Филька шаткою походкой,
Он хомут Мирону нес,
Вдруг от страха в землю врос.
Вахромей тут заругался,
Вспоминая чью - то мать:
«Ты куда опять собрался,
Я кому сказал: стоять!?»

Взял он конюха за ворот,
Поднял он кулак как молот,
И тут вдруг из рукава
Золотая голова
Выпала и покатилась
Прямо к Филькиным ногам.
В вороняку превратилась,
Полетела к катухам.

В изумленье рты раскрыли,
Птицу взглядом проводили
Теневой и рыжий плут.
«Хрен его перекуют. -
Филькин ворот поправляя,
Теневой в сердцах сказал. -
Ты же, гребень попугая,
Снова под руку попал.
               
Отвечай мне: чьи же ножки
Носят ханские сапожки?
Видно скинул остолоп
Их в какой - нибудь сугроб»?
«Это что еще за шутки? -
Взвизгнул Филька, заводясь. -
У меня такой обутки
Не бывало отродясь».

Теневой сказал: «В темнице
Я запру тебя паршивца
С кандалами на ногах
И с колодкой на ушах,
Чтоб тебя кукуй не клюнул
В то, на что ты стал опять,
В то, чем ты, придурок, думал,
Приключения искать».

*

Стихли нудные метели,
Царь Горох в своей постели
Хоть бока и пролежал,
Слово он свое держал.
Надоело притворяться
Умирающим ему,
Только некуда деваться
В огромадном терему

От лукавых доброхотов
И от подрывной работы,
Тайно засланных врагов,
От дворовых дураков
Тоже бедствия немало,
Значит рано на покой.
Вот явились два нахала -
Генерал и Теневой.

И с порога доложили:
«Новой мы беды нажили,
С дуру заслан в лес Лутон,
И уж если встретит он
Ведмедя; - так драться будет
С атаманом, не шутя.
Ладно, коль себя погубит,
Ну, а если - Ведмедя»?

Из Гороховской постели
Словно перья полетели
Нецензурные слова.
Все таки была права
Мудрая его царица -
Вряд ли кто на свете мог
Виртуозно так матиться,
Как сердитый царь Горох.

Речь примерно так звучала:
«Расскажите мне сначала,
Раз - туды - т - твою качель,
Кто затеял канитель
С этим грёбаным Лутоном?!
Кто его погнал в леса?
Ищут в поле, а под домом
Роет рыжая лиса.

Если твой боец, скотина,
Укокошит побратима
Моего в лесу густом,
Под каким - нибудь кустом,
Ты тогда не сможешь боле,
Гриша, за царя радеть,
Как горшок на частоколе
Будешь радостно блестеть.

На ходу ли наша дыба,
Что же ты молчишь как рыба
И трясешь - то головой,
Вездесущий Теневой?
Запчастей ли не хватает,
Иль башка от дел благих
Только и соображает:
Как бы выпить на троих?»

«Ладно, гладко все как в сказке,
И бревно, и цепи в смазке -
Только некого пытать,
Надо ворога искать.
Где - то в закоулках царства, -
Теневой в ответ сказал, -
Злоумышленник коварство,
Видно, долго затевал».

«Фильку выгоняй на волю,
Пусть, стервец, не ходит боле
Мимо царских теремов. -
Царь сказал. - У катухов,
У конюшен его место -
Не у Зирина окна,
У меня же дочь - невеста,
И притом всего одна.

Вот недавно пропадала,
Мне еще хужее стало.
Мамки - няньки, сорок дам,
За одной, скажу я вам,
Ни хрена не доглядели -
Дочка спряталась от них.
Дуры бегали, галдели,
Уж потом пустились в крик.

А нашли в стогу соломы,
Возле Филькиного дома.
Говорит, что прилегла,
Ведь замерзнуть же могла.
Сердцем чую перемены,
Так что Фильку выпущай,
Но, чтоб не было измены,
Глаз с паршивца не спущай.

А на оборотня надо
Нам устраивать засады.
Нынче же на теремах,
На высоких деревах
Первых лучников сажаем,
Маскируем простыней,
И ворону поджидаем,
Дорогой подарок мой.

*

Рано утром, в час рассветный,
Углядел дозор секретный
С башенки сторожевой
Блик на небе золотой.
Он упал, земли коснулся
Он поднялся ввысь опять.
Птицей рыжей обернулся -
И давай тут глотку драть.

Закружился, заметался,
Но назад не возвращался -
В царский двор он залетел
И на Зирин терем сел.
На злодея устремился
Сразу целый ворох стрел.
Увернулся, в небо взвился
И к конюшням полетел

Оборотень трижды клятый.
Запустил в него лопатой
Конюх Филька с пьяных глаз,
И попал ему как раз
Черенком он по бочине,
Хоть не целившись кидал,
Ворон вякнул и к скотине
Тряпкой на навоз упал.

Пьяный конюх, свирепея,
Стал душить того злодея.
Рыжий ворон - сразу в крик:
«Отпусти меня, мужик!
Извалял всего в навозе,
Как корова барабан,
Околею на морозе,
Сдохну от смертельных ран».

Филька внес в конюшню птицу,
Заворачивал в тряпицу,
Вытирая кровь с крыла,
Хмуро буркнул: «Ну, дела»…
Рассказал колдун, стоная:
«Тридцать лет с тех пор прошло,
Как бесчисленные стаи,
На родимое село
 
Орды хана налетели,
Поимели, что хотели.
Кто пошел к ним на поклон,
Угоняли тех в полон,
А которые сдаваться
И не думали врагу,
Шли с погаными сражаться -
Все остались на снегу.

А потом меня мальчонку,
Взяв за детскую ручонку,
Привязали к стременам.
Потащили по холмам,

По трескучему морозу -
Я едва не околел.
Как конвой привел к обозу,
Был уже я бел как мел.

Потеплей меня одели,
Накормили, отогрели,
Растирая щеки, нос,
Довели меня до слез
Две девицы - полонянки.
И я плакал, не шутя,
По маманьке и батяньке
Семилетнее дитя.

Находясь в обозе хана,
Вольно я ходил по стану,
Часто с рыжей детворой
Я вступал в кулачный бой.
Дрался яростно, не скрою,
И удар всегда держал,
Через пару лет со мною
Взрослый драться не желал.

Бил задире в челюсть сразу.
А потом к моим проказам
Хан приглядываться стал,
А однажды мне сказал,
Что он сделает первейшим
Поединщиком меня,
Что вручит мне меч острейший,
Даст доспехи и коня.

Я же в тайне ночкой темной,
Уголок найдя укромный,
Лук натягивал тугой,
Коль ломал, так брал другой.
Я решил: когда сумею
Лук натягивать «на раз»,
Сразу рыжему злодею
Засажу стрелою в глаз.

Жил три года при обозе,
Весь в кумысе и навозе,
На четвертом лишь году
Отвели меня в Орду.
Убивать людей учили,
Раны пылью заживлять,
За провинности лупили,
Но старались поощрять

За хорошую работу,
За богатую охоту.
Наставляли, я клянусь,
Уважать Святую Русь -
За копной цветок не сохнет
И засушливой порой,
У копны и конь не сдохнет
Даже  лютою зимой.

Хан - великий благодетель
Почему - то добродетель
Слабой волей называл,
Он лишь силу уважал.

Если город не сражался
И ворота открывал,
Да покорно сам сдавался -
Хан его не разорял.

И братва три дня гуляла,
Сытых девок обнимала,
Заставляла мужиков
Резать коз, овец, быков.
Выполняли хлеборобы
Все приказы как всегда -
Насыщается утроба,
Отъедается Орда!

Но у стен иного града
Стой хоть целый год осадой -
Из бойниц летит хула,
По стене ползет смола.
«Глянь, ворота завалили
Чем попало изнутри,
Стенобитной чушкой били,
Ты попробуй отвори!»

Без обоза враз засохнет
Или с голоду подохнет
Враг у крепости такой.
И, на все махнув рукой,
Уводил полки Поганый
Под привычный крик ворон,
Крик противный непрестанно
Доставал со всех сторон.

А однажды утром рано
Русский князь приехал к хану,
Видно с южной стороны,
(Вдрызг разбитые штаны,
Значит, долго ехал верхом
Он на срочный разговор).
Князь у входа, сняв доспехи,
Быстро прошмыгнул в шатер,

И пока он был у хана,
Взял из одного колчана
С оперением цветным,
С наконечником златым
Смертоносную стрелу я.
Веря в твердость своих рук,
В тетиву вложил тугую,
Натянул я мощный лук.

Эх, попала б тому хану
Точно в грудь его погану
Смертоносная стрела,
Да поспешность подвела.
Вышел он, стрелу пустил я,
Только хану нипочем,
На лету срубил вполсилы
Он стрелу своим мечом.

Что потом со мною было!
Вся Орда, наверно, била
Невезучего меня.
Привязав к хвосту коня,
По степи потом таскали.
Всю одежду об кусты
Вместе с кожею содрали
Кровожадные скоты.

Я простился с жизнью было,
Да Орда ко мне остыла,
В яму бросив как дрова,
Позабыла до утра.
А наутро баб голодных
К хану занесло в шатер,
Двух колдуний с гор холодных,
С северных хрустальных гор.

Ты заметь: вокруг Гороха
Все устроились неплохо,
Ладят все между собой,
И на Русь пойти войной
Всякий рад, да всяк боится.
Кто пытался нападать,
Тот не то что поживиться -
Был готов свое отдать.

Царь с колдуньями шептался,
Долго фыркал и плевался,
И старушек застращал,
Потому как обещал,
Что сгноит со мной их в яме,
Если за кратчайший срок
Не нашепчут заклинанье,
Чтоб зачахнул царь Горох.
И старухи северянки
Развели в зеленой склянке
Толи зелье, толь настой.
Наконечник золотой,
Тот, что метил в сердце хану,
Испоганили бурдой
И ко мне швырнули в яму,
Чтобы стал я меткой злой.

В золотой кукуй вороны
Превратился я - ни стона
Уж, ни плача не издать,
Ни ругнуться, твою мать…
И за что такие муки
Мне приходится терпеть?
Во попал сатрапу в руки,
Не сбежать, не помереть.

Тут старухи прибежали,
Наверх быстренько подняли
И доставили в шатер.
Хан сказал мне: «С этих пор
Будешь ты служить мне верно,
Как собака чабану,
Я за это непременно
Прежний вид тебе верну.

Мы пошлем тебя гостинцем
С нашим лучшим проходимцем
Нынче к вашему царю.
Я тебя ему дарю
В знак большого уваженья.
Он, конечно, засмеет,
Скажет: просвистел сраженье,
А теперь гостинцы шлет.

Пусть злорадствует, быть может,
Он тебя в тайник положит,
Ты лежи там год - другой,
Недоделок золотой,
Как в гробу в своей квартире,
Избавленья жди сквозь сон.
А когда поедут к Зире
Женихи со всех сторон,

Тут- то царь кукуй достанет -
И тогда твой час нагрянет,
Возвернется в тело дух,
(Я повешу тех старух,
Если чуда не случится),
Злую силу обретешь,
Ты сумеешь превратиться
Хоть в слона, хоть в песью вошь.

Обращайся хоть в ворону,
Но всегда поближе к трону
Постарайся все же быть,
Чтоб цареву дочь сгубить.
Только изведешь девицу,
Метод годен тут любой,
Так обратно возвратится,
Обещаю, облик твой».

Дал мне кличку: Наконеча,
Что я деспоту отвечу?
Наконеча я и есть,
Растоптал мою он честь.
Сам - то хан почил недавно,
Коль не брешет Теневой.
Так из - под земли Поганый
Верховодит надо мной.

Я Софон! А не тупая,
Головешка золотая
Не конец я золотой
От стрелы той роковой?
Ведь душе не стать, наверно,
Ни коварнее, ни злей.
Полюбил я, брат, царевну,
Полюбил - и хоть убей».

Филька ранку обработал
Забродившим чуть компотом,
Да и сам глотнул чуток
Из бадьи, один глоток.
И, чтоб птичка не страдала,
В клюв раззявленный налил -
Конюх, вся округа знала,
Никогда один не пил.

Вдруг вороны той не стало,
На узлах с овсом лежала
Дочь царева. «Твою мать,
Перекис компот, видать. -
Заругался пьяный Филя. -
Как хорошее вино,
Глянешь - перекисло или
Уже выпито давно».

Поднялась с мешков девица
И сказала: «Превратиться
Я могу в кого захошь -
Хоть в свинью, хоть в песью вошь».
Филька вскрикнул: «Наконеча?!
Не пугай, прошу тебя.
С перепугу покалечу -
Не узнаешь сам себя.

Превратись ты в птичку снова
Или в дойную корову.
Только в царственных особ
Впредь не превращался чтоб!
А, тем более, - в царевну!
Честно я всю жизнь тружусь,
Но из - за тебя, наверно,
На колу я насижусь.

Ну, а вдруг какой завистник
Подглядит и сразу свистнет
Куда надо? Теневой
Приведет с собой конвой.
И пойдут лупить бедняжку,
Ты же снова убежишь,
Превратишься хоть в букашку,
Хоть в задрипанную мышь.

Может и беда случиться:
Вдруг невинности лишится
Дочь царя на стороне,
На каком - нибудь гумне?
Я и пикнуть не успею,
Если дядька Теневой
Здесь меня поймает с нею,
(А по сути - то с тобой),

Непременно покалечит.
Неужели, Наконеча,
Так задачка нелегка
Превратиться в мужика?
Постарайся стать собою,
Попытай хотя бы раз.
Что ж мне с малою нуждою
Всякий раз бежать на баз?

Коль твой хан лежит в кургане,
Как же о твоем обмане
Он узнает под землей?
Не колдун он, не святой,
Чтобы связь иметь с живыми.
Про таких мы говорим:
«Много их - и хрен бы с ними,
Сдох один - и хрен бы с ним».

Зира грустно улыбнулась,
На навозе кувыркнулась -
Перед конюхом возник
Рыжий, как он сам, мужик.
И высокий, и красивый,
И осанистый такой.
«Да ты точно Орлик сивый,
Видишь, у кормушки той? -

Конюх нервно засмеялся. -
Что ж ты в птицу превращался?
Превратился бы в царя
И пытал всех почем зря.
Стал сейчас ты сам собою,
Так, что к Зире в час ночной
Проберись как тать в покои
И секрет ей свой раскрой».

«Как я ей секрет раскрою,
Если был я не собою,
Когда с нею переспал? -
Наконеча духом пал. -
Свой обман раскрыть любимой
Никогда я не смогу,
Под твоею ведь личиной
Был я с Зирою в стогу».

«Вон откедова угроза! -
Филька вилы взял с навоза. -
Ты с царевной будешь спать,
А я должен отвечать?
Я тебя сейчас, подлюгу,
Прямо в стойле запорю,
Вот и сделаю услугу
Нынче батюшке царю».

Не дослушав бранной речи,
Из конюшни Наконеча,
Как побитый побежал,
А во след ему заржал
Толи Орлик, сивый мерин,
Толи Филька, пьяный тать,
Он детали, я уверен,
Не готов был уточнять.

*

Подпевая звонкой вьюге,
Череп страшного зверюги
На дрючке Лутон везет,
Лыбится как идиот.
Следом с сотнею надежной
Едет хмурый царь Ведмедь,
Вдруг из - под руки тревожно
Стал по верх голов смотреть.

Выезжает им навстречу
На каурке Наконеча,
Но, завидевши отряд,
Рад был повернуть назад,
Но удрать ему не дали,
Навалились все гурьбой
И с пристрастием пытали:
Кто, куды, зачем, на кой?

Что ж тут храбрым притворяться,
С оголтелой сворой драться,
Ведь у сотни дураков
Ровно двести кулаков.
И решился Наконеча:
Ничего не утаю,
Что терять? Терять - то неча -
И открыл печаль свою.

Развела костер ватага -
Нет ни родины, ни флага -
Из листвяжницы сухой,
Доставала харч простой :
Хлеб да сало, лук да яйца,
Да баклажек сто вина,
Как - то ведь обогреваться
Сотня молодцев должна.

Грелась шумно, смачно ела,
А потом дружина пела
Про лихого Ведмедя,
А, немного погодя,
Добры - молодцы уж спали,
Задвошали у костров -
Будто бы куда - то гнали
Стадо бешеных коров.

Вьюга выдохлась под вечер.
Спал в обнимку Наконеча
С черепушкой ведмедя,
Как с игрушкою дитя.
Лишь Лутон бродил по стану,
Одуревший от вина,
Да лихому атаману
Было что - то не до сна.

И вино ему не любо,
Все ворочался под шубой,
А под утро вдруг вскочил,
Наконечу разбудил:
«Ты попробуй превратиться
Хоть в корову, хоть в коня,
Я же должен убедиться,
Что не дуришь ты меня».

Наконечу  толь с похмелья -
От вчерашнего веселья,
Толь от холода трясло.
К пню беднягу понесло.
Бился, бился Наконеча
О березовый пенек,
Чуть себя не покалечил,
Так старался, даже взмок -

Ни в кого не превратился,
Он и жизни бы лишился,
Если бы не атаман.
Тот сказал: «А ты, болван,
Головой бы саданулся,
Без мозгов ведь голова,
Облик прежний твой вернулся,
Пали чары колдовства».

Как же эти государи
Добра - молодца достали!
Рыжий хан всегда стращал,
Бросить в яму обещал.
Царь Горох людей сажает
В гневе на кол всех подряд.
Вот теперь Ведмедь пужает,
Жизнь такая - сущий ад.

Подмигнул Ведмедь Лутону
И сказал: «Ишь, пустозвону
Как жениться невтерпеж.
Вот такая молодежь!
А жениться - то охота
Не на дочке кузнеца,
У него одна забота -
Как под Зирина отца

Похитрее подкопаться».
Наконеча сразу драться
Кинулся на Ведмедя,
За базаром не следя.
Атаман схватил в охапку
И к себе его прижал,
Сдвинул дурню на бок шапку,
Что - то в ухо зашептал.

Наконеча засмеялся:
«Как я сам не догадался?
Дорогой мой, царь Ведмедь,
Я готов был помереть,
А теперь мне жизнь - награда
И я думаю: скорей
Мне к моей царевне надо,
Чтоб во всем признаться ей».

Сотня дружно просыпалась,
Снегом шумно умывалась,
Весела - то и бодра,
Как и не пила вчера.
Все мы были молодыми
И не знали ни рожна,
Как же в старости больными
Будем охать с бодуна.
*

Царь Горох гостей встречает,
Побратима обнимает,
Как родному говорит:
«До сих пор душа болит,
Перенервничал немножко,
Откровенно говоря,
Все боялся, что Лутошка
Подкрадется втихаря

И запустит дротик в спину»…
«В жизни никогда не кину
Даже камень земляной,
Если враг ко мне спиной…» -
Проворчал Лутон, но тихо,
Чтоб не слышали цари,
Он  - то знал, разбудишь лихо -
И суши, брат, сухари.

Государи до обеда
Удалились для беседы,
Так сказать, о том, о сем,
В тайной комнате вдвоем.
Уж не виделись два года -
Все заботы да дела,
То поганая погода,
То дорога подвела.

Так бы мраком и покрылось
То, о чем же говорилось
В тайной комнате полдня,
Но кухарка, чур, меня,
По указке Теневого
Туда раньше пробралась -
И на печку как корова
С копыта;ми забралась.

А цари за чаркой меду
Говорили про погоду,
Про усиленный кордон
От врагов со всех сторон.
Русских воинов хвалили,
И про заготовку дров
Тоже долго говорили.
И от этих скучных слов

Задремала вдруг кухарка.
Но уж скоро стало жарко -
На печи и за столом.
Стукнув мощным кулаком
По серебряному блюду,
Царь Горох давай орать:
«Эту грязную паскуду
На кол буду сам сажать!»

Атаман же начал злиться:
«Так ведь смерти не боится
Наконеча, ты поверь,
Его даже лютый зверь
Обегает стороною,
Потому что он - герой.
Хочешь славному герою
Свечку вставить в геморрой?

Он на хана покушался,
Потому и оказался
В ситуации такой -
Загремел в горшок ночной.
Столько лет он там томился,
А когда пришла пора
Мстить, он в Зиру так влюбился,
Что не сгонишь со двора.

А Софон, его так звали
До того как засовали
В наконечник золотой,
А потом - в горшок ночной
Погубил таки девицу,
Но красиво погубил:
На соломе дочь царицы
Девственности он лишил».

«Как меня заколебали!
Предали и обокрали -
Не враги на стороне,
А свои в родной стране.
Но надежду все ж лелею,
Что не к конюху она
Приросла душою всею,
Что не с ним была нежна

Может быть, она любила
Не вонючего дебила.
Знаю я - любовь слепа,
А, порою, и глупа,
Вот весною даже щепка
На другую хочет влезть,
Даже высохшая репка
Может в погребе зацвесть.-

Царь сказал уже у двери. -
Вот мы Зиру и проверим.
С тем и вышли из двери
Хитроумные цари.
Уж коней своих буланых
На конюшне распрягла
Сотня молодцев, и в бани
Строем с песнею пошла.

Царь, взглянув на череп зверя,
Проворчал: «Теперь поверю,
Что Лутон и впрямь - храбрец,
Ведмедя сразил боец.
Да, таких страшил на пики
Никогда я не сажал,
Но зачем ты, солнцеликий,
Шкуру с черепа содрал?»

«Как я с ведмедём могучим
Встретился в лесу дремучем,



Как мечом я замахал,
Так ведмедь и деру дал.-
Текст, заученный в дороге,
Под диктовку Ведмедя,
Стал царю чеканить в ноги
Перегрищем смердя.-

Толстозадый, удирая,
Грузно по лесу путляя,
Промеж двух берез застрял,
Заревел он, задрожал.
Я схватил за хвост зверюгу,
Богатырь я или нет,
Из ведмедя с перепугу
Так и выскочил скелет.

Череп взял я для отчета,
Весь скелет мне неохота
Было на себе переть,
На хрена мне весь ведмедь?
Конь сбежал, когда я дрался
С огромадным байбаком,
Я один и добирался,
То есть, с этим черепком.

«Вот так радость, вот так встреча! -
Теневой  тут Наконечу
Обошел со всех сторон. -
Самый рыжий из ворон
Наконец - то объявился
Показать нам образ свой,
Ни в кого не превратился,
А явился сам собой.

А ну - ка, пойдем со мною,
Я допрос  тебе устрою.
Рассказал мне коневод:
Как вы пили с ним компот
На конюшне; ты был птицей,
Птицей рыжею при том,
Как ты погубил девицу,
Дочку царскую, Софон..

Я тебя пытать не стану,
Я вопросами достану -
Одуреешь отвечать.
Ты зачем пришел опять?
Опозорил дочь цареву,
Так беги отсель скорей!
Нет, дурак приперся снова  -
И попал меж двух царей.

В жернова зерно попало
И в мгновенье пылью стало.
Представляешь, баламут,
Как они тебя зажмут?
Как меж двух собак котенок
Будешь жалобно пищать.
Это, брат, тебе не телок
На соломе совращать. 

«Так веди меня на плаху!
Думаешь, помру со страху?
Нет, любой позор стерплю
Я цареву дочь люблю.
Я подобно ей девицы
Никогда ведь не  встречал.
И готов на ней жениться!» -
Наконеча прокричал.

«Не хочу тебя обидеть,
Но кого ты мог увидеть,
Угодив в горшок ночной? -
Улыбался Теневой. -
Ну а вот на счет  женитьбы -
Я не стал бы и мечтать.
До утра тебе дожить бы,
А не сказки сочинять.

Ну, а доченьку Гороха,
От князей до скомороха,
Каждый в жены взять горазд.
Только, кто же им отдаст?
Зиру царь Горох смиренно
За любого отдает,
За того отдаст царевну -
За кого она пойдет.

Если Зира полюбила
Фильку, рыжего дебила,
А не рыжего тебя,
То она, его любя,
Проклянет тебя навечно,
Непременно проклянет,
И выходит - Наконечу
Дыба смазанная ждет.

Царь велел: «Подать Филиппку!
И не бить дорогой шибко
Дорогого молодца,
Не губить фасад  лица.
Пусть его хмельная рожа
Бледный вид приобрела,
Пусть на задницу похожа,
Но, чтоб целою была.

Вот за Филькой побежало,
Побежало и пропало
Восемнадцать мужиков..
Отославши дураков,
На серьезную работу,
Начинаешь понимать,
Что работу идиоту
Впредь не стоит доверять.

Вскоре дикий рев раздался,
Будто в яму лось сорвался
И не вылезет теперь,
Но орал не дикий зверь -
Филька пьяный, не желая
Топать к грозному царю,
Всех посыльных от сарая
Раскидал по пустырю.

Наконец они скрутили
И на царский двор втащили.
Шебутного дурака,
Как упрямого быка.
Он увидел Наконечу,
Моментально протрезвел:
« Рыжий ворон! Поколечу,
Чтоб в Орду не улетел».

И пока его держали,
В драку кинуться не дали,
Наконеча наскочил,
Дебоширу нос разбил,
Сивым задом обзывая.
Но и стража не спала -
Стража царская лихая-
Дуэлянтов разняла.

Вот поставили их рядом,
Наконечу с "сивым задом" ,
И велели замолчать,
Друг на друга не кричать.
Царь Горох сказал царевне:
«Кто из этих женихов
Люб тебе? Не то в деревне
Еще много дураков».

Вот  царевна встала с трона,
Подошла она к Софону
И, прильнув щекой к нему,
К суженому своему,
Ничего и не сказала.
Да чего тут говорить?
Долго принцев отвергала,
Чтоб бродягу полюбить.

«Подцепила обормота…
Вышла б замуж по расчету
И была  при барыше,
С милым рай и в шалаше,
Но не долго, без съестного.
Пусть поставят им шалаш
Возле терема резного,
Раз нашла такая блажь. -

Теневой сказал торопко. -
Вот женился на холопке
Там какой - нибудь холоп,
И уж рад - то остолоп,
Что жена теперь под боком
Всяк доступная лежит,
Тронешь пальцем - брызнет соком,
Жажду Миньке утолит

Вот и вся любовь, Надёжа.
Вон и у Софона рожа
Точно как у холуя.
Столько лет он как змея
Грелся под твоей периной,
Жаждал мести день и ночь -
И за эту вот скотину
Ты отдашь родную дочь?»

Царь ответил Вахромею:
«Подозрение имею,
Что, седая борода,
Не любил ты никогда.
Сердце правит, а не разум,
Ты мне душу не трави!
Никогда ничьим приказом
Не разжечь  пожар любви».
*

Свадьбу пышную сыграли,
С уваженьем приглашали
В гости бывших женихов,
Матерей их и отцов.
На Руси, уж коль гуляют,
Так  компанией большой,
Свадьбу весело справляют.
Дружно пьяною толпой.

Все на свадьбе побывали -
И непьющие гуляли,
Но напиться  не пришел
Первый пьяница - посол.
«Ах, посол пропал, -вздыхали. -
Разорвали кобели!»
Так ведь, если бы искали,
Обязательно нашли.

Не найдут никак Ажбала,
И мартышка убежала,
Видимо искать пошла
Ненавистного посла.
Вот куда она девалась,
Вот кому она нужна?
Слух прошел: к конюшням кралась
Поздно вечером она.
*

Вот и свадьба отгремела.
Снова троица сидела
В тайной комнате полдня,
Тонким серебром звеня.
«Мы пошлем в Орду от трона,-
Царь сказал, - послом Софона,
Мирный заключать союз.
Наконеча наш - не трус,
Он язык ордынцев знает,
Всех зверей, и птиц, видать.
Пусть сейчас он не летает,
Да и хватит уж летать».

Так они и порешили,
В путь Лутона снарядили.
Что же Зира? Как она?
С ним поехала жена.
Что ей все увещеванья
Твердолобого отца?
Отвечала на прощанье,
Слякоть удалив с лица:

«Я поеду за любимым,
Хоть во славе, хоть гонимым,
Хоть на самый край земли,
А меня, отец, не зли.
Языка не слушай злого -
Я уйду, как не крути.
А собаку Теневого
Ты на дыбе прокати.

И уехала с Лутоном,
Схоронилась за кордоном
От родного - то отца.
Задолбал Горох гонца,
Каждый месяц заставляя
Через степь, в Орду скакать:
Как там дочь его родная?
Надлежит подробно знать.


*

Царь, с подушкой обнимаясь,
Просыпался, оставаясь,
Все еще во власти сна,
Прошептал: «Пришла весна».
Он вставал уже с постели,
Начинал уже ходить,
Сны срамные одолели -
Все нормально, будем жить!

Солнце яркое светило,
Из под шторы глаз слепило,
Государь с постели встал
И к оконцу пошагал.
Хоть в ногах и нету силы
Ни стоять и ни ходить,
Но хвороба отпустила,
Царь воскликнул: «Будем жить!»

Вот и жизнь уж на исходе -
Сколько их осталось дней?
Государь едва доходит
До уборной до своей.
И болезней он имеет
Не один уже букет,
Но душою не стареет,
Не дряхлеет старый дед.

Сны порой такие снятся!.. -
Самому себе признаться
Невозможно по утрам,
Это просто стыд и срам.
Государю стало сниться,
Начал он едва вставать:
Пышногрудые девицы
Прыгают к нему в кровать.

А сегодня дочка снилась,
Будто с облачка спустилась
С ребятенком на руках -
И ворвался в сердце страх,
На душе тревожно стало -
Царь Горох сошел с лица,
Злость как каша закипала:
Все забыли про отца.

Слышит : шум и разговоры.
Царь Горох раздвинул шторы,
Смотрит вниз, а под окном -
Дочка Зира и Лутон.
А вокруг полно народа,
Все здесь царство собралось -
И из сердца сумасброда
Тихо уходила злость.
               
Строго смотрит дочь родная.
Как команда заводная
Докучает горожан
Тройка рыжих мальчуганов,
Тройка рыжих хулиганов
Всем покою не дают,
К воеводе пристают.
У вояки для веселья
Меч пытаются отнять,
Гриша сам его с похмелья
Не берется поднимать.

Слезы жгут глаза Гороха:
«Я сегодня вижу плохо. -
Волновался старичок. -
Где же главный, грудничок?».
А четвертого ребенка,
Напрудившего  в пеленку,
Няня, ласковая мать,
Побежала пеленать...

*