то, что пропахло мною

Из всех обжитых здесь координат
Одни, и лишь одни пропахли мною –
Тревожным смехом, снегом и войною,
Каменьями, ветрами за спиною,
Следами на тропе и наугад.

Из всех отцветших солнц, зажжённых звёзд
Меня полсотни только будут помнить,
Полгорсти снега на земной ладони
И лет, плывущих сонной Летой в коме,
Меня узнают сразу, за сто вёрст.

Потянется, как будто бы спросонок,
На запах рук, легко качнувших даль,
Из пелен забытья, как из пелёнок,
Пережитого гордый оленёнок –
С ресниц моих солёный есть миндаль.

2

В ней тьма, кажись, болела тыщу лет,
Но было то, что зорькой  алело.
Со страстью говорила только: "Нет!"
А как она одна жалеть умела!

Со смехом умирала: "Подожди... –
Бессмертны дети, птицы и паяцы!"
Любила в ночь идти, в закат, в дожди,
В слезах и  ветках, путаясь, смеяться!

– А что с ней завтра стало, это – быль?
– А завтра было то, что долго снится,
Доколе ветер спать спешит в ковыль,
Мироточит печаль на мудрых лицах.

– Не знаешь?
– Ни чуть-чуть! Но – поживём!
В ней  жизни  на полмира, верно, хватит.
За солнцем вслед она бежит жнивьём,
...Но жарче ли оно её объятий?..

3

на этой стене моя тень танцевала одна
как рук очертания, линии тела, волос...
Аннушка Смолякова


Я реже уже сквозь отчаянье... реже  танцую,
Чтоб смерть отвести, тьму сжигая в себе и окрест!
Уже не бросаю, как вызов, – шепчу «Аллилуйя...»
И только один, только Твой, мне оставили крест
Ушедшие... Будто сошедшие в пологи ночи
Без горсти любви, утешения – дети чумы.
Не взяли  опресного хлеба, слезы: "Будет очень...
На тропах проигранной сердцем смертельной войны!"

И всё отболело мучительно, всё отгорело
В пожарах закатов,  остыло в мерцании льдов...
Но сердце в последний миг тело без жизни согрело
И мудрость на руки склонилась молчанием вдов.

Забудется холод стены... Тень моя танцевала
На ней, по осколкам безжизненно-жгучего  льда...
Осталось так много ещё!  О, осталось так мало –
И даже во снах не вернусь я однажды сюда.

4

Когда полягут все мои враги,
Я руку протяну навстречу другу:
"Меня ты, если сможешь, сбереги!.."
Пущу коня в луга, сложив подпругу...

Когда полягут все мои враги,
Пожму плечами: "Как мне жить иначе?"
И ком застрянет в горле: "Помоги…"
"Пусти..." – скажу – "Пойду с конём поплачу".

И без седла, уздечки – поскачу
Заре навстречу, вечер обгоняя.
С улыбкой свистнет ветер в спину: "Чу!
Коня и волю лишь на смерть меняют".

5

Пока я полжизни болела,
Ты шил мне весёлые платьица:
"Носи их во сне, королева!"
"Во сне, так  во сне... Тоже нравится!"

Пока я полжизни болела,
Семь шкур небо сбросило синее:
Алело в горячке, белело,
Глаза я открыла: "Красивое!!"

И снег, стогом выросший в марте,
В коробочке звёздной – подарочный!
И я – возле стога – на карте,
Под куполом облачно-арочным.

Снег пахнет ванилью? Нет, снегом!
Как сода – всегда пахнет содою!
Болезнь оказалась побегом...
И платьица... Мне ли за модою?

P.S

Не страшитесь. Каждый сам узнает
Небо своё странное на ощупь.
Небо не фанатиков и прочих
Книжников, убийц и прохиндеев...
Люди, не спокойной – доброй ночи!
Той, что душу бережно разденет...
Аннушка Смолякова



Это небо  – тёплое на ощупь –
Всем смертям  упрёком  – состоялось!
Поперёк под ним – ручей и роща,
А оно – алеющая проща:
От прощенья до прощанья... Проще? –
Клейкая, тугая мира завязь!

Вход в него игольных ушек уже,
Я сама могу плестись где инде,
Я могу, представьте, быть снаружи!
Хоть  оно по венам хлещет, глубже!
– Встаньте, на проверку небо выньте!
А оно с улыбкой смотрит в лужи...

Это то, что вечно неизменно,
Сколько здесь ни майся, расширяясь.
Смыслом и словами не измерить,
Радостью одной:  не потеряюсь!
Мы на юг, на север? – Всё здесь – верно!
Только с небом личным – настоящий!

Мне дано одно смешное  небо,
Что всегда, представьте, мне по росту!
Следует за мною ежедневно,
Зазвенит слезою  – камень бросьте.

Мой янтарный, колыбельный невод...
А кому–то горло режет костью.