близко и далеко

     ситуация Гулливера обрисована недостаточно, известно приблизительно, где он жил, чем занимался, но этого мало, он так тосковал по столице и университету, что попытался вернуться в аспирантуру, что, конечно, было невозможно, ему следовало, как советовали преподаватели на кафедре, взять академический отпуск, но он предпочел обрубить концы и теперь в отчаянии пытался ухватиться за обрывок, но рука его не дотягивалась, да и обрывка никакого не было, галлюцинация, вызванная переохлаждением, обезвоживанием, потерей крови, он был похож на матроса торпедированного военного корабля, Тихий океан, жаркая ночь, ты устраиваешься на палубе, в одних штанах, а где-то за километр японская подлодка уже выпустила две торпеды, и вот ты уже в воде, держишься за какую-то доску, ночь, звезды и сужающиеся круги акул, при переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к северо-западу от Вандименовой Земли , меня всегда интересовало, где находится эта Земля, теперь я знаю – в Индийском океане, между двумя котловинами, Южно-Австралийской и Тасмановой, буря могла отнести корабль Гулливера как раз к первой, в сторону Большого Австралийского залива, то есть знаменитая Лилипутия находится недалеко от южного побережья Австралии, и остров Робинзона располагался вблизи устья Ориноко, но что значат мили и километры в такой ситуации, Гулливер мог добраться до столицы за полтора часа самолетом, включая проезд в аэропорт и из аэропорта, однако в том виртуальном мире, где он жил, это расстояние было неизмеримым, как и Робинзон, он жил на острове Отчаяния, он держался за свои мечты, как за спасательный круг или жилет, если вспомнить сравнение с матросом потопленного корабля, иногда на него находили сомнения, правильно ли он сделал, что ушел из университета, и тогда он чувствовал, что захлебывается, и вот-вот пойдет ко дну, однако большую часть времени он жил в общении с классиками и уверенности, что когда-нибудь напишет тоже что-то классическое, никакой идеи такого сочинения у него пока не было, он писал рассказы, но они выходили слабыми, подражательными, в них не было ни правды жизни, ни правды вымысла, да и закончил-то он всего два рассказа, никуда их не посылал, и они затерялись в его архиве, теперь ситуация Гулливера прояснилась, и я могу переходить к рассказу о его знакомстве с Платоном, которое неожиданно оказалось для него, который оказался для него, словом, получилось так, будто за ним послали самолет, гидроплан, кто послал? какие-то высшие силы, позднее я поясню, почему выражение «высшие силы» здесь уместно, для этого я должен перевести дух, говоря по правде, моя ситуация ничем не лучше ситуации Гулливера, она гораздо хуже, она попросту безнадежна, и я пишу все это, не рассчитывая услышать шум самолета, я давно уже не прислушиваюсь и не вглядываюсь, моя песенка спета, если то, что звучало, можно назвать песней, скорее, эти звуки напоминали музыку Анны Хольц, которую Бетховен назвал «пердежом» , или как-то так, Эд Харрис замечательно сыграл этот эпизод, имитируя пердеж губами и подыгрывая себе на рояле, эта сцена не уступает сцене дирижирования Девятой, жизнь одних людей напоминает симфонию, а жизнь других сводится к пердежу, и если со мной все ясно, то у Гулливера остается еще шанс, призрачный шанс, жаль, что я не могу ему помочь, все, на что я способен, если способен, – это сообщать факты.

––––––––––––––––––––––––––––
     1. «…при переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к северо-западу от Вандименовой Земли». – Дж. Свифт. «Путешествия Гулливера».
     2. Анна Хольц – персонаж фильма «Переписывая Бетховена» (2006).