Новые записки у изголовья

                Посвящается  Шоко



ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ЛЮБВИ ПРИДВОРНОЙ ДАМЫ СЕЙ СЕНАГОН

 


Японский  император  дарит  розу,
Бамбук  шуршит  и  сакура благоухает,
А на челе его и милость, и угроза,
И легкий парус над водой летает.

Там  четкий  конус  древней  Фудзиямы,
Изгиб  лагуны,  паруса  и  тропки
В рассудок,  в  душу  входят  нежно, рьяно
И  клейкий листик там, как юность, робкий.

Студеных  вод  легко  полуокружье,
А  водоросли  пахнут  огурцом  и  йодом,
Слагая танку,  опускают  ружья
И  всюду  царствует  прозрачая  природа.



Прекрасный господин, как по суху, идет по водам
И созерцает  лак  шкатулок  и  мечей  мерцанье,
И  хрупок  хлеб  его,  он  наполняет  чаши
Вином  весны,  и  на  одеждах  наших
Сияет  драгоценность    мирозданья.



И  рубища шуршат, свистят шелка, а на дороге
Скотина,  колымаги, паланкины. Пешеходы
Встречают  здесь  студеные  восходы
И  замирают вдруг, в надежде  и  тревоге.



И  возникает  лис. За ним скользит луна.
Перо  забыто  на  печальном  изголовье.
И цедит свет светило скудно, и с любовью,
Светильник  погасив и холодея,  ждет  она.



И  тот  же господин в шелках, вослед летящих,
В  оливковом  узорчатом  исподнем
Закрашивает  грустью  день  Господень
И  прячет  рукопись  в секретный  ящик.



Уже  готово  для  императрицы
Приветствие  в  стихах,  стихотворенье,
Но тушь  черна у  милого созданья,
Потуплен  взор ее, опущены  ресницы.




И  нет  исхода  на  исходе  ночи,
Шуршит  листва  и  звук  шагов  не  слышен,
Но жемчуга  на  шее  стали  лишни-
ми, и меч разит, смятением отточен.

Решительно впечатан иероглиф
В листочек рисовой бумаги. Ночь
За полночь валится, и дама, смежив очи,
Считает страсти  дерзкое  отточье.

За чем  и  наблюдали  мы той ночью...

Прекрасный господин в передрассветной мгле,
Как оборотень-лис, растаял незаметно.
Шелка его, как хвост, мели росу, и на траве
Остался след его, весьма, весьма  предметный.

А дама в утренних  одеждах, шпильки  подобрав,
Выходит к розовой заре, как Персефона.
Прекрасный  господин ушел, и он, конечно, прав,
Ведь все равно  ему  ее  не  удержать
На грни  меж  поэзией  и  сломан-
ной судьбой, что уж и вовсе не от них зависит.
Ее, как знают все, рисуют по росе
Хвостами лисы.


О  женщины  в  глухом  средневековье  -
Рассвет,  свобода,  четкое  сознанье,
Шелков  и  стана  легкое  дыханье,
Во взоре светится бессмертная любовь,
И жизнь летит  по  кругу вновь и вновь.


Нагая  ведьма  без  лица  и  смысла
Сторожко  караулит  пешехода,
Он  выйдет из лесу,  преодолеет  воды, 
Поможет  ей  с  колодцем,  коромысло
Наклонит до  обычного предела,
И  рукопись  сгорит,  исчезнет  пена
На  пиве, на воде, придет измена,
Все будет по ее капризу и хотенью.



Кареты  праздника,  пусты  оглобли,
Придворные  в  распахнутых  воротах
Пред клумбой дам,  хлыщи
Отыскивают здесь места для пробы,
С трудом находят, их  плащи
Не в силах  скрыть  присутствия  оружья,
И голубеют томных жадных глаз полуокружья,

И  мокнет  от  жары у них парадный ворот.

А взгляды  из-за  веера?  Их  похоть
Облагорожена простым  желаньем,
Жемчужна кожа  их,  жасмин  -  дыханье  -
Как  господин  прекрасный  станет  охать!


Ужо тебе, таинственная  дама, будет вечер, 
И тьма сгустится между бумажных ширм,
В них заплутает ветер,
И тут-то дама  за  игру  сполна  ответит  -
Платок  растерзанный  зацепится  за  спицу.



Все  умерли,  и  мерзлые  былинки
Звенят  в  ночи  за  стынущей  оградой,
Воспоминания  будить  не  надо,
По  ним  уж  справлены  свои  поминки.

В  зеленой  мгле  младенец  запевает
И  дама отправляется  в  изгнанье,
В  груди  ее  лишь  слезы,  но  стенанья 
Подавлены. Оттаивает сад, лиса хвостом  играет.

Прозрачна  плоть.  Прозрачною  рукою 
Она  зеленый  чай  по  чашкам  разливает.
Студент - он оборотень - лживо глазки строит:
Любовную  игру  привычно  затевает.

О,  берегись, горюющая  дама,
Угроза  на  пороге,  воет  пес  незрячий,
И  прописью,  и  мудростью  ходячей
Ты  не  пренебрегай,  беги  от  срама!


Крыло  волос,  рассыпанные  шпильки,
И  кимоно,  уроненное  навзничь,
И  в  темноте  не  разгядеть  ухмылки,
Светильник гаснет.  Наступает полночь.

И  перекинулся  студент,  и  сломан  коготь,
Застрял  меж  жемчугом  груди  и  белой  шейкой,
Остался,  омерзительный  и  клейкий,
След  оборотня,  клок  волос  и  ноготь...


Служанки подметут, сожгут улики, закопают пепел,
И  скрестят  пальцы,  и  затеплят  свечку,
Мы  станем  снова  танцевать  от  печки,
И  розы  расцветут  на  белом  свете.



На островах меняется погода
И время медленно идет в который раз по кругу,
А звезды, лепестки, и лисья шерсть,и всходы
Спокойно спят. И господа, и слуги.
 
И  наступает тишина перед  рассветом,
Когда  вот-вот начнет шальной петух горланить
У изголовья - рукопись и два письма с приветом,
То юный господин  и тот,  другой, исправить
Пытаются  хоть  что-то. Нам 
Уловки  эти  очень  интересны.
Поскольку - это  издревле  известно  -
Попытки  в данном  направленьи  бесполезны.

А серебро ее седин 
Рассвет  усиливает, темноту разредив,
Петух пропел,  всех лисов обезвредил,
И  спешился  прекрасный  господин.

А  дальше - все как полагается.

Она 
Истаивает  нежно  в  моно-но-аварэ,
Он
Кодекс бусидо торжественно листает,
Молчат цветы,  молчат  земные  твари
И журавлиный клин в осеннем небе тает.