кое-что новое о Гулливере

     в детстве он часто скучал, дожидаясь возвращения матери, и постепенно эта скука приобрела всеобщий характер, стала постоянной, ожидал он, правда, уже не мать, а кого-то другого, чего-то другого, что-то должно было произойти, сейчас я выражусь отчетливее, если сумею, намерение такое у меня есть, если бы произведения оценивались по намерениям, это, без сомнения, заняло бы одно из первых мест в списках бестселлеров, в академических канонах, если говорить о жизни вообще, то ждал он не возвращения, а появления кого-то извне, а может быть, какой-то мысли в собственной голове, он хотел обрести цель, которой бы подчинялись все его поступки, так чтобы ни одно действие или бездействие не уклонялось от этой цели, тогда у него был бы критерий, помогающий определить, что нужно делать, а чего следует избегать, верно ли он поступает сейчас и верно ли поступал в прошлом, это было бы что-то вроде пробирного камня, жизненного алгоритма, его часто раздирали противоречивые желания, например, сделать уроки или сходить в кино, он хотел исполнить долг (ученический и сыновний), но хотел и сходить в кино, часто случалось так, что выполнить оба желания, одно за другим, не удавалось, и тогда приходилось выбирать, или вот еще пример, рукоблудие, мой спасительный круг, чуть было не сказал «скрижаль», часто ему одинаково хотелось и предаться мастурбации и воздержаться от нее, эти примеры не доказывают, не показывают того, что я собирался доказать или показать, ведь в каждом из этих случаев он знал, что нужно делать, недаром же я сказал: борьба долга и желания, но если углубиться в проблему, то окажется, что представление о надлежащем не обладало надлежащей силой потому, что неясны были основания его надлежания, то есть возвышения над чем-то, обретающимся внизу, вправе ли был доктор Моро мучить животных на острове или нет? прав ли был Поль Гоген, бросивший жену и детей ради жизни художника-одиночки? последний вопрос особенно волновал Гулливера, потому что он часто поступал вопреки желаниям родителей, да и позднее развелся с женой, стремясь к одинокой самостоятельной жизни, совсем как Гоген, вот только дела у него не было, в его жизни не было той страсти, какая была у Гогена, Поль много лет плавал юнгой, работал биржевым брокером, но при этом всегда хотел рисовать, живопись была его страстью, и Гулливер хотел бы иметь такое дело, ради которого можно было бы пожертвовать всем остальным, его привлекал образ Гаттераса, на север!  ему нравились жюльверновские и уэлссовские чудаки, полупомешанные, сосредоточенные на одной идее, да, ему хотелось иметь какой-то идефикс, жизнь тогда значительно был упростилась, он жил бы в бедности, один, занимаясь любимым делом, у него не было состояния, как у Гаттераса, но он согласен был и на жизнь Гогена, вот только не хватало алтаря, на котором можно было бы принести все эти жертвы, одно время таким алтарем была музыка, потом шахматы, потом философия, но алтари эти рассыпались, будто изъеденные древоточцем или ржавчиной, или еще по какой-то причине, а без алтаря жизнь казалась бессмысленной, были еще алтари любви, но после развода Гулливер не обращал на женщин внимания, они для него перестали существовать, он плыл на яхте, одинокий и независимый, как путешественник Конюхов, и никто не следил за его продвижением, как следили за продвижением Конюхова, да и цели у него не было такой, как у Конюхова, хотя в итоге все получалось похоже: он наматывал в своей жизни круг за кругом, его жизнь шла по кругу, жизнь-кругосветка, для Конюхова обойти на лодке земной шар, вернувшись в исходное место, значило победить, а для Гулливера это было поражением, вся жизнь его была поражением, так, вообще говоря, живет большинство людей, но Гулливер считал себя предназначенным для чего-то другого, достойным чего-то другого, несмотря на все неудачи, он хотел чего-то добиться, складывается впечатление, что он хотел добиться бессмертия, это мысль, что бы я ни наговорил раньше о его пренебрежении славой (наверняка я что-то об этом говорил), он жаждал ее, он боялся смерти и надеялся оставить в веках хотя бы имя, правдивый факт, самый правдивый из всех приведенных, другие тоже правдивы, ничего, кроме правды, Гулливер мог бы провести жизнь в безвестности, если бы у него была мадонна, как у рыцаря Тогенбурга, но мадонны не было, и любовь заменило желание славы, то же самое произошло и с Марией Башкирцевой, почитайте ее дневники, и вы увидите, как, разочаровавшись в любви, она бросилась искать славы, в случае Гулливера эти два стремления, возможно, уживались, то есть существовали одновременно, и когда одно захирело, другое, естественно, взяло верх, он искал дела, которое принесло бы ему славу, отлично, я выбрался на укатанную дорогу, дальше будет легче, а пока оставим Гулливера в том положении, в котором он оказался, дипломированный философ, подающий надежды аспирант, не знающий, что ему делать в жизни, вот тут-то он и начал читать Гофмана и Ницше, хотя Гофмана он читал раньше, он читал его на первом курсе и сейчас лишь перечитывал, кому придет в голову читать и перечитывать Гофмана, я вижу столбовой указатель с надписью: литература.