Ещё две рецензии

«Книжный Вор» Маркуса Зузака


   Очень странная книга. Буквально с первых слов обескураживает язык: " Тело застынет на вас коркой. Возможно, это случится неожиданно, в воздухе разбрызгается крик. А после этого я услышу только одно — собственное дыхание и звук запаха, звук моих шагов." Критики называют такой язык поэтичным, но я даже в стихах не понимаю, когда говорят о "звуке запаха". На этом я спотыкаюсь. И таких спотыканий в книге настолько много, что сначала становится как-то даже... противно. А потом    становится интересно: всё-таки зачем и почему?

     Зачем автору понадобилось употреблять слова в несочетаемых конструкциях и выворачивать смысл наизнанку? И тут наконец рассказчик представляется:"Ах да, представиться...Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Вы узнаете меня вполне близко и довольно скоро — при всем разнообразии вариантов. Достаточно сказать, что в какой-то день и час я со всем радушием встану над вами. На руках у меня будет ваша душа. На плече у меня будет сидеть какая-нибудь краска. Я осторожно понесу вас прочь." Это смерть. То есть Смерть. И почему-то мужского рода. Он - Смерть... Рассказчик.
      И вот с этого момента оторваться от книги уже невозможно: до самого конца ждёшь,. что Он придёт к девочке Лизель, постепенно поглощая её привычный мир: сначала брата, потом маму, потом приёмных родителей и лучшего друга... Есть ещё еврей, скрывающийся в подвале и сын приёмных родителей, фашист. Упоминается в книге и Сталинградская битва, и это едва ли не единственное упоминание о России в рассказе о Германии с 1939 года... Место действия необычно для дочки коммуниста и еврея. Но что же делать, если ты оказался в центре фашизма и не являешься фашистом? Оставаться человеком? А можно ли оставаться человеком в бесчеловечных условиях, когда поданный еврею хлеб заставляет тебя отправить на смерть сына своего лучшего друга?
      И вот в какой-то момент ты понимаешь и "почему" - почему автор выбирает такой язык и такого рассказчика... Потому что все эти столкновения смыслов, все эти несообразности так раскачивают твоё сознание, что на последних страницах ты начинаешь плакать - наступает катарсис, какого давно уже ты не испытывал по прочтении книг. И в этот момент ты понимаешь, что дело не в еврейско-фашистском вопросе, а ВООБЩЕ в нас самих: достанет ли у нас мужества противостоять системе...
      Вот в православной среде часто я слышу разговоры о последних временах, о том, что надо быть к этому готовым. И я думаю, что никто-никто не может ответить на этот вопрос: выдержишь ли? Не ответишь на него, пока не столкнёшься с ним - со Смертью...


 Дорис Лессинг "Пятый ребёнок"

       Я понимаю, почему автору дали нобелевку. Книга хорошо написана, сюжет оставляет в напряжении до самого конца, характеры прорисованы отлично и героине веришь во всех её странностях и переживаешь за неё...НО в самом конце - и не первый раз с Д.Л. - испытываешь какое-то беспокойство, как будто что-то важное автор не успел сказать или не захотел. А может, и сам не догадывается, что к чему? Но я это люблю, когда ответ не лежит на поверхности. Вообще я покопалась и в биографии Лессинг, до того навязчивой мне показалась тенденция "начинать за здравие, заканчивать за упокой". И вот теперь я понимаю: Д.Л. сама не верит в счастливые семьи и счастливую любовь, поэтому все героини у неё обречены на плохой финал, если не избирают феминистский путь развития.  В "Трава поёт" она вообще сначала свела с ума, а потом убила героиню, а на этот раз ограничилась только полным крахом семейной идиллии. Что хуже - трудно сказать, потому что оставаться в одиночестве и каждую минуту ждать, что ещё натворит твой сын-тролль....

       Да-да-да, это очень популярный в Англии сказочный сюжет: тролли подкидывают людям своего ребёнка вместо настоящего младенца, и этот подкидыш пожирает всё вокруг в прямом и переносном смысле, если от него не избавиться вовремя. У Гарриет есть несколько моментов или возможностей сделать это(избавиться от тролля), но она сознательно ими не пользуется, а однажды даже вызволяет Бена из лечебницы, когда уже жизнь без него, казалось бы, наладилась в семье. И всё время встаёт вопрос об отношениях матери и сына-монстра, матери и других детей(к слову их четверо, и последний, младенец Пол, нуждается в материнской ласке не меньше Бена), наконец, но не в последнюю очередь, и отношения жена-муж(ведь они были счастливой идеальной парой!)

        Автор сознательно разрушает семейные отношения, ставит свою героиню как будто бы в безвыходное положение: Гарриет всё время балансирует на грани, она прекрасно видит, что Бен - не человек, но ей нужно подтверждение этого из уст врачей и родственников. Почему она не доверяет своим ощущениям? Почему она ставит жизнь пятерых людей ниже одной жизни тролля? Почему она своими спасательными действиями нарушает ход событий по реанимации семьи? Потому что она уже давно для себя решила: Бен - это расплата, нельзя быть такой счастливой!

        И вот тут всплывает ещё одна странность: в то время как счастливые будни семьи описываются исключительно в привязке к Рождеству и Пасхе, о Боге в книге не упоминается. В храм никто не ходит, ни в радости, ни в горе молиться никто и не думает. Люди живут в мире, где тролли "выходят на поверхность", где зло осязаемо, но при этом не верят в Творца как управителя нашей жизни. Я знаю, что в книге и не должно было найтись места для Бога, тем понятнее трагедия современного человека. Лессинг оказывается права: не может быть счастлив человек, если он всего хочет достичь своими силами во что бы то ни стало, эксплуатируя всех окружающих, заставляя других оплачивать своё безмятежное эгоистичное счастье, презирая трудности и неудачи родных(ребёнок-даун Эмили). Духовные законы никто не отменял, даже если Бог для этого общества умер...


 П.С. Хочу подчеркнуть, что, говоря об "избавлении", я не имею в виду физическое уничтожение Бена. Это не выход ни в каком случае. Я говорю о попытке найти способ "поменять"(если вспомним сказку) или изменить ребёнка, если мы берём реальную ситуацию. И эти изменения скорее духовного плана, а не физического.