сохранить лицо

     он занимался вдобавок ко всему рисованием, учился рисунку в студии, и у него неплохо получалось, учитель его хвалил, но рисовать вазы, цветы, людей, пейзажи ему было скучно, а привнести в рисунок что-то от себя он не мог, он мог только копировать, удвоение реальности, которая и так его тяготила, фантазия была скована, как и тело за роялем, его пронизывало какое-то внутреннее, душевное напряжение, мешавшее двигаться и воображать свободно, не было ни одного дела, в котором он чувствовал бы радостную свободу, только читая или слушая музыку, он ощущал себя свободным, потому что забывал о себе, но бегал он быстро, парадокс, он был чемпионом школы по бегу на сто и четыреста метров, завоевал второе место в межшкольных соревнованиях, но однажды, когда команда готовилась принять участие в городской эстафете, врач сказала, что у него дефект в сердце, и заниматься бегом ему нельзя, гром среди покрытого тучами неба, еще один камень для мавзолея его надежд, и хотя, по словам врача, дефект этот ничем не угрожал его жизни (если он исключит большие нагрузки), он почувствовал себя так, будто смерть поджидает его в любой момент, он вообще отличался мнительностью, что свойственно ипохондрикам, вроде Шопенгауэра, если бы он читал Шопенгауэра и верил в переселение душ, то наверняка решил бы, что душа Шопенгауэра заняла его немощное тело, он уверил себя, что не доживет и до тридцати, будущее было не радужным: слепота в двадцать пять, смерть от сердечной недостаточности в тридцать, а ведь еще были проблемы с желудком, язва двенадцатиперстной кишки, тошнота и рвота, как он ухитрялся заниматься всем, о чем говорилось, музыкой, шахматами, бегом, рисованием, азартной игрой, сексом и выпивкой, что-то тут не складывается, но факты упрямы, я держусь фактов, я тоже упрям, относитесь к этому как хотите, к кому я тут обращаюсь, ведь я один, и возле меня никого, и вдалеке никого, никаких читателей, даже предполагаемых, жизнь Гулливера превратилась в хаос, бег с препятствиями в разных направлениях, кто-то бежит, кто-то бредет, кто-то ползет, похоже на беспорядочное отступление роты, сражение проиграно с самого начала, он всегда чувствовал себя проигравшим и лишь искал способа проиграть достойно, «сохранить лицо», это было единственное, что зависело от него самого, держаться благородно, стоически, хотя бы на тебя ополчилось море бед , вот почему его привлекали персонажи вроде Атоса, потерять все надежды, но сохранить достоинство, хранить свою тайну, молчать, в современной литературе ему такие персонажи не попадались, только в фильмах – вестернах, некоторых боевиках, Шопенгауэру понравилось бы его умонастроение, но он не читал Шопенгауэра, из серьезных писателей он читал только Кафку, в котором тоже находил что-то стоическое, это слово было ему знакомо, он думал, что оно происходит от глагола «стоять» или «выстоять», на этом описание детства, отрочества и юности Гулливера, как будто, закончено, похоже, мне удалось обойти несколько рифов, несколько мелей, и все благодаря принципам, тем скрижалям, которые и так далее, будут ли они полезными и в дальнейшем, не попадется ли мне новая скрижаль, отменяющая все предыдущие, не знаю, но пока они послужили неплохо, хотя со стороны может показаться, какому-нибудь читателю со стороны, читатель всегда в стороне, а мой читатель в такой далекой стороне, что как бы и вовсе не существует.