Белое платье в пол

Белое платье в пол,
нитка фамильных бус.
…век-истребитель насквозь прошёл:
жди, золотым вернусь,
времени больше нет,
стой во тьме на своём,
как столбовой свет
снежный под фонарём.

Мне ли одной-смешной
всё растопить кругом,
спит за моей спиной
родина мёртвым сном.
Лёд и державный стыд,
больно дышать в снегу,
жемчуг на горле горит,
полный обвал в мозгу.

Как продышать страх,
чем одолеть лёд,
белого платья флаг
ветер цепной рвёт,
светится-тает снег
всё веселей и злей,
словно вот-вот золотой век
будет стране моей.
***

Гравий повизгивает под кедами,
стынет-густеет дорожек расплав,
прямо из гравия прут самосветами
жёсткие уши мелических трав.

Поздние гости на дачу слетаются,
топчутся, бычатся, ищут тепла,
пруд ли волнуют, в кустах рассыпаются,
маются, нервно гудят у стола.

Кто же вас гонит? Садитесь, товарищи,
астры гражданские, танская сныть,
может, зима ожидает нас та ещё,
мало ли что предстоит позабыть.

К северу милому — тучки железные,
к западу ясному — тонущий круг,
тьма на востоке, но, други любезные,
нет, не смотрите на юг.

Там, за косыми заборами, прячется,
косит быльё кругосветная ратница
жатвы грядущего — вдоль настоящего
машет косой из цезур и пустот.
Крутится — как сумасшедшая дачница.
Зимние гимны хвастливо поёт.

Ну её. Лучше нальём за просодию,
гравий и травы с их встречным  огнём,
рифму и красное лето, — за родину.
Выпьем и снова нальём.


    *


И когда ещё соберёмся вот так, вместе.
С ветки антоновка — тук! Прямо на стол.
Плавает запах первой лиственной меди.
Дом заскрипел. Ветер верхами пошёл.

Как я люблю поздние разговоры.
Самые все мои за одним столом,
реки гремят в округе, движутся горы,
и застревают в сумерках перед сном.

Ночь накрывает сад. Что будет с нами?
Трепет кустарный. Треск. Насекомый звон.
“Яблочко” хриплое — где-нибудь за горами
кто-то терзает нетрезвый аккордеон.

Кто грядёт? Набухает новая завязь,
раздвигает корни мёртвого языка,
в электрическом воздухе медленно разгораясь,
имя висит, не названное пока.

    *


Туман поднимается с тёмной воды белея
и руки разводит укрыть от беды
смывая предметы сливая черты, как будто одна на земле я

А там за туманом за мутной стеной в блестящей
в случайно отбившейся капле одной
растёт океан и молотит волной
невидимый свет настоящий

Но шума не слышно но он впереди
но к солнцу и грому и вою
так рёбра подпрыгивают в груди
что кажется — сможешь сквозь стену пройти навылет на вольную волю.
***
Ирина Ермакова