Картинная история

Историю эту, приключившуюся со мной, почему-то очень цепко держит моя память.
Произошла она в августе 2003 года, когда я впервые вместе с туристами из Германии
посетила Петров Град, Петербург, праздновавший к тому моменту своё 300летие
и открывший залы отреставрированной царскосельской Янтарной комнаты. Пропустить
такое событие я, конечно, не могла.

В программе путешествий по городу значилось и посещение Эрмитажа, музея,
с картинами которого я была знакома лишь по книжным иллюстрациям альбома,
купленного мной в детстве в одной из книжных лавок.

Впечатление от посещения Эрмитажа превзошло все мои ожидания. Увидеть знакомые
сюжеты полотен знаменитых мастеров живописи в их полном объёме, удивляясь
технике исполнения, вновь для себя открытыми и необычайно интересными деталями,
восхищаясь эрудицией музейного экскурсовода — всё это превращало день в чудесный,
неповторимый праздник.

У иных картин хотелось задержаться, но сделать это было очень сложно: группа
двигалась вперёд быстрее, чем бы мне этого хотелось. Я всё же решила поотстать
от всех, надеясь достичь их чуть позже. Ах, как это было чудесно — 
бродить одной по залу, от картины к картине, вглядываться, любоваться этими шедеврами на расстоянии, а то и просто обозревать убранство выставочных залов!

Улыбнувшись одной из служительниц музея , сидевшей на своём стульчике в углу,
я хотела было уже двинуться дальше, догоняя своих немцев, как вдруг услышала
её обращение ко мне: "Мадам!..". Я обернулась. Не говоря ни слова, она подошла ко мне, взяла меня за руку и повела в другую комнату, на время оставив свой пост без присмотра.
Картину, к которой она меня подвела, жестом своей руки как бы приглашая полюбоваться вместе с ней своим чудом, была мне очень хорошо знакома. Это была "Юдифь" Джорджоне.

Никогда не забыть мне этого момента. Я судорожно пыталась сообразить: почему эта
почтенная, почти старушка, простоволосая, милая женщина, принявшая меня
за иностранку, но каким-то наитием разглядевшая во мне "союзницу",
решила показать именно её, Юдифь, убившую Олоферна? Не потому ли, что,
несмотря на страшный сюжет, сама Юдифь излучала такое спокойствие, была так
необъяснимо женственна и прелестна, что именно она стала любимицей?

Мы тихо стояли втроём: старушка, Юдифь и я, — на мгновение позабыв обо всём на свете, ощущая, быть может, чувство родства и единства своих трех женских судеб,
известных лишь каждой из нас и тайно хранимых в наших сердцах. Не было шума,
посетителей, — только мы трое, пусть даже на один момент, на те пять минут,
которые мне показались воплощённой вечностью бытия.

Я так и не призналась женщине в том, что я — русская, не вызвала её на разговор
со мной. Мне кажется, это просто было бы тогда лишним. Понимание — это движение души, а не голосовых связок. В данном случае так оно и было: мы поняли
друг друга без слов. Крепко пожав ей руку, я оставила смотрительницу возле её фаворитки и помчалась на розыски своей группы...

06.03.2013