Мелодия, как звук простого гимна. Былинка
Было чувство тревожным и сильным,
А желанье — большим и прямым:
Так хотелось прославить Россию
Небывалым открытьем своим!
Но тянулись унылые будни,
Распирала нас тайная злость:
Махинаторы были и блудни,
Открывателей не завелось.
И привычной дорогой отцовской
Уходили мы в цех и в забой,
И гордились рабочей спецовкой
Как единственно верной судьбой.
И читали впервые, не веря,
Что буржуйской мошне на поклон
Хитроглазо-валютные звери
Ускользали от нас за кордон.
И завзятым врагам на потребу
За деньгу поносили взахлеб
И Отечества бывшего небо,
И вскормивший их некогда хлеб.
Нам такая судьба не годилась;
Дети кровные отчей земли,
Никакую фальшивость и гнилость
Мы с рожденья терпеть не могли.
И поныне, отнюдь не спесивы,
В назначение верим свое:
Пусть не сделались
Славой России —
Мы не стали
Позором ее…
Виктор Коротаев
Мелодия, как зов простого горна
Литература неточно отражает жизнь. Более того, она отражает чье-то видение жизни, а не саму жизнь. Человеческая жизнь наполнена высоким и низким, молитвой и бытом, грязным и чистым. Наша мысль скачет с одного на другое — и человек почти одновременно думает и о смерти, и о стирке белья. Жизнь нельзя разделить на периоды и главы; в гениальной эпопее Горького «Жизнь Клима Самгина» текст идет без разбивки. Меня поддерживает и Лев Толстой: «Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о безчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде остановить свое внимание».
Литература очищает, уплощает мысли и поступки человека, обедняет их, делает плоскими, последовательными. На самом деле мыслительный процесс принятия решений происходит совсем иначе — прислушайтесь к своим скакунам-мыслям.
Литература вынуждена излагать мысли и поступки раздельно, более того, с усложнением действия и увеличением лиц одновременное действие растягивается в сложное последовательное изложение. Кроме того, литература не в состоянии вместить мысли персонажей, предшествующих поступку, и все это приводит к искажению действительности в пространстве и времени. Высказанная мысль есть результат мысленной борьбы противоречия мыслей. Швейцарский писатель Дюрренматт сказал: «Писать — значит устраивать очную ставку с действительностью».
Литература есть условность. Читающий человек производит колоссальную мыслительную работу, переводя плоскость написанного в свойственное человеку объемное восприятие. Настоящий писатель с помощью имеющихся в его распоряжении литературных приемов помогает читателю перевести писательские символы в некую реальность, более или менее близкую к идеалу. Вся настоящая поэзия соткана из символов; поэзия говорит образами и поэтому уже ближе к Истине. Книга устремлена к знанию, поэзия — к чувству.
Несовершенство и беда литературы — в способе изложения. «Нет ничего на свете сильнее… и безсильнее слова!» — восклицал Иван Тургенев. Возможно, в будущем появятся произведения, основанные на иных принципах изложения — появились же трехмерные шахматы. А пока читатель занимается безпрерывной расшифровкой писательских криптограмм.
Чищу книжные полки,
Убираю излишек.
Время мудрой прополки
И насущнейших книжек.
Видно, с возрастом все же
Мы взыскательней судим
И становимся строже
К сочиненьям и людям.
Что-то вдруг устарело,
Что-то вновь зазвучало.
Безпощадно и смело
Счет ведется сначала.
В нашем веке спешащем
Так нужна долгосрочность.
Знаменитых все чаще
Проверяем на прочность.
С полок рушим осколки
Отработанных истин.
Чистим книжные полки.
Не себя ли мы чистим?
Яков Хелемский †2003
Намедни пришел ко мне хороший знакомый. Грязь на дворе, и ноги мокрые.
— Натопчу я вам, — смущается посетитель.
— Ничего, проходи, мы тебе всегда рады, — отвечаю приветливо и думаю: Жена только уборку сделала… натопчет… да и не вовремя он пришел — только я за книгу хотел… Господи помилуй! Госпо… И говорю:
— Слушаю внимательно.
Знакомый стал обстоятельно рассказывать о своей проблеме; детали рассказа сливались в один клубок, а если совсем честно, слова его, влетая в одно ухо, улетали у меня через другое. Что происходит с газетой? никак я не могу сладить и с людьми и с ошиб… Господи помилуй Господи… батюшка так мало говорил со мной… примет издательство книгу или нет… надо материал ко дню Победы добыть… — Приготовь нам чаю, пожалуйста, — говорю жене, страдая от безконечного рассказа. — Конец-то будет… замок в подъезде сломали… надо завтра не забыть ворон покормить булкой… Господи помилуй… как там с книгой дела-то… а батюшка говорит поезжай с женой на Кипр к святыням… Господи…
— Как мне поступить, по-твоему? — задает вопрос гость, и я чувствую, что беседа подходит к концу.
— Да я бы сделал так-то и так-то, — отвечаю. — Дадут мне сегодня поработать или весь вечер пропал… еще чай пить… да ведь нужно попросить его… он может помочь…
— Слушай, а ты не можешь мне помочь? — разговор опять набрал обороты, но жена принесла поднос с чашками. Еще через полчаса мы расстались. Слава Богу… устал я от него могу я хоть вечером побыть наедине…
— Будет время, заходи. Привет супруге.
Как хорошо, что люди не слышат мысли себе подобных!
«Иногда мысль пролетит в голову недобрая… Это вражья стрела. Пускает ее враг, когда внимание желает отвлечь от молитвы и занять чем-нибудь не Божеским». Свт. Игнатий Брянчанинов.
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог.
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, Боже мой, какая скука
С больным сидеть и день. и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
«Когда же черт возьмет тебя!»
Александр Пушкин, «Евгений Онегин»
Свидетельство о публикации №113030110073